- Правда ли, что в бою, когда он расстегивает пояс, пули, попавшие в него, градом падают на землю? - продолжал расспрашивать пеший, вытягивая шею, чтобы лучше видеть Ходжанияза.
- Наверное, правда, ведь сам святой хазрет молится за него.
- Истинная правда, - вмешался в разговор третий. - Однажды, говорят, развязал пояс, и сразу высыпалось четыреста пуль…
- Хи-хи-хи… - закатился какой-то дунганин.
- Ты что, не веришь, белоголовый? Смеешься?..
- Конечно, смеюсь. Ведь если пуля попадает, человек умирает, - ответил дунганин.
- Разве пуля может поразить того, кто видел хазрета? А где твой Га-сылин?
- Сейчас выйдет. Вот тогда увидишь…
- А что на него смотреть, такой же белоголовый, как и ты.
- Белоголовый? Ха! Когда Га-сылин вступает в бой, у него в обеих руках по сабле и во рту сабля…
- Не хвались!..
Тем временем на белом коне, танцевавшем под всадником, появился Ма Чжунин вместе с Ма Шимином и Ма Чином. В толпе раздались восхищенные голоса. Ма Чжунин подъехал к помосту и, оставаясь на коне, что-то сказал Ходжаниязу.
- Люди! - подняв руку, крикнул Ходжанияз. - Сегодня мы отправляемся в путь. А вы мирно трудитесь. Никто теперь не будет вам мешать. Ахун, дайте свое благословение!
- Аминь! - вскинул руки вверх стоявший рядом ахун. "Аминь!" - раздалось в ответ со всех сторон. Пробормотав еще что-то, ахун воскликнул: - Аллаху акбар! - и провел ладонями по лицу.
После молитвы к народу обратился через переводчика Ма Чжунин:
- Я прибыл в этот край, чтобы освободить вас! Я желаю вам добра. Сниму головы с тех, кто угнетает вас! Ходжа-ака - старший брат, а я младший. Если мои солдаты будут нарушать порядок, я сам накажу их!
По его знаку Ма Шимин приказал вывести из колонны дунганских войск четырех человек, обмазанных сажей.
- Вот, - продолжал Ма Чжунин, - эти грабили имущество народа. Я казню их на ваших глазах!
Ма Шимин вывел группу дунган с винтовками на изготовку.
- Расстрелять! - приказал Ма Чжунин.
Прогремели выстрелы, четыре грабителя упали ничком на землю. Это были не дунгане, а нанятые в армию еще в Цинхае молодые сорвиголовы китайцы. Ма Чжунин предал их смерти не столько для укрепления порядка, сколько для того, чтобы привлечь на свою сторону симпатии населения и прослыть справедливым. Народ еще не знал всего этого и потому одобрил поступок Ма Чжунина.
- Слава Га-сылину! - раздалось из толпы. "Кажется, справедливый дунганин", - думали люди. И только некоторые, особенно недоверчивые, сомневались: "Как бы не было здесь какого-нибудь обмана".
- А теперь, - крикнул гордо восседавший на коне Ма Чжунин, - я войду в Урумчи, как нож в масло! Тот, кто преградит мне путь, испытает на себе остроту моих сабель! - И он, вырвав из ножен сабли, заиграл ими в воздухе.
Дунганская колонна ответила командующему одобрительными криками.
Ма Чжунин, не меняя гордой позы, двинулся впереди своих войск. Народ молча провожал его глазами.
2
Отряд Ходжанияза расположился на ночлег в лесу. Утихла суета, пламя костра, еще недавно такое яркое, теперь едва светилось, в его тусклых отсветах иногда проносились черные тени летучих мышей. К беспрерывному стрекоту цикад начал примешиваться храп бойцов, уставших после долгого перехода. Чтобы хоть как-то отогнать сон, дозорные подбрасывали в затухающий костер сухие ветки…
Пазыл не спал. В небольшой походной палатке при свете догорающей свечи он расшифровывал содержание письма, полученного сегодня.
"Ваши успехи вызвали беспокойство в правительственных кругах Урумчи. Помимо подготовки в чисто военном плане, к Ходжаниязу и Ма Чжунину направлены лазутчики, с тем чтобы разъединить вас, вызвав разногласия между уйгурами и дунганами, после чего поочередно расправиться с теми и с другими. Мы распространили листовки, где раскрыли этот план. Будьте бдительны.
Я выезжаю в Кульджу. Когда устроюсь там, связь восстановим. Напоминаю: будь начеку по отношению к Ма Чжунину, не разрывая союза с ним, используя его силы, противодействуй осуществлению его тайных намерений. Собирай вокруг себя надежных людей. Будь осторожен.
С приветом - Лопян".
"И единство, и противодействие, - заключил для себя Пазыл. - Сложная ситуация…"
Его размышления прервал Сопахун.
- Проходи, садись. - Пазыл внимательно посмотрел на Сопахуна. - Что случилось?
- Пришлось немного задержаться.
- Из-за чего?
- Как из-за чего, афандим! - Сопахун не скрывал недовольства. - Опять из-за этого наглого дунганина! Комендантам Жимисара оставлен Самсакнияз, а человек Га-сылина Мао Чжу сует нос во все дела, командует…
- Подожди, - прервал его Пазыл. - Что у вас произошло?
- Дунганин потребовал военных трофеев и весь скот, пожертвованный нам народом, - коней, коров, баранов. А Самсакнияз заявил, что пока от Ходжи-ака не будет приказа, он не даст ни одного барана. Дунгане схватились за оружие, но в спор вмешались аксакалы. Мы приехали как раз в это время.
- П-нон-нятно…
- Они захватили лучшее оружие, добытое в Жимисаре. Но не успокоились на этом и хотят забрать все остальное! Как мы можем быть вместе с ними?
- Не спеши с выводами, - проговорил Пазыл, свертывая самокрутку. Пальцы его дрожали, выдавая нервное напряжение.
- Если сегодня они творят такое, то что же завтра? Совсем сядут нам на шею! - не унимался Сопахун, которого не так-то просто было вывести из себя.
Пазылу передалось его возмущение, но он взял себя в руки:
- Возможно, Мао Чжу просто шутил, а вы делаете из мухи слона… Это же может повредить делу, Сопахун.
- Как знаешь… Но трудно им доверять, афанди-ака!
И Пазыл вспомнил народное предание о восстании 1864 года в Кульдже. Тогда уйгуры и дунгане тоже объединились. Их руководители под Кораном принесли присягу верности друг другу. Но дунгане предали, а потом стало известно, что они присягали не под Кораном, а под обернутым в материю кирпичом. "Неужто нарушение обязательств и раскол неизбежны, а? Нет, сейчас не то время. Не надо допускать междоусобной розни…"
- Раз мы сами пригласили их, то должны терпеть, проявить выдержку…
- Жалко Ходжу-ака, иначе я бы… - стиснул кулаки Сопахун.
- Вначале нужно взять Кумул, братец, встать на ноги, а потом уже действовать по обстоятельствам. А пока что не горячись. И джигитам скажи, чтобы не затевали ссоры. Ну, иди спать - завтра в поход…
3
Ходжанияз восседал на темно-рыжем коне. Широкий патронташ и маузер в деревянной кобуре придавали ему необычайно воинственный вид.
- Джигиты! - обратился он к отряду, успокаивая танцующего под собой коня. - Пришел час испытать ваше мужество. Пусть ваши кони не повернут в бою назад! Других слов у меня нет!
- Не отступим! - загремели голоса всех семисот джигитов.
- Веди, Сопахун! - приказал Гази-ходжа (после взятия Жимисара в народе Ходжаниязу дали имя Гази - воитель за веру).
Сопахун под зеленым знаменем со звездой и полумесяцем тронулся вперед. За ним чередой двинулись сотни.
По разработанному плану бригаду Доу Цзигана нужно было разгромить во время перехода между Яттыкудуком и Кумулом. Га-сылин выходил на нее с тыла, через перевал Чонашу. Ходжаниязу же следовало через труднейший перевал Кирикдон ударить навстречу врагу.
- Нет ли другой дороги, Ходжа-ака? Выдержат ли кони? - спросил Пазыл.
- Лишь бы до Ташбулака добраться, а там равнина.
Острые пики Кирикдона напоминали зубья пилы. Хотя до лета было еще далеко, от нагретых солнцем голых скал, совершенно лишенных растительности, исходил жар, как от раскаленного тандыра, в котором выпекают лепешки. Кони покрылись черным потом, их ноги дрожали от напряжения. А скалам, казалось, не будет конца: они, как верблюжьи горбы, поднимались одна за другой, недаром эта местность называлась Кирикдон - Сорок гор.
Ходжанияз приказал всем спешиться и сам, словно козел, ведущий отару, пошел впереди. С детства привыкший к горам, он как будто не замечал тяжести пути.
- Ну, афандим, - то и дело подтрунивал он, оглядываясь на тяжело дышавшего сзади Пазыла, - как дела? Может, подсадить вас на плечи?
- Будьте спокойны, Ходжа-ака! - бодрился Пазыл, но хриплый голос выдавал его состояние.
Среди джигитов было немало таких, которые раньше не сталкивались с подобными трудностями. Глядя на Гази-ходжу, они стискивали зубы и упорно двигались вперед от подъема к подъему. Их не останавливали ни крутизна, ни жар, исходивший от камней, ни соленый пот, слепивший глаза…
К полудню добрались до Ташбулака. Увидев впереди родники с чистой холодной водой, люди бросились к ним, как изголодавшиеся овцы к зеленой лужайке. Ходжанияз крикнул:
- Стойте! Пусть вначале пот обсохнет, только тогда можно пить!
Когда разгоряченные люди кое-как успокоились, Ходжанияз установил очередь к воде. Воины утолили жажду, напоили лошадей, задали им корму и сами расположились на отдых.
Ходжанияз отвел Пазыла в сторону.
- Странно ведут себя эти дунгане… Если дело так пойдет и дальше, мы вряд ли столкуемся, а?
- Сейчас трудно сказать что-нибудь определенное, - ответил Пазыл. Поделись он своими мыслями о Ма Чжунине, Ходжанияз наверняка перевернул бы все вверх дном. Да и вражда с Ма Чжунином сейчас могла привести лишь к поражению.
- Это так, окям. И все-таки он оказался не тем человеком, которого я ждал.
- Посмотрим, каковы они в бою…
- Кому же еще можно верить? - вздохнул Ходжанияз.
Сторожевой джигит на холме прервал их разговор:
- Ходжа-ака! Сюда скачут всадники!
- Сопахун!