- А что ты Ксана на перекрестке закапывала ночью?
- Пса своего хоронила - умер пес…любимый был - глаза девушки сверлили меня откровенным вызовом, она явно ждала какого то подвоха. Мне было до того тошно, что я просто решил поскорее покончить со всем этим. В другой бы ситуации я бы неминуемо воспользовался своим новым барским статусом, но только не сейчас.
- Вот что, Ксана, поскольку колдовать ты отказалась, а мы с тобой не в Европе, это там бы тебя по обвинению в колдовстве уже бы на костер затащили, так вот - иди себе с богом и помирись с соседками, уж больно они на тебя серчают. Анисим!
Анисим вошел, слегка прихрамывая:
- Чего изволите-с?
- Отведи её к выходу и скажи там, что вины я за ней не нашел. Кто её обидит - будет дело лично со мной иметь.
Лицо девушки вытянулось от удивления:
- И не проверите, барин? Вдруг я лгу!
- Бог с тобой, иди с миром и сама помирись с соседями.
Девушка выскользнула из комнаты вслед за Анисимом, который вернулся спустя несколько минут с опасной бритвой, помазком и ушатом горячей воды. Он переминался с ноги на ногу, ему явно хотелось мне что-то рассказать. Я уселся на табурет и подставил лицо Анисиму. Невероятное ощущение от горячего мокрого полотенца, мыльной пены на лице и прикосновения бритвы. Анисим умело орудовал этим инструментом. Никакого сравнения с привычным лазерным станком, бритье которым уничтожало всю растительность на лице минимум на неделю. Это было таинство, я испытывал то, что испытывали все мужчины три столетия назад. Это было волшебно. Я в мыслях благодарил Альку, - как замечательно, что она заставила меня подписаться на эту авантюру. Сколько новых ощущений. Головная боль и дурнота потихоньку отступали. Анисим, подмигнув, проскрипел:
- Извольте-с за мной, батюшка, Данила Лексеич.
- Куда это?
- Дык, это, на процедуры. Разнагишайтесь!
- Чего?
- Разнагишайтесь, барин! Моциону делать будем.
Судя по всему, это был мой обычный обряд и я, не став спорить, сбросил с себя одежду и поплелся за Анисимом. Он вывел меня в маленький дворик и дернул за веревку у двери. Ледяной душ окатил меня с головы до ног- над дверью был привязан ушат холодной воды. Казалось, что ее был целый океан. Я задохнулся от возмущения:
- Да ты что…
- Вот, Данила Лексеич, теперича вы точно будете в норме, а то…ну куда это годится. Глядишь и вспомните все.
Я действительно чувствовал себя все лучше. Голова посветлела, и я мог воспринимать окружающее в другом свете.
Я огляделся: мне смутно помнилось, что когда мы отправлялись, была зима, после глобального потепления зиму зимой в Екатеринодаре было сложно назвать, однако все ж на градуснике было 10 градусов тепла, и это была нормальная для января температура. Здесь была весна - по крайней мере, воздух был прогрет и просто напоен различными незнакомыми мне запахами. Благодаря запахам цветочных духов жены, я немного ориентировался в их названиях. Теперь я мог различить сирень и акацию, нотки жасмина, теплое дуновение ветерка освежало и все новые и новые запахи появлялись в воздухе. Вот запахло дымом из трубы, а немного позже, в воздухе стали витать запахи съестного. Картошка! Любимая мною с детства жареная картошка. Но как-то по-особенному, совсем другой запах. Вот запахло еще чем-то, кажется мясным. Я закрыл глаза - солнышко ласково согревало мое тело. Я готов был так стоять целую вечность. Из-за дощатого забора послышался сдавленный смешок, визг и удаляющийся топот, затем, вдалеке девичий смех, - мягко сказать смех - гогот!
- Срамницы! - Анисим накинул на меня халат, - и когда Федот дыры в заборе заделает!
- Хочешь сказать, за мной подглядывают?
- Да дворня хулиганит, девчата.
