- Мы будем подниматься наверх, - предупредил отец, и моя мать слегка побледнела.
Мы с ней были кошками - мы боялись мест, которых не могли понять, долин, в которых спящие фараоны смотрели из своих тайных покоев. Нефертити - та вошла бы в эту долину, не замешкавшись ни на миг; она бесстрашием была подобна соколу, как и наш отец.
Мы шли под жутковатый грохот систрумов; я смотрела, как на моих позолоченных сандалиях отражается угасающий свет. Когда мы поднялись на скалы, я остановилась, чтобы взглянуть на землю сверху вниз.
- Не останавливайся, - предостерег меня отец. - Иди дальше.
Мы продолжали с трудом идти через холмы, а быки с пыхтением прокладывали себе путь по камням. Теперь жрецы шли впереди нас и несли факелы, освещавшие нам путь. Затем верховный жрец заколебался, и я испугалась, что он заблудился в темноте.
- Отвяжите саркофаг и распрягите быков, - распорядился жрец, и я увидела высеченный в скале вход в гробницу.
Дети заерзали, зашумев четками, а женщины, позвякивая браслетами, принялись переглядываться. Потом я увидела узкую лестницу, ведущую под землю, и поняла их страхи.
- Мне это не нравится, - прошептала мать.
Жрецы освободили быков от ноши и взвалили позолоченный саркофаг на плечи. Потом отец крепче сжал мне руку, чтобы подбодрить меня, и мы последовали за нашим мертвым царевичем в его покои, от света заходящего солнца в непроглядную тьму.
Осторожно, чтобы не оступиться на камнях, мы спустились в скользкие внутренности земли, стараясь держаться поближе к жрецам с их факелами. Внутри гробницы их свет отбрасывал тени на стены, на которых было изображено двадцать лет жизни Тутмоса в Египте. Женщины танцевали, знатные вельможи охотились, царица Тийя подносила своему старшему сыну лотос с медом и вино. В поисках поддержки я прижалась к руке матери, и, когда она не откликнулась, я поняла, что она мысленно возносит молитвы Амону.
Внизу спертый воздух сделался сырым и к запаху гробницы добавился запах земли. В свете факелов появлялись и исчезали изображения: раскрашенные желтым женщины и смеющиеся мужчины, дети, опускающие цветы лотоса в воды Нила. Но самым страшным был синеликий бог подземного мира, с посохом и цепом Египта в руках.
- Осирис, - прошептала я, но меня никто не услышал.
Мы продолжали спускаться в самые потаенные глубины земли, а затем вошли в комнату с высоким сводом, и я ахнула. Здесь были собраны все сокровища, принадлежавшие царевичу: раскрашенные баржи, позолоченные колесницы, сандалии, отделанные мехом леопарда. Мы прошли через эту комнату и вступили в самую отдаленную погребальную камеру. Отец наклонился ко мне и прошептал:
- Не забывай, что я тебе говорил.
В пустой комнате бок о бок стояли фараон и его царица. В свете факелов нельзя было разглядеть ничего, кроме их силуэтов и длинных саркофагов усопшего царевича. Я почтительно поклонилась, и моя тетя сдержанно кивнула мне; она запомнила меня во время ее нечастых визитов в Ахмим. Отец никогда не брал ни Нефертити, ни меня в Фивы. Он держал нас подальше от дворца с его интригами и похвальбой придворных. Сейчас, в дрожащем свете факелов, я заметила, что царица не изменилась за те шесть лет, что я ее не видела. Она по-прежнему была маленькой и бледной. Ее светлые глаза оценивающе взглянули на меня, когда я протянула руки в приветствии. Интересно, что она думает о моей темной коже и необычно высоком росте? Я выпрямилась. Верховный жрец Амона открыл "Книгу мертвых" и принялся читать нараспев слова умирающих смертных, обращенные к богам.
- Позвольте душе моей прийти ко мне оттуда, где она есть. Придите за моей душой, о вы, Стражи небес. Пусть душа моя узрит мое тело, пусть она опочиет в моем мумифицированном теле, пусть оно никогда не будет уничтожено и не пострадает…
Я оглядела зал в поисках Аменхотепа Младшего. Он стоял в стороне от саркофага и каноп, сосудов, в которых внутренние органы Тутмоса должны были отправиться в загробную жизнь. Царевич был высок, выше меня, и красив, несмотря на светлые вьющиеся волосы. Я задумалась: можем ли мы ожидать от него великих свершений, если всегда предполагалось, что царствовать будет его брат? Аменхотеп передвинулся к изваянию богини Мут, и я вспомнила, что при жизни Тутмос очень любил кошек. С ним должны были похоронить его любимицу, Та-Мив, чье мумифицированное тельце лежало в отдельном золотом саркофаге. Я осторожно коснулась руки матери, и мать обернулась.
- Ее убили? - шепотом спросила я.
Мать, проследив за направлением моего взгляда, посмотрела на крохотный гробик рядом с саркофагом принца.
- Говорят, будто после смерти царевича она отказалась от пищи.
Верховный жрец затянул Песнь души, плач, обращенный к Осирису и богу с головой шакала, Анубису. Затем он закрыл "Книгу мертвых" и объявил:
- Благословение внутренних органов!
