Лотта снова вздохнула, открыла одну из сумок и достала платье светло-зеленого цвета в белый горошек. Оно было очень модного в этом сезоне фасона, но, несомненно, гораздо более сдержанное, чем платье из белого муслина, приготовленное специально по случаю прибытия в город.
- Какое прелестное платье, мадам, - засмотревшись, прошептала Марджери. - Ни у кого в округе нет такого платья.
- Все наряды из Лондона, - сказала Лотта. - А где дамы вашего города покупают туалеты?
- Они шьют их сами, мадам, - ответила Марджери.
- Бог мой! Сами шьют одежду? Но из чего же? - Лотта даже присела от неожиданности на ступеньку лестницы.
- Мистер Меттинли поставляет ткани, мадам, - терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Марджери. - У него все ткани отличного качества - и атлас, и муслин, и бархат. А миссис Гилмор, что на Рыночной площади, торгует шелковыми лентами и шляпками из батиста. Очень даже хорошенькими, - тараторила она, не отрывая взгляда от нежно-зеленого платья. - Но конечно, никакого сравнения с вашим платьем. Все дамы будут теперь завидовать вам еще больше, мадам.
- Еще больше завидовать? - переспросила Лотта, удивленно подняв брови. - Не понимаю, как можно завидовать женщине в моем положении.
- Да, мадам, но мисс Гудлейк с Летком-Регинс - дочь нашего мирового судьи, мадам, - так хотела выйти замуж за лорда Сен-Северина еще до вашего приезда. И вдруг оказалось, что у него есть любовница.
- Но ведь это никак не может сорвать ее планы, - удивилась Лотта. - Разве может любовница помешать женитьбе. На самом деле так даже лучше, ведь не всякой женщине под силу выносить все капризы своего мужа.
- Это соответствует тому, что мне рассказывали о Лондоне, - убежденно провозгласила Марджери. - Одни умные слова и никакой нравственности.
Лотта улыбнулась тому, как незатейливо ее новая горничная поставила ее на место.
- Возможно, так оно и есть, - уступила она. - Однако я очень сомневаюсь в том, чтобы лорд Сен-Северин собирался жениться. К тому же он так опорочен в глазах общества. Разве он не является врагом?
- О да, в общем, так оно и есть, - кивнула Марджери. - Но он так богат, знатен и красив, что все леди засматриваются на него. Офицеры - благородные господа, они всегда обедают в лучших семействах округи, ведь война когда-нибудь да закончится. Я правильно говорю, мадам?
- Просто потрясающе, до чего практичный подход, - удивилась Лотта. - Отчего же обывателям Вонтеджа не насладиться новым обществом и не поймать пару-тройку богатых мужей для своих дочек? Какое значение может иметь то, что идет война, в таком случае?
Лотта сидела, подперев подбородок рукой. Становилось понятно, что ее ожидает в будущем. Эван, оче видно, сейчас обедает у кого-то из местных дворян, его вспыльчивый и опасный темперамент - прекрасная острая приправа к скуке медленного течения провинциальной жизни. А она в одиночестве станет проводить здесь свои дни, поскольку падшая женщина полностью зависит от того, кто ее содержит. Никто даже не зайдет поинтересоваться, каково ей здесь. Провинциальное общество - всего лишь слепок с лондонского света, только еще более косное. Лотта припомнила, как леди О’Хара направила на нее свою коляску. А ведь злоба провинциального городка может оказаться еще более мелочной и ядовитой. В Вонтедже нельзя остаться вне поля зрения публики, невозможно затеряться в толпе. Здесь некуда бежать и негде спрятаться.
Эван привез ее сюда, но не сможет защитить от местных нравов. Или вообще не собирается этого делать. В конце концов, она - Лотта Пализер, бесстыдная и суетная. И пусть это только вывеска, способная обмануть зевак, с этого момента она станет ее вторым "я". Ей придется защищаться не только от косых взглядов соседей по городку, но и от упрямого желания требовать от Эвана больше, чем он сам собирался предложить. Лотта знала, до чего нетребовательны и покладисты настоящие любовницы.
Она вспомнила брата Тео и обязанность, которую он на нее возложил - шпионить за Эваном во благо страны, и попыталась вызвать воспоминание о том, как Эван бесчувственно обошелся с ней в надежде, что это поможет оправдать предательство. Но предательство очень трудно оправдать, даже имея такие гибкие представления о морали, как у нее. Записка с указаниями, которую она нашла у себя на столе в то последнее утро в Лондоне, прожгла дырку в ее совести. Однако Лотта зашила записку в подкладку своего плаща, в ее представлении именно так действовали все шпионы и заговорщики. К несчастью, ее стежки оказались неровными, а шов - комковатым. Каждый, кто вздумал бы полюбопытствовать, мог сразу раскрыть ее тайну. В записке был всего лишь адрес, по которому следовало пересылать информацию в почтовое отделение в Эбингдоне, что в десяти милях от Вонтеджа. Тео писал, что будет поддерживать связь, и Лотта надеялась на это. Она постоянно боролась с собой, отгоняя сомнения, готовые закрасться в душу. Тихий голос нашептывал, что брат находится рядом с ней не для того, чтобы помочь. Просто ему нужны ее услуги, а если ей не удастся быть полезной в его деле, Тео просто отшвырнет ее.
Лотта подхватила следующую сумку и потащила ее вверх по лестнице. Вряд ли стоило привлекать Марджери к перетаскиванию таких тяжестей. Бедное дитя выглядело так, словно любое дуновение ветра просто свалит ее с ног. Ее нужно подкормить. Сравнивая ее тщедушность с собственными пышными формами, Лотта пришла к выводу, что неплохо бы всегда держать в доме запас еды, который Марджери сможет забирать с собой домой для семьи. Скорее всего, ее безработные братья полностью зависят от ее заработка, который поможет им всем выжить. А уж Лотта знала, как это страшно - оказаться на самом краю отчаяния.
Ей оставалось лишь гадать, вернется ли Эван, чтобы пообедать вместе с ней и разделить постель. Она знала, что сумела удовлетворить его, доказав, что она именно та любовница, которая ему нужна. Стоило бы постараться удовлетворить требования Тео и переслать ему какую-нибудь полезную информацию. Лотта почувствовала озноб при мысли о цене своего падения. Она в западне и мечется между выбором: сохранить верность Эвану или предпочесть самосохранение. Так или иначе, ею снова воспользовались. И это единственная жизнь, которую она знает.
Глава 9
- Что-то непонятное творится на Рыночной площади, - заметил Жак Ле Прево, следуя за Эваном в таверну "Сокол и шар", одну из самых низкопробных и грязных забегаловок Вонтеджа. - Думаю, вам стоит об этом знать. - Он с сомнением оглядел затрапезную пивнушку. - Мой бог, ну и местечко же вы подобрали! Не здесь ли убили какую-то женщину несколько лет тому назад и превратили это преступление в зрелище для зевак, чтобы привлечь посетителей?
- Возможно, ей пришло в голову пожаловаться на качество бренди, который здесь подают, - с усмешкой предположил Эван, жестом указывая на свой стакан. - Вот это - действительно преступление, - добавил он, пожимая плечами