- Изменений не будет, - повторил Юнус слова телеграммы. Это означало, что Шэн Шицай хочет перетянуть Ходжанияза на свою сторону, а оставленному в одиночестве Сабиту-дамолле нанести удар. "Кто знает, как бы и меня не сегодня завтра не обрекли на одиночество". Задумавшись, Юнус вздрогнул от этой внезапной мысли.
- У вас озноб, жар, наверное, начинается, байвачча. Выпейте-ка вот гранатового сока - на сердце легче станет, - Турди протянул пиалу.
Юнус с отвращением глянул на Турди и обратился к Чжу-шоже:
- Передай Шэн-дубаню: "Поняли" - и отдыхай.
2
Поднявшись на заре, Ма Цзыхуэй понаблюдал за военной подготовкой солдат, а потом взошел на стены крепости - осмотреть состояние оборонительных сооружений. Цитадель кашгарского Нового города, можно сказать, окружила себя баррикадами. На четырех углах возведены башни-паотаи с тремя пулеметными гнездами каждая, у всех четырех ворот по бокам установлены пушки. Вокруг цитадели построено новое ограждение высотой в рост человека, с бойницами для стрелков, а перед ограждением вырыт и заполнен водой широкий ров. Сколько раз уйгуры пытались взять цитадель штурмом, но все попытки разбились о прочность укреплений и неустрашимость дунганских солдат. Распорядившись добавить на стене еще мешков с песком, Ма Цзыхуэй остановился над южными Воротами прощения и приставил к глазам бинокль.
Солнце уже поднялось над хребтами Куньлуня и залило бескрайний оазис. Далеко-далеко виднелись крошечные фигурки дехкан, взмахивавших кетменями. "У нас тоже появилась первая зелень, тоже началась пахота… Эх, где те дни, когда я просто выращивал овощи?" - вздохнул Ма Цзыхуэй. Отец его был искусным огородником. Их зелень созревала дней на десять раньше, чем у других, и не его ли отца уважительно называли Ма-сифу - мастер Ма? Не думал Ма-сифу, что, дав образование единственному сыну, лишится его… "Что мне здесь надо, для чего я покинул родину, а? - затосковал Ма Цзыхуэй. - Ведь не учили же меня родители обрекать на лишения таких же тружеников, разорять их жилища, нарушать покой и даже убивать? Где то самое освобождение? С каждым днем я все больше погружаюсь в кровь…"
Ма Цзыхуэй, когда-то не вникнув в суть происходящего, сделал рискованный шаг, а теперь раскаивался, что стал одним из виновников резни и погромов, и жестоко осуждал себя и Ма Чжунина за это. Совесть терзала его из-за того, что стал он препятствием в борьбе за свободу уйгурского народа, который так же, как и его народ, страдал от произвола китайских притеснителей. "Мы ошиблись. Нужно было объединиться с уйгурами. Наши судьбы одинаковы. А теперь поздно, время упущено, и вражда зашла слишком далеко… - Глаза Ма Цзыхуэя затуманились, он сел на мешок с песком. - Эх, Га-сылин… Преклоняюсь перед твоим умом, отвагой, но мальчишеская заносчивость и строптивость мне не по душе. Будь ты вдумчивее, серьезнее, мы не оказались бы в таком положении…"
- Господин командующий! Прибыл связной от Га-сылина!
Ма Цзыхуэй спустился в бывшее военно-административное управление в Новом городе, превращенное в штаб обороны. Здесь его дожидался Ма Шоу - в недавнем прошлом китайский губернатор Кашгара.
- Где связной?
- Измучился в дороге. Я приказал ему отдохнуть. Вот письмо Га-сылина, - Ма Шоу протянул запечатанный удлиненный пакет.
Ма Чжунин сообщал о своем намерении прибыть в Кашгар в конце марта и требовал ни в коем случае не сдавать Новый город. Он советовал беречь основные силы, сеять раздоры между Ходжаниязом и Сабитом-дамоллой, предлагал попытаться хотя бы временно сблизиться с Шамансуром. Ма Чжунин собирался накопить после прибытия в Кашгар силы и перейти в контрнаступление против Шэн Шицая.
Ма Цзыхуэй передал письмо Ма Шоу и, дождавшись, когда тот прочтет, спросил:
- Что вы на это скажете?
Хитрец Ма Шоу уловил по тону, что командующий чем-то недоволен, и ответил двусмысленно:
- Слишком сложные задачи. Но в любом случае против желаний Га-сылина идти не стоит.
- А как по-вашему, господин губернатор, почему Га-сылин не остановился ни в Карашаре, ни в Аксу и продолжает отходить к югу?
- Трудно что-нибудь сказать. Все-таки, по-видимому, это проявление слабости, - опять уклончиво ответил опытный чиновник.
- Он понял, что не остановит Шэн Шицая ни в Карашаре, ни в Аксу. И что же - теперь собирается возложить на нас эту еще более трудную задачу? Мы и так еле-еле держимся в Новом городе, словно кусок ваты в море огня! - Ма Цзыхуэй раздраженно вскочил и начал ходить по комнате. - Хоть какую-нибудь бы помощь выслал…
- Шэн Шицай превращается из кошки в тигра. У него тыл крепче, - вздохнул Ма Шоу.
- Перепугались, господин губернатор? - преобразился Ма Цзыхуэй. - Может, уже мечтаете сговориться с Шэном?