- Ну и воспитание!
- Вот поймаю их, барин, да выпороть велю - тогда уж никто не осмелится.
- Да брось, Анисим, надо завязывать с этим моционом, от греха подальше.
- Как скажете, Данила Лексеич, пойдемте завтракать, уж готово, поди.
Я с наслаждением разглядывал интерьер столовой - цветастый накат на стенах, добротный деревянный стол, стулья, - все не из пластика - из настоящего дуба! Белоснежная скатерть, горничная девка тихо прошмыгнула мимо с каким-то подносом, все настолько совпадало с литературным описанием той эпохи! Даже герань в глиняном горшке на подоконнике. Я был в прострации. Каждый цветок на занавесках вызывал умиление, каждая складочка на скатерти просто детский восторг. Белоснежные рюши на фартуке горничной вызвали просто бурю эмоций. Не помня себя, я ухватил её под локоть и чмокнул в щеку. Девка взвизгнула, подпрыгнув от неожиданности, и стрелой умчалась прочь. Я удовлетворенно хихикнул, аж нечаянно прихрюкнув от удовольствия - девка была настоящая! Плотная, упругая, теплая, пахнущая молоком и гвоздикой.
Анисим внес большую разделочную доску, положил её передо мной, прямо на покрытый скатертью стол, и поставил на нее огромную чугунную сковороду на штуке, которая в энциклопедиях о старорусской жизни называлась "чапельником". Я специально выучил это слово, уж больно оно было забавное. На сковороде, скворча, шипела жареная картошка, на второй половине сковороды была целая гора румяных котлет. У меня захватило дух:
- Вот, барин, Данила Лексеич, - все как вы любите, как в стародавние времена, когда еще вы женаты не были, - завтрак по-солдатски, картошечка на сале жареная, да котлетки телячьи. Вот морс из клюквы. Первое дело после загула - хорошенько поесть и попить клюквенного морсу…
Анисим еще что-то бормотал о том, что если будет велено, так Антонина накроет стол сервизом, а не по босяцки, как простым дворовым… я кивнул ему:
- Присоединяйся, старина, мне одному столько не сьесть!
- Благодарствую, барин, - он взял ложку и стал подгребать картошку с другого края сковороды. Я наслаждался вкусом - удивительно, но вкус пищи был насыщенным, натуральным, невероятно запоминающимся. Я ничего вкуснее в жизни не ел! Смутно всплывали в памяти слова профессора о том, что мне не захочется есть, пить и справлять естественные нужды. Он явно был не прав. Мне очень нравился процесс поглощения пищи, невероятный запах пробуждал столь же невероятный аппетит. Кроме того, справить нужду я тоже был бы не прочь. Анисим от темы картошки с салом перешел к деревенским новостям, которые явно распирали его, еще с момента, как он пришел меня брить:
- Девку эту, Ксану, давно в колдовстве обвиняют. Только не пойму с чего. Ну, лечит она травами, да так у нас многие бабки умеют. Мне думается, батюшка, Данила Лексеич, что просто красоте её завидуют. Мать её была хороша собой, - вот та была заправская колдунья, отец - так себе, ничего особенного, а девка, не в пример родителям, - загляденье.
- А что, Анисим, она с родителями живет?
- Эх, голова ваша, головушка. Отняло вам память совсем! Сирота она. Сначала помер отец, а потом и мать сгинула. Она на отшибе живет, говорят, нравится ей кузнец из соседней деревни, Гришка Селиванов, да без толку все это, баловство одно - женат он. Э-эх, что у вас с памятью, батюшка барин, вы ж ее знаете! Вот до чего загулы то доводят! Надо вас в баньку. Ну да ничего - поправим, все поправим - и здоровье, и память - понемногу все вспомните.
Я вслушивался в слова старика Анисима. Все больший интерес вызывал у меня образ молодой ведьмы. Я решил обязательно увидеться с ней еще раз. И все отдаленней в моей голове были мысли об Альке.