Дунгане занимали господствующие высоты, потери в сотнях Замана росли - нельзя было оторвать голову от камней, так метко вел огонь противник.
- Вперед, братья! - крикнул Заман и, встав во весь рост, бросился в атаку.
Бойцы ринулись за ним, но вновь вынуждены были прижаться к скалам, ибо дунгане спокойно расстреливали их. Еще какое-то время вражеская цепь вела огонь, потом человек пятьдесят с криком: "Ша! Ша! Ша!" - двинулись вперед. Но когда они, шурша камнями, подобрались близко к бойцам Замана, на вершине склона появились люди Пазыла. Своим огнем они нанесли дунганам большие потери. Дунгане в панике побежали.
- Не выпускайте живыми этих убийц! - крикнул сверху Пазыл, и тут вражеская пуля свалила его с коня.
- А-фан-дим! - бросился к нему ехавший рядом Рози.
Когда, разгромив врага и взяв в плен около полусотни дунган, бойцы во главе с Заманом вернулись обратно, Пазыл был без сознания. Моллахун сидел у изголовья и пытался напоить его. У Рози по щекам ползли слезы.
Увидев все это, Заман замер, застыл, как изваяние. Пазыл открыл глаза. Узнал Замана, взглядом попросил подойти. Только теперь Заман, упав к ногам Пазыла, зарыдал.
- Н-не плачь, 3-за-ман, - ясным голосом проговорил Пазыл. - Сле-зы н-не к лицу борцу… - Он снова закрыл глаза. По его лицу было заметно, что хочет сказать еще что-то. - Пить!
Отхлебнув глоток из фляги, он сжал руку Замана.
- Я ошибся… Нужно было… создать трудовую партию… для руководства… восстанием… - Он ослабел, умолк и опять отпил воды. - Заман, помни, что я сказал… Не п-пов-то-рряйте эту ошибку…
Пазыл еще раз пожал руку Замана, закрыл глаза. Его лицо было спокойно: он, казалось, был уверен, что освобождение, за которое он отдал жизнь, обязательно придет…
2
Предприимчивостью, энергией, решительностью Шэн-дубань превосходил всех (не считая, конечно, Ма Чжунина), кто оказался на арене борьбы в Синьцзяне. Он понимал, что имеющихся у него сил для победы мало. Поэтому переворот 12 апреля был не просто сменой правителей - он привел к резким переменам во внутренней и внешней политике. Основная цель Шэн Шицая заключалась в том, чтобы любой ценой сохранить Синьцзян как часть Китая, упрочить свое положение всесильного владыки в провинции. Ради этого он готов был использовать любые средства.
Он провозгласил принцип "равноправия и сплочения национальностей" и даже предпринял ряд маневров в этом направлении. Но положение в провинции еще не стабилизировалось, оно находилось в том крайне опасном и неустойчивом состоянии, когда необходимо действовать очень осторожно, учитывая каждую мелочь, в одних случаях принимая решительные меры, а в других - терпеливо выжидая.
Шэн Шицаю, помимо мелких противников, противостояли три силы: Ма Чжунин, захвативший Турфан, Токсун, Карашар, повстанцы Ходжанияза и, наконец, Исламская республика в Кашгаре. Шэн Шицай стремился не допустить их сплочения, искал среди них союзников для себя и лихорадочно проводил военные приготовления, Были значительно укреплены важнейшие стратегические пункты провинции - Урумчи, Гучен, Шихо, Чугучак, усилена деятельность разведывательных органов. Но о спокойствии думать не приходилось. Мало, очень мало еще точек на карте Синьцзяна, где осуществляется его власть…
- Разрешите, господин дубань? - Вошедший Лю Бин прервал размышления Шэн Шицая над картой провинции.
Дубань резко обернулся, спросил:
- Что известно о Ма Чжунине?
- Пополнил свои войска за счет местных дунган Турфана, Токсуна, Карашара, готовится к боям.
- Что еще?
- Произошли стычки дунган с отрядом Ходжанияза, который отошел к югу.
- Да. В стычке на горном перевале убит Пазыл. Это хорошая весть. Мы избавлены от одного из самых опасных врагов. Но положение все еще ненадежно… Что делает Чжан Пейюань в Кульдже?
- Я не получил сообщений…
- Начальник штаба должен знать обо всем. По моим данным, Ма Чжунин сговорился с Чжан Пейюанем, и они хотят наступать на Урумчи с двух сторон - от Турфана и Кульджи.
- Не может быть! Неужели Чжан Пейюань предаст нас дунганам?
- Очевидно, личная неприязнь для него превыше нашего единства. Это очень опасно.
- Конечно… Внутренние разногласия всегда опасны…
- С сегодняшнего дня, Лю Бин, вы возглавляете оборону Урумчи.
- Слушаюсь, господин дубань!
- Нужно укрепить оборону Шихо, Манаса, всех важных пунктов по Кульджинской дороге.
- Слушаюсь!
- Чжао прибыл?
- Ждет.
- Пусть войдет.
Лю Бин вышел. Появился Чжао, молча склонил голову с отметиной.
- Думаю назначить тебя на очень ответственный, пост…
Глаза Чжао ликующе блеснули. Вместо ответа он склонил голову еще ниже.
- Будешь руководить управлением государственной безопасности.
- Слушаюсь!
- Подожди. Я назначаю тебя на эту должность потому, что ты выдержал испытание…
- Я оправдаю ваше доверие, господин…
- Ты знаешь о разногласиях между руководителями восстаний в Аксу, Кашгаре, Хотане.?
- Да. Они спорят о том, кто будет главным.
- Правильно. Но теперь их объединил Сабит-дамолла и объявил Исламскую республику. - Шэн Шицай достал из шкафа листок, исписанный по-уйгурски и по-китайски. - Читай!
Чжао начал внимательно читать. Это была программа правительства Исламской республики. В ней говорилось, что Исламская республика является государством религиозно-политического характера с центром в Кашгаре. Премьером правительства из восьми министров объявлялся Сабит-дамолла, Ходжанияз заочно провозглашался президентом.
Было легко догадаться, что программа эта составлена отнюдь не профаном в политике, что автор ее человек грамотный и умный.
- Удивительно… Неужели за ними кто-то стоит? - проговорил в задумчивости Чжао.
- Утверждают, что Сабит-дамолла образованный человек, обучавшийся в Египте. Как бы там ни было, надо вбить клин между ними. Понял?
- Понял!
- Я вызвал в Урумчи Юнуса. Поручим ему выполнить это дело. Объясни ему все, что нужно. Через чао я приму его.
- Слушаюсь, господин дубань!
- Да, подожди. Ты мне докладывал, что арестовал Лопяна. Освободи его… Да, да, не удивляйся. До поры до времени коммунистов трогать не будем, даже привлечем их к культурно-просветительным мероприятиям… Понимаешь? Но глаз с них не спускать!
Через час Шэн Шицай принял Юнуса.
- Как думаешь, правительство Сабита поддержат народы Синьцзяна? - спросил дубань.
- По-моему, - как старательный ученик на уроке заговорил Юнус, - Исламская республика - это мыльный пузырь, который в нынешней обстановке должен очень скоро лопнуть.
- Нет, - поморщился Шэн Шицай, - Сабит-дамолла не простой человек… Он начал с организации, мысль о которой не приходила Ходжаниязу в голову в течение целых трех лет.
- Может, и не совсем так, - заявил Юнус, понявший свой промах в начале разговора.
- До сих пор я был спокоен за юг, ибо главари мятежников в Кашгаре, Аксу, Турфане никак не могли договориться. Томур требовал должности главнокомандующего, Осман грабил Кашгар, Шамансур хотел стать хотанским эмиром, а Ма Чжунин пытался подчинить себе всех. Борясь между собою, они развязывали мне руки. А теперь, друг мой, нельзя быть безразличным к Сабиту-дамолле, объединившему их.
- Я уверен, что конфликт между Ходжаниязом и Ма Чжунином будет продолжаться, - сказал Юнус.
- Нельзя строить планы на такой уверенности. Если Ма Чжунин объединится с Сабитом-дамоллой… Во что бы то ни стало надо усилить вражду между ними.
- Правильно.
- Если правильно, то выполни это.
- Я? - Юнус удивился, даже испугался.
- Поедешь в Кашгар. Ты должен взять в свои руки Сабита-дамоллу. А Ходжанияза я беру на себя. Я его опутаю в Курля…
- Очень трудная задача…
- Я уверен, что мы с тобой справимся. - Дубань похлопал Юнуса по плечу.
Тот не смог отказаться от поручения. Еще некоторое время они уточняли детали, а потом Юнус собрался уходить. Дубань, улыбаясь, спросил:
- Ты помнишь барышню Чжу? Хочешь увидеть ее?
- Чжу-шожа? - Глаза Юнуса заиграли.
- Она здесь. Вчера прибыла из Шанхая.
- Да ну?
- Только тебе одному могу разрешить ее видеть…
Глава двадцать вторая
1
Январь 1934 года был холодным: от стужи околевали собаки, замерзали на лету птицы. В такой жестокий мороз войска Ма Чжунина прошли через перевал Даванчин и обложили Урумчи. Город был отрезан от внешнего мира, Шэн Шицай не мог теперь надеяться на помощь извне, и Ма Чжунин предвкушал скорую капитуляцию своего противника. Загнанный в городскую цитадель, Шэн Шицай, однако, сдаваться не спешил, яростно огрызался, отбивал атаки дунган, хотя артиллерийский обстрел наносил обороняющимся большой урон.
В эти лютые морозы дунгане дни и ночи находились на открытом воздухе. Чтобы как-то обогреться, они рубили на дрова все окрестные постройки и скотные дворы. Когда по ночам зажигались их бесчисленные костры, казалось, что горит вся земля вокруг города.
Однако сам Урумчи все-таки еще не был взят, и на восьмой день осады разъяренные дунгане начали решительный штурм. В пылу сражения, когда наступавшие уже достигли крепостных стен, в тыл им ударили подошедшие на помощь части… Ма Чжунин, казалось, уже схватил врага за горло, но вдруг этот неожиданный удар с тыла свел на нет все его успехи…
Взбешенный Га-сылин, как раненый зверь, бросился в атаку, принудил подошедшие части отступить до Санджи, уничтожив целый полк. Однако противник успел перегруппироваться и, воспользовавшись превосходством в технике, нанес Ма Чжунину мощный контрудар.