Царица Тийя сделала шаг вперед. Она опустилась на колени, встав прямо на землю, и по очереди поцеловала все канопы. Затем то же самое проделал фараон. Я увидела, как он резко обернулся, взглядом отыскивая в темноте младшего сына.
- Теперь ты, - приказал фараон.
Его младший сын не шелохнулся.
- Теперь ты! - прикрикнул фараон, и эхо многократно усилило его голос.
Все затаили дыхание. Я посмотрела на отца; он угрюмо покачал головой.
- Почему я должен склоняться перед ним? - с негодованием произнес Аменхотеп. - Он отдал бы Египет жрецам Амона, как и все цари до него!
Я в испуге прикрыла рот ладонью. На мгновение мне показалось, что сейчас Старший кинется через погребальную камеру, чтобы убить его. Но Аменхотеп был его единственным оставшимся в живых сыном, единственным законным наследником египетского трона, и народ ожидал, что его сделают соправителем отца, как всегда делалось с наследным царевичем, достигшим семнадцатилетия. Старший будет фараоном Верхнего Египта и Фив, а Аменхотепу предстоит править Нижним Египтом из Мемфиса. Если и этот его сын умрет, род Старшего пресечется. Царица быстро подошла к младшему сыну.
- Ты благословить внутренности твоего брата! - приказала она.
- Почему?
- Потому что он - царевич Египта!
- И я тоже! - яростно произнес Аменхотеп.
Царица Тийя сощурилась.
- Твой брат служил нашему царству, вступив в войско. Он был верховным жрецом Амона, посвященным богам.
Аменхотеп расхохотался.
- Так ты любила его сильнее потому, что он мог убивать то, что благословлял?
Царица Тийя гневно втянула воздух.
- Иди к своему отцу. Попроси его, чтобы он сделал тебя солдатом. А потом посмотрим, какой из тебя выйдет фараон.
Аменхотеп развернулся и порывисто склонился перед фараоном.
- Я стану воином, как мой брат, - поклялся он.
Подол его белого плаща скользнул по земле, и визири покачали головами.
- Мы с тобой вместе сможем возвысить Атона над Амоном, - пообещал царевич. - Мы сможем править так, как некогда представлял себе твой отец.
Фараон вцепился в свой посох, как будто тот мог поддержать его клонящуюся к концу жизнь.
- Это было ошибкой - растить тебя в Мемфисе, - заявил он. - Нужно было растить тебя вместе с твоим братом. Здесь, в Фивах.
Аменхотеп быстро поднялся и распрямил плечи.
- У тебя остался только я, отец. - Он протянул руку старику, завоевавшему дюжину стран. - Вот, возьми. Возможно, я не воин, но я построю царство, которое будет стоять вечно.
Когда стало понятно, что фараон не возьмет руку Аменхотепа, мой отец шагнул вперед, чтобы выручить принца из неловкого положения.
- Позволь твоему брату упокоиться с миром, - негромко попросил он.
Аменхотеп наградил своего отца взглядом, от которого даже Анубису стало бы не по себе.
До той поры, когда мы вернулись к баржам и поплыли через Нил и плеск воды заглушил наши голоса, никто не осмеливался заговорить.
- Он ненадежен, - сказал мой отец, когда мы уже плыли обратно в Ахмим. - На протяжении трех поколений наша семья давала женщин фараонам Египта. Но я не отдам свою дочь этому человеку.
Я завернулась поплотнее в шерстяной плащ. Отец говорил не обо мне. Он имел в виду мою сестру, Нефертити.
- Если Аменхотеп станет соправителем своего отца, ему потребуется главная жена, - сказала мать. - Ею станет либо Нефертити, либо Кийя. А если это будет Кийя…
Она не договорила, но все мы понимали, что она имеет в виду. Если это будет Кийя, то визирь Панахеси получит власть над Египтом. Это будет легко и логично - сделать его дочь царицей: Кийя уже замужем за Аменхотепом и почти три месяца как беременна его ребенком. Но если она станет главной женой, нашей семье придется склониться перед Панахеси, а это немыслимо.
Отец поерзал на подушках и задумался; слуги гребли на север.
- Нефертити было обещано, что она станет женой царя, - добавила моя мать. - Ты сам ей это говорил.
- Когда был жив Тутмос! Тогда все было спокойно и считалось, что Египтом будет править…
Отец закрыл глаза.
Я смотрела, как над баркой восходит луна. Когда времени прошло достаточно, я решила, что уже безопасно будет задать вопрос.
- Отец, а что такое Атон?
Отец открыл глаза.
- Солнце, - ответил он, глядя на мою мать.
Они обменивались не словами, но мыслями.
- Но ведь Амон-Ра - бог солнца.
- А Атон - само солнце, - объяснил отец.
Я ничего не поняла.
- Но почему Аменхотеп хочет построить храмы богу солнца, о котором никто не слыхал?
- Потому что, если он построит храмы Атону, жрецы Амона станут не нужны.
Я была потрясена.
- Он хочет избавиться от них?
- Да. - Отец кивнул. - И пойти против законов Маат.