- Естественно, я подумала… - Она остановилась и начала заново: - Я думала, что у него есть любовница, а я понадобилась лишь для того, чтобы получить обещанное Пализерами приданое и родство с герцогской фамилией. Он амбициозный человек, всего добивался сам, не имея ни титула, ни наследственного поместья.
- Однако странно, что вы решились выйти за такого человека, - удивился Эван. - Ведь он годился вам в отцы.
- Он богат, - с некоторым вызовом объяснила Лотта, плотнее вжимаясь в подушки. Никто не понимал того, насколько сильно она нуждалась в защите, которую ей мог бы обеспечить Грегори.
- Деньги - вот ответ на все, - сказал Эван.
Лотта пожала плечами.
- Он богат, а у меня ничего нет, - повторила она, пытаясь убрать из голоса горечь, которая просачивалась, как вода сквозь песок. - Все, что у меня было, - это отец, который ушел, когда мне было шесть лет. Мать после этого вечно плакала, а родственники не желали содержать меня. Вот я и решила распрощаться со всем этим с помощью выгодного замужества.
В комнате повисла тишина. Пламя свечи мерцало от ветерка, который дул из открытого окна.
- Вы любили его? - спросил Эван.
- Да, - ответила Лотта, печально улыбнувшись. И это было истинной правдой. Ей всегда хотелось любви. - Думаю, любила. Он заменил мне отца, занял место человека, которого можно было бы уважать, - пояснила Лотта, зарывшись поглубже в подушки. - Поэтому, когда Грегори отверг меня, я была потрясена и зла на него. В следующую ночь я увидела, как он выходит из дому, и, естественно, последовала за ним. В Лондоне остаться незамеченной гораздо легче. На улицах еще было много людей, а в толпе легко затеряться, - пояснила она.
- Куда же он пошел? - поинтересовался Эван.
- Довольно скоро он остановился у одного из особняков на Прентис-стрит, - продолжала Лотта. - Я нашла окно с неплотно задернутыми шторами и заглянула. Там были только мужчины - мужчины с мужчинами. На некоторых из них было дамское белье, на лице - грим. Среди них даже один член парламента, я его знала. После этого я стала часто подсматривать за Грегори, - закончила она.
- Вас одолевало любопытство? - спросил Эван.
- Просто мне хотелось понять, - с ожесточением ответила Лотта. Ее руки судорожно вцепились в подушки. - Мне нужно было понять, почему он предпочитает их и совершенно не интересуется мной.
- Этому есть только одно объяснение - так они устроены, - довольно жестко ответил Эван. - Это никак не зависело от вас, Лотта.
Их взгляды встретились. В его глазах она прочла утешение и желание подбодрить. Догадываясь, что дело не в ней, Лотта пыталась убедить себя в этом. Но до конца поверить так и не смогла. Только теперь, чувствуя руку Эвана на своей руке, Лотта наконец поверила.
- Знаю, - кивнула она. - Мне понятно это сейчас. Но тогда я была слишком наивна, - покачав головой, сказала Лотта. В ее душе боролись страх и замешательство. - Я переживала и за Грегори тоже, но лишь в самом начале, пока мне не стало все равно. Ведь если бы об этом узнали, его могли повесить.
- Его жизнь была в ваших руках, - пристально глядя Лотте в лицо, заметил Эван. - Странно, что вы не припугнули его, когда он пригрозил вам разводом.
- Я это сделала и поняла, что совершила огромную ошибку, - грустно рассмеявшись, ответила Лотта. - Все это только сильнее его обеспокоило, и он поспешил избавиться от меня. Грегори сказал, что мое слово ничего не будет стоить против его. У него - власть и влияние. Он заставит всех увидеть во мне не более чем мстительную гарпию. А еще он пообещал запереть меня в сумасшедший дом, скажи я хоть слово. - Лотта сплела пальцы, чтобы унять нервную дрожь. - Они выставили меня шлюхой, но это было еще за пять лет до того, как я воспользовалась свободой, которую он мне предоставил, и завела роман с другим мужчиной. Потом я пошла на это, почувствовав себя ужасно одинокой. А стоило начать, как это стало… - хмурая морщинка пролегла между ее бровями, - это стало, я думаю, бегством - просто я не знала, как еще можно все это пережить.
Так она прожила одиннадцать лет. Меняла любовников одного за другим. Искала то, чего найти так и не смогла.
- Я в этом весьма преуспела, - снова с вызовом заявила Лотта, хотя Эван не произнес ни единого слова осуждения. - Учеба всегда плохо мне давалась, за исключением французского. И вдруг я открыла в себе способности - было так приятно осознавать, насколько я хороша в сексе.
- И вы стали практиковаться? - с тенью улыбки сказал Эван.
- Я наслаждалась, оттачивая свои навыки, - улыбнулась в ответ Лотта. - Мой первый любовник оказался превосходным учителем. С годами мои таланты стали привлекать ко мне многочисленных поклонников.
- Это и было тем, к чему вы стремились? - безмятежно спросил Эван.
