Цветок с черными распущенными волосами до пояса подносила Учителю стакан воды, и старец изрекал: «Только когда вы поймете, что вода выпила меня так же, как я ее, вы поймете дзэн». Для целеустремленных и старательных студентов 50-х это было глумлением над здравым смыслом. Воспитанные в духе прагматизма однокурсники были возмущены, зато Эбби понял на всю жизнь: балаган — лучшая форма изложения сложных понятий.
Студенческая жизнь 50-х была однообразна и размеренна — Эбби она удручала. И тогда он стал «Бо» — богемой. Со всеми вытекающими последствиями: джаз, свитер, небритая щетина, джинсы, неряшливый вид, черные очки и чтение битников.
После блестящей защиты диплома в Брендейсе Эбби персонально приглашен для работы над диссертацией в Калифорнийский университет. Как известно, диссертации по психологии надо защищать по темам типа «Общее и особенное в когнитивных процессах». Труд же Эбби хотя проходил по кафедре теории обучения и экспериментальной психологии, но посвящен был — ага! — шаманизму, колдовству и черной магии.
После недолгого преподавания в Беркли Эбби женился на столь же богемной прелестной и нескладной девушке Шейле. Родился сын, пришлось искать более денежную работу и кормить семью. Два года Эбби Хоффман проработал психотерапевтом в Уорчестерском госпитале для душевнобольных, параллельно посещая в университете вечерние занятия по истории кино. Экспериментальный кинематограф братьев Мекасов отбил у Эбби вкус к авангарду и привил любовь к Голливуду. Зато труд в дурке (как, впрочем, и пребывание там в качестве пациента) дает заряд на всю жизнь. Идеология 60-х вообще густо замешана на наблюдениях, вынесенных из шизухи — от неофрейдизма, Кена Кизи и научных опытов с галлюциногенами до замечательного эксперимента немецких «новых левых» по созданию на базе частной психушки революционного «Социалистического коллектива пациентов». Среди пациентов Хоффмана было два Иисуса, один Сталин, пожиратель воздуха и несколько душегубов. Изучая тяжелые клинические случаи, Эбби понял, что «тараканы в мозгах» — результат последовательного и неукоснительного выполнения запретов и предписаний господствующей культуры и общепринятых норм, подавления естественных эмоций. Парадокс тут состоит в том, что Истеблишмент лицемерно утверждает: раз на прочих не похож, значит, спятил. Меж тем как самая тяжелая форма паранойи — это конформизм, истовое и ревностное отношение к официальным идеалам. Были в психушке и другие пациенты, свободные от условностей и заморочек. Эбби невольно стал им завидовать и пришел к мысли, что психушка — это территория естественной свободы, окруженная Всемирным Дурдомом.
Молодого психиатра пригласили добровольцем поучаствовать в экспериментах с галлюциногенами. В начале 60-х ЛСД еще считалась легальным стимулирующим средством, и ЦРУ проводило опыты по воздействию на сознание с помощью психотропных веществ. Будучи студентом Беркли, Эбби уже пытался заработать денег с помощью ЛСД и отстоял 2 часа в очереди, но в число подопытных не попал из-за наплыва желающих: каждому добровольцу, заглотнувшему «колеса», выдавалось по 150 долларов. На этот раз Хоффману удалось-таки стать подопытным, и он отдался экспериментам с такой самоотверженностью, что со временем бросил работу и семью, дом, автомобиль и имущество. Этому печальному периоду своей жизни Эбби посвятил в своих мемуарах главу «Как ЦРУ подсадило меня на ЛСД». Дилан был прав: времена меняются. Через несколько лет ЦРУ начнет подбрасывать ЛСД и травку политическим диссидентам, а Эбби возглавит борьбу против использования университетских лабораторий для нужд ЦРУ и Пентагона.
В 1964 г.