- Когда Шэн Шицай отдавал Га-сылину Южный Синьцзян, надо было брать. А теперь, я думаю, он не даст даже одного села. - Ма Шоу в первый раз высказался решительно и открыто.
Ма Цзыхуэй удивился этому:
- Тогда, может быть, нам заключить соглашение с Ходжаниязом и Сабитом?
- Кхе… - задумался Ма Шоу. Он побаивался вспыльчивости Ма Цзыхуэя и потому слова свои тщательно взвешивал. И только все обдумав, он решил сейчас сказать то, к чему давно пришел в душе: - Полезнее всего заключить соглашение не с Сабитом-дамоллой, а только с Ходжаниязом. Если его не перехватит проворный Шэн Шицай.
- А почему не с Сабитом?
- Он человек большого масштаба. Ему придется подчиняться.
- А Ходжанияз нам не верит. Мы насторожили его.
- Он зауряден и простодушен. К нему можно подобрать отмычку.
Они долго обсуждали, что можно бы предпринять, но конкретно ничего не решили, условились поступать только по указаниям Га-сылина.
"Почему Ма Шоу не дал мне такого совета раньше? - спрашивал себя Ма Цзыхуэй. - Тут что-то кроется…"
3
Повозка Турапа, запряженная черным мулом, миновала "ореховый дворец", проехала по улочке через каймачный базар и остановилась возле узенького тупичка.
- Жди меня у водоема Турумтай, - бросил седок, вылезая из повозки.
- Ненадолго, байвачча?
- Чем дольше прождешь, тем больше получишь.
- Хорошо, байвачча. - Турап хлестнул мула.
Человек, сошедший с повозки, смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. Потом вошел в тупичок и условленным стуком постучал в третьи ворота. Ворота приоткрылись, впустили его и опять закрылись.
- Хозяин дома?
- Только пришел.
Привратник пошел вперед. Он провел гостя через внешний двор во внутренний, а там - к домику с приземистой верандой.
Во всех четырех стенах комнаты, как исстари заведено в Кашгаре, устроены были ниши, сверху донизу загроможденные одеялами или заставленные фарфоровой и глиняной посудой. Юнус сидел у стола, еле-еле, освещенного лампой, и вглядывался в бумажку, испещренную мелкими буковками. Вошедшего Турди он, наверное, не заметил, головы не поднял.
- Вы не завещание свое читаете? - пошутил Турди, смеясь, как обычно, к месту и не к месту.
Слово "завещание" обидело Юнуса всерьез:
- У вас, приятель, сочувствия ни на волос. Наверное, и в могиле будете скалиться.
- По-нашему - ешь плов, даже если небеса обрушатся!
- Садитесь! - приказал Юнус.
- Почему перебрались сегодня сюда?
- Нужно чаще менять место, чтобы не мозолить людям глаза. Очевидно, через несколько дней опять придется переходить. Позаботьтесь о подходящей квартире.
- На этот счет будьте спокойны. Не преувеличу, если скажу: почти половина Кашгара наша.
- Хватит болтать! Скажите, что сделали.
- Сегодня я обрадую вас, байвачча.
- Ну-ка, ну-ка?
- Ходжанияз согласен принять нас с вами завтра вечером.
- Вот это дело! - обрадованный Юнус налил в рюмки коньяку.
Однако от следующих слов, которые Турди произнес почти шепотом, радость его улетучилась:
- Я долго ломал голову, как это устроить. И если бы не Моллахун-ака, ничего бы не вышло. Ходжанияз подозревает, что вы человек Шэн Шицая, будьте осторожны.
- Вот как? А вы?
- Я вне подозрений. Не я ли еще в Кумуле подарил ему "для дела ислама" товаров на пятнадцати верблюдах?
- Он прослышал о моем приезде?
- Они тоже не дремлют. Я объяснил, что вы приехали по торговым делам и для проверки своего здешнего имущества.
- Замана видели?
- Нет.
- Не влез бы этот поганец.
- Я говорил с Моллахуном. Хатипахун и его единомышленники отдаляют Замана от Ходжанияза. Сейчас только Сопахун поддерживает его.
- Вот… - Юнус взял со стола бумагу. - Первое распоряжение Ходжанияза: изъять зерно у перекупщиков и распределить среди дехкан на семена. Второе - призвать под ружье добровольцев. Завтра нам прежде всего надо пожертвовать Ходжаниязу все свои запасы продовольствия, опередить, пока их у нас не отняли.
- Сколько денег пропадет! - Даже в полумраке стало заметно, как побледнело обычно красное лицо Турди.
- Не беспокойтесь приятель, убытки вернем иными путями.
- Делать нечего, будь по-вашему… - вздохнул Турди.
- С другой стороны, надо распространить листовки о том, что Ходжанияз враг баев, встал на путь красных, отбирает добро у зажиточных. Пусть усилится недовольство баев!
- Это вы как знаете. С какими хлопотами собирал я продовольствие! Как жалко! Да сейчас бы цены поднять, сколько прибыли сразу было бы… - снова вздохнул Турди.
- Следующее… - Юнус раскурил сигарету и продолжал: - Надо отпечатать тысячу листовок, в которых очернить Ходжанияза и Сабита-дамоллу.
- Пирим… - ужаснулся Турди, взывая, по обычаю уйгуров, в тяжких случаях к помощи духовного покровителя.