Пламя свечи отражалось в его глазах, очень темных и спокойных. Этот вопрос опустошил ее душу. Конечно, она страстно желала внимания, которого ее лишил Грегори. Но дело не только в этом. Какая-то еще причина постоянно ускользала от ее понимания, как просачивающаяся сквозь пальцы вода. Сексуальный опыт доставлял Лотте наслаждение и возбуждение, но ненадолго. Всего этого было мало, чтобы наполнить ее душу, зажечь сердце. Лотта не знала определения того, к чему так стремилась.
- Это то, что доставляло мне наибольшее удовольствие, - ответила она.
Эван взял ее за подбородок и повернул лицом к свету. Лотта сразу подумала о том, что так сильнее видны все морщинки вокруг глаз, и попыталась вырваться, но он держал крепко.
- Несомненно, все это было очень увлекательно, - тихо произнес Эван, и в его голосе прозвучало чувственное понимание, прошедшее холодком по ее коже, - и все же вам всегда чего-то недоставало, Лотта?
- Не понимаю, откуда вам это известно, - прошептала она.
- Знаю, потому что шел тем же путем, искал того же. - Эван с неожиданной нежностью прикоснулся к щеке Лотты и быстро убрал руку. - Я искал забвения в женщинах, вине и множестве других пороков, - с иронией добавил он.
- И вам это приносило наслаждение. Вы соглашались с этим, - настаивала Лотта.
- Я наслаждался всем этим, - со смехом подтвердил Эван. - Но в конечном итоге человеку нужно больше, чем сиюминутные наслаждения.
- У вас была на то причина, - возразила ему Лотта, - и есть принципы. Вы сражаетесь за то, во что верите.
Она почувствовала, что у нее ледяные руки и ноги. Нервная дрожь била ее тело. У нее никогда не было идеалов и целей. Она скользила по поверхности жизни, не имея привычки глубоко задумываться, легкомысленная, предпочитающая всему светские развлечения и обожая крайности.
- Да, это так, - согласился с ней Эван. Он встал и прошелся по комнате, остановившись у окна. Отодвинув штору, посмотрел в освещенный луной яблоневый сад. - Я был совсем юн, когда впервые услышал Вулфи Тона, выступающего за свободу для ирландцев и провозглашающего принципы свободы и равенства, которые несли миру французы. В ту минуту я понял, каким путем следует идти.
- Но у вас были и более личные цели, - заметила Лотта. - Ваш сын, например…
Эван нахмурился, и сразу же стало понятно, что она коснулась запретной темы.
- Моему сыну было бы намного лучше не знать меня вовсе, - резко сказал он.
В его голосе прозвучало такое отчаяние, что Лотта почувствовала его боль как собственную.
- Не может быть, чтобы вы на самом деле так думали! - воскликнула она.
- Уверяю, так и есть. - Эван взглянул на Лотту - в его глазах она увидела боль. Сердце Лотты сжалось. - Арланд приезжал навестить меня, когда ему исполнилось пятнадцать, я должен был защитить его, а я стал причиной его несчастий. Он попал в плен.
Он повел плечами, будто пытаясь сбросить с них невидимый груз. Первый раз Эван заговорил с ней о своем сыне. Его лицо снова стало непроницаемым, и Лотта поняла, что больше он никогда не станет к этому возвращаться. Следующие слова Эвана только подтвердили ее опасения. Он снова закрыл свою душу от нее. Мгновение, когда ей удалось заглянуть в его душу, миновало.
- Как вам удалось узнать о том, что я собираюсь покинуть гостиницу сегодня ночью? - спросил Эван. Он снова опустил штору и повернулся к Лотте.
- Просто я заметила вас в саду, - ответила она, поигрывая краешком покрывала. - Я играла на рояле в гостиной. Потом мне пришло в голову прикрыть окно - ночной воздух стал слишком холодным, - объяснила Лотта, взглянув на него. - И тут увидела вас. Вы стояли под яблоней совершенно неподвижно, как привидение.
Наблюдая за выражением его лица, Лотта заметила отчужденность и одиночество, которые почудились ей сегодня вечером в саду под яблоней. Он словно смотрел сквозь нее, не видя лица.
- С моей стороны было очень опрометчиво позволить заметить себя, - очень тихо произнес Эван. Лотта едва смогла расслышать его. - Я заслушался, когда вы играли. Сразу вспомнилось детство.
- Я играла "При свете луны", - пояснила Лотта. Она тихонько пропела несколько тактов мелодии, от которых Эван вздрогнул, словно кто-то восстал из своей могилы. - Вы никогда не рассказывали мне о своем детстве.
- Моя мать любила напевать мне эту мелодию, - произнес Эван. - Мы жили вместе, пока мне не исполнилось пять лет, путешествовали вместе с бродячим цирком. А потом моему отцу пришла в голову мысль, что я должен получить достойное воспитание, несмотря на низкое происхождение.
- И ваша мать подчинилась? - У Лотты похолодело сердце. Перед ее мысленным взором встало золотое летнее утро двадцать семь лет назад и другой мужчина, попрощавшийся со своим ребенком, чтобы уже никогда вновь не увидеть его.