– Я уже предлагала тебе перейти на органическое питание, но ты сказал, что это слишком дорого.
– Значит, тебе нужно сократить бюджет в других областях.
Отличное предложение. Ладно, скоро отец перестанет быть ее проблемой.
– Маргарет позвонит тебе и назначит встречу.
– Ладно.
После еще нескольких оскорблений, в основном по поводу ее ведения хозяйства и воспитания ребенка – например, если она не научит Дилана подбирать свои игрушки сейчас, он никогда не научится и избалуется, как она в детстве, – сенатор ушел. Почему их разговоры всегда оставляли ее вымотанной и эмоционально истерзанной?
– Ого. – Колин вышел из спальни в одних вчерашних брюках. – Он всегда с тобой так разговаривает? Так снисходительно? Как с ребенком?
– На публике он говорит не так, да?
– Почему ты его не пошлешь подальше?
– Как я уже говорила, я ему принадлежу.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве рабство не уничтожено при Линкольне? 1864 год, кажется.
– 1865-й. Но он сенатор. Правила к нему не относятся.
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала, – сказал Колин. – Тебе это нужно.
– Что?
Он рассказал, и Ровена не удержалась от смеха.
– Господи, зачем мне это делать?
– Потому что всем иногда нужен мятеж. И потому что будет весело. И потому, – с ухмылкой добавил он, – что сенатор меня бесит, и я хочу, чтобы он подергался.
– Не думаешь, что это как-то по-детски?
– Нет ничего дурного в том, чтобы время от времени вести себя по-детски.
Ровена не могла отрицать, что это будет весело, и то, что отец вскипит, было несомненным бонусом.
– Ладно, – согласилась она.
✻✻✻
Вечером в субботу, в восемь тридцать, Ровена стояла перед зеркалом, изучая свое отражение. Драматический макияж, кроваво-красные ногти, высокая прическа, получившаяся с пятнадцатой попытки, и, наконец, черное креповое платье в пол с рукавами-накидкой, которое никогда не выходило из моды, – и все еще налезало с помощью утягивающего белья.
Вместе с накрашенными ногтями и высокими каблуками – которые уже отчаянно жали, – общий эффект получался весьма неплохим. После питательной маски волосы заблестели, а тональный крем, на котором настояла Триша, придавал ее лицу магическое свечение. И к тому же совершенно прятал веснушки.
В целом она выглядела чертовски сексуально, по крайней мере в собственных глазах. Трудно представить, что, когда она в последний раз надевала это платье или вообще наряжалась, Дилана не было даже в проекте. Поразительно, как все изменилось. Как она изменилась.
Ровена нанесла последний мазок блестящей красной помады, сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, схватила сумочку и вышла из комнаты. По ступенькам пришлось спускаться осторожно: она много лет не надевала каблуки и не хотела ознаменовать свое возвращение в светское общество падением со ступенек. По дороге она поискала взглядом Колина, но не увидела.
– Ровена! – воскликнул кто-то, когда она ступила на мраморный пол фойе, и, оглянувшись, она увидела старого друга отца.
– Конгрессмен Ричардс, здравствуйте, – сказала она, подставляя щеку для поцелуя. – Как приятно вас видеть.
– Ты великолепно выглядишь. Цветешь под калифорнийским солнцем.
– Наверное.
– Твой отец сказал, что ты плохо себя чувствуешь.
– Мне намного лучше.
– Помнишь мою жену, Кэрол? – сказал он, подзывая жену жестом.
– Конечно, – ответила она, обмениваясь с Кэрол воздушными поцелуями; она никогда особенно не любила эту женщину. – Как я рада вас видеть.
– Ровена, ты выглядишь сногсшибательно! – ответила та. – А как твой милый сын? Он, наверное, уже совсем большой!
Ладно, может, она не такая плохая.
– Он замечательный, спасибо, что спросили. Ему два с половиной.
– Они так быстро растут.
– Слишком быстро.
– Помнишь мою подругу Сюзи? – Кэрол подхватил Ровену под локоть, представляя.
Следующие пятнадцать минут ее передавали от одного человека к другому. Многих она знала; другие недавно появились в близком кругу сенатора. И, как ни странно, все как будто были искренне ей рады. Никто не шептался и не хихикал у нее за спиной. Казалось, что она… на своем месте. Не было только единственного человека, которого она действительно хотела видеть.
– Привет, красавица, – негромко сказал кто-то у нее за спиной, и сердце забилось так отчаянно, что дыхание перехватило.
Она обернулась к Колину, все ее силы уходили на то, чтобы не броситься ему на шею. В подогнанном по фигуре смокинге, с приглаженными волосами и чисто выбритым лицом, он выглядел как положено графу.
– Мистер Миддлбери. – Она вежливо кивнула и подала руку. – Вы выглядите очень хорошо.
Колин не пожал ей руку, а поцеловал и мягко сказал:
– А вы выглядите потрясающе.
