- Вы поступили совершенно правильно, Ричардсон. Как вам известно, я опекун мисс Линдон и должен дать ей отчет о ее состоянии, когда оно перейдет в ее полное распоряжение.
- Благодарю вас, милорд.
Мистер Ричардсон поклонился и вышел из комнаты, а граф, нахмурившись, встал и подошел к окну.
"Черт возьми, что опять задумала Петрина?"
Он посмотрел на цифры, выведенные рукой мистера Ричардсона на листке бумаги, и поджал губы.
Граф был уверен, что, дав ему обещание сообщать о всех своих намерениях, Петрина будет стараться это обещание сдержать. Но этого не произошло. И сейчас он ругал себя за излишнюю доверчивость: глупо думать, что хоть одна женщина на свете может быть искренней и честной! Все они обманывают при первой же возможности.
На столе перед ним лежали два письма от леди Изольды, еще не распечатанные. Вот уже несколько дней он не виделся с ней, и леди бомбардировала его посланиями и записками, не догадываясь, что таким образом только приближает конец их связи.
В отношении прекрасного пола граф был само непостоянство. Ему неизменно становилось скучно с тобой женщиной, как бы ни была она прекрасна и привлекательна Леди Изольда не была исключением. Обнаружилось это очень быстро. Ее речи стали казаться графу чересчур напыщенными, а постоянные жалобные просьбы жениться на ней вызывали зевоту. И уж ее никак нельзя было назвать женщиной, с которой ему хотелось бы связать свою жизнь.
Правда, он и сам точно не знал, какая именно женщина была бы достойна его любви. Но в одном граф был уверен: она не должна походить на Изольду ни внешне, ни поведением.
У него было уже слишком много affaires de coeur, и он не мог не знать, что финал, как правило, бывает очень неприятен для обеих сторон. Что же касается Изольды, то с ней он должен быть особенно осторожен, иначе расставание с этой леди будет стоить ему слишком дорого.
- Проклятие! Зачем я только связался с ней! - воскликнул граф с досадой в голосе.
Правда, трудно было устоять перед мощным натиском леди Изольды: она буквально преследовала его, движимая страстным желанием заполучить его в мужья.
Размышления графа были прерваны появлением Петрины. Она вбежала в его комнату, как всегда задорная и оживленная. Граф обернулся к ней, и глаза его потемнели.
- Простите за опоздание, дорогой опекун, - сказала Петрина, сверкнув глазами, - но, когда вы меня позвали, я принимала ванну. Конечно, я могла бы поспешить, но тогда мне пришлось бы предстать перед вами в одном полотенце. Не думаю, что вы одобрили бы это!
Она непринужденно засмеялась и приблизилась к графу, очень привлекательная в бледно-голубом утреннем платье, отделанном мелкой оборкой и узкими бархатными ленточками того же цвета. Взглянув ему в лицо, Петрина замерла - она только сейчас заметила, что граф настроен отнюдь не дружелюбно.
- Что случилось? - спросила она упавшим голосом.
- Я думал, что могу верить данному вами обещанию, - голос графа был резок, как удар хлыста, - но вижу, что ошибся.
- Какому обещанию? - спросила Петрина. - Если вы имеете в виду обещание посвящать вас в свои планы, то я его не нарушала. Я не сделала ничего предосудительного, уверяю вас.
- Вы лжете! - жестко оборвал ее граф. - И позвольте вам заметить, Петрина, что для меня нет порока отвратительнее, чем лживость.
- Но... я не лгу.
- Нет, лжете! - грубо ответил граф.
- Но что случилось, в конце концов! Объясните, в чем я провинилась.
- Вас шантажируют?
Граф заметил, как она удивилась и широко раскрыла глаза.
- Клянусь всем, что для меня свято... Меня никто не шантажирует. И в любом случае я не подала никакого повода к шантажу.
- Тогда, может быть, вы объясните мне вот это, - произнес граф зловеще. Он протянул ей листок, который держал в руке. Петрина посмотрела на цифры, и краска залила ее щеки.
Граф победоносно прошелся по кабинету и остановился у камина.
- А теперь я, может быть, услышу правдивый отчет?
Петрина слегка вздохнула.
- Я хотела вам рассказать, но подумала, что вы не... поймете.
- Что это за человек и почему он имеет над вами такую власть?
- Но такого человека не существует!
- И вы думаете, что я вам поверю?
- Но это правда!
- Тогда кому вы отдавали деньги?
После паузы Петрина сказала:
- Это... мои деньги.
- Но отвечаю за них до вашего совершеннолетия я!
- Может быть, я должна была... спросить у вас разрешения, но я чувствовала, что вы... помешаете мне сделать то, что я... хотела.
- В этом вы можете быть совершенно уверены.
- Я не могла вам тогда рассказать.
- Но вы можете рассказать мне сейчас! - настойчиво повторил граф.
Петрина опять заколебалась, а потом тихо сказала:
- Я хотела узнать у вас, как помочь тем несчастным девушкам, но чувствовала, что вы... не одобрите и... помешаете мне. И поэтому я решилась дать им денег без вашего ведома.
- Каким девушкам? - Граф удивленно посмотрел на нее, а потом сказал более мягким тоном - Может, вы расскажете обо всем с самого начала? Мне довольно трудно уяснить себе, о чем вы толкуете.
С этими словами он сел в кресло у камина и кивнул головой Петрине, указывая на кресло рядом.
Она робко присела и настороженно, потемневшими глазами взглянула на графа, словно опасаясь, что он будет с ней чрезмерно резок.
- Однажды утром, когда вашей бабушке нездоровилось, я поехала по магазинам с горничной Ханной. Когда мы вышли из кареты, то увидели стоявшую поодаль девушку с младенцем на руках. Он показался мне таким худеньким и болезненным на вид. Она попросила меня помочь, и я дала ей немножко денег. И так как девушка была очень юная, я спросила, чей это ребенок.
Петрина бросила на графа быстрый, несколько смущенный взгляд и продолжила, понизив голос:
- Она мне рассказала, что ей было всего четырнадцать, когда она приехала в Лондон из деревни в поисках работы. На остановке дилижансов к ней подошел некий человек и сказал, что поможет ей. - Петрина перешла почти на шепот: - Он ее напоил джином, и она не очень уверена, что случилось потом, но больше она его не видела.
- Такие вещи случаются с девушками, которые тайком приезжают в Лондон, - сухо заметил граф.
- Этель - так ее звали - сумела устроиться на работу, но, когда стало известно, что у нее будет ребенок, хозяева ее уволили. - Голос Петрины дрогнул. - И единственное, что ей оставалось, чтобы не умереть с голоду, это стать проституткой.
Наступило неловкое молчание, и, так как граф ничего не отвечал, Петрина заговорила опять:
- А когда родился ребенок, ей пришлось просить милостыню, чтобы хоть как-то выжить.
- И она вам это все рассказывала, а вы стояли на улице и слушали ее?
- Но мы были не на Бонд-стрит, а на Мэдокс-стрит, на которой не так много прохожих, - объяснила Петрина. - И мне было очень ее жалко. Я отдала ей все деньги, что были со мной, и пришла на следующий день, чтобы дать побольше, но не нашла ее.
Граф издал нетерпеливое восклицание, и Петрина поспешила докончить рассказ:
- Я не могла спать в ту ночь и все думала, какая она худая и больная и какой маленький и больной у нее ребенок.
- Ну, это объясняет трату некоторой суммы денег, однако что вы скажете об остальных?
- Когда я ездила по Лондону с вашей бабушкой, я видела оборванных мальчиков и девочек с накрашенными лицами и в ярких платьях, которые стояли и заговаривали с проходящими джентльменами.
- Вам не следует замечать подобные вещи! - резко заметил граф.
- Но как я могу не замечать, если я не слепая? - возразила Петрина.
В ее голосе послышался прежний вызов. Затем, словно испугавшись, что рассердила его еще больше, она продолжала более спокойно:
- Я читала об условиях существования женщин и молодых девушек в Лондоне, об уличной проституции и как этих женщин эксплуатируют...
- Это не подходящее для вас чтение, - заметил граф. - Где вы могли почерпнуть такие знания?
Петрина не ответила, и он настойчиво повторил свой вопрос.
- В ваших газетах и журналах, - еле слышно проговорила Петрина.
- Но они не предназначены для ваших глаз.
- Думаю, ничего ужасного нет в том, что меня интересует, как живут в Лондоне обычные люди, - возразила Петрина. - И я читала не только "Политический наблюдатель", который обо всем этом пишет, но и речи в палате общин.
Граф знал, что в парламенте много раз обсуждались доклады специального комитета, который был образован в прошлом году для изучения реальных условий существования отверженных обществом женщин.
Полицейские, на честность которых можно было положиться, выступили в качестве свидетелей, и члены парламента были ошеломлены и шокированы тем, что узнали.
Эти сведения живо обсуждались в обществе, но исключительно среди представителей сильного пола, - дамы не решались проявить интерес к этой теме. Поэтому он был потрясен осведомленностью Петрины, хотя вслух сказал только:
- Я желаю знать, кому еще вы давали деньги.
- Боюсь, как бы вы не рассердились на меня, - ответила Петрина, - но однажды вечером, после того как я познакомилась с Этель, я сама прошлась по Пиккадилли, чтобы собственными глазами увидеть, как это происходит...
- Вы прошлись по Пиккадилли?! - едва вымолвил граф. - Одна?!
- Нет, не одна, я не настолько глупа! Я оставила карету в конце Бонд-стрит и велела лакею Джиму сопровождать меня.
- Но Джиму не позволяется поступать таким образом! - загремел граф.