Внезапно температура в комнате упала, словно призрак из прошлого Ровены прошел мимо, и она немедленно поняла, что приближается ее отец. Набрав воздуха в грудь, она подумала: "Сейчас начнется".
– Ровена, милая, зачем ты спустилась?
Голос у него звучал ласково, но когда Ровена обернулась, то прочитала в его глазах: "Какого черта ты делаешь?"
– Привет, папа, – сказала она таким же сахарным тоном, каким разговаривал с ней отец, искренне надеясь, что он не заметит нервной дрожи. По крайней мере, при всех этих людях он не смел ее отчитывать. Хотя потом ей достанется. – Я просто очень не хотела опять пропускать твою вечеринку.
Она постаралась не морщиться, когда отец поцеловал ее в щеку. Его ладонь обхватила ее предплечье, и пальцы впились в безмолвном предупреждении.
– Ровена, солнышко, тебе стоит вернуться в постель.
– Я прекрасно себя чувствую, – сказала она, осторожно высвобождая руку и не переставая улыбаться. – Думаю, у меня просто болела голова.
– Я как раз говорил вашей дочери, как хорошо она сегодня выглядит, – сказал Колин, и Ровена бросила ему неприязненный взгляд, играя роль.
– А в другие дни я выгляжу как тролль?
– Ровена, – одернул ее сенатор.
Но Колин только рассмеялся:
– Все в порядке, сенатор. Это просто игра. Я делаю ей комплименты, а она отвечает резкостями. Меня это развлекает.
Ровена ответила взглядом, который выражал, что ее-то это совершенно не развлекает.
– Вы позволите пригласить вас на танец, Ровена? – попросил Колин, и прежде, чем она успела открыть рот, сенатор сказал:
– Она с радостью потанцует с вами.
Он сказал это только по одной-единственной причине – потому что знал, что ей не хочется. Или так думал. Это был очередной способ поставить ее на место, показать, кто здесь главный.
Колин протянул руку и широко, высокомерно улыбнулся. Ровена неохотно приняла жест, хотя на самом деле она жаждала прикоснуться к нему, почувствовать на себе его руки. Она целый день этого ждала. Колин вывел ее в центр зала. Она старалась казаться напряженной, когда он притянул ее к себе, но в глубине души хотела растаять, прижаться, обвить его шею руками, притянуть голову вниз и поцеловать.
Наклонившись к ее уху, он сказал:
– Ты отлично играешь. Даже я убежден, что ты меня ненавидишь.
– Но мне так неприятно опускаться на его уровень, играть в его игру.
– Зато ты хорошо играешь.
– Именно это меня и пугает. Не хочу быть как он.
– Пока что ты уложила его в нокаут.
– Но позже он на мне отыграется.
– Вопрос в том, как ты себя чувствуешь сейчас. Тебе нравится? Ты довольна?
– Честно говоря, да.
– Это главное. – Колин посмотрел на ее руку, которую сжимали пальцы отца, и позволил проявиться толике гнева на лице. – Там, где он тебя схватил, рука покраснела.
– У меня светлая кожа, она легко краснеет.
– Он на тебя давит.
– Может, в следующий раз нужно выплеснуть ему в лицо шампанское.
– Ты не пьешь.
– А имбирный эль не произведет такой же эффект. – Ровена подняла на него взгляд и невольно улыбнулась. – С тобой мне хорошо. – В ответ на его приподнятую бровь, она пояснила: – Я себе нравлюсь.
– Это правильно. Ты невероятная женщина. Я это вижу. Твои друзья видят. Не видишь только ты и твой отец. О чем это тебе говорит?
Что она, вероятно, слишком долго слушала отца.
– Как думаешь, кто-нибудь заметит, если я укушу тебя за ушко? – спросил он. – Или поглажу пониже спины?
– Наверное. Но я знаю, где нас не увидят.
Ровена сразу поняла, что заинтересовала его.
– Двери в том конце комнаты ведут на балкон. Справа, за тем огромным кустом в горшке, есть темный уголок. Встретимся там через пять минут?
– О да.
Глава 16
После окончания танца Ровена резко кивнула, словно едва могла придерживаться вежливых манер. Колин не знал, видит ли их сенатор, но она продолжала игру. Его поражало то, что мужчины провожали ее взглядами, женщины сгорали от зависти, а Ровена ничего этого не замечала. Ее самооценка была настолько растоптана, что Колин не знал, сможет ли она исцелиться. Но сегодня, когда она сказала, что рядом с ним нравится себе, он понял, что исцеление возможно. И хотел быть тем, кто поможет ей, кто поддержит ее на долгом и болезненном пути. Но, честно говоря, она заслуживала лучшего.
Учитывая его недавнее знакомство с двуличием сенатора, Колин испытывал искушение послать его подальше. Договор был, конечно, важен, но ничто не может быть настолько важно – разве что вопросы жизни и смерти. Но он этим причинил бы вред не только своей семье, но и всей стране. Именно они нуждались в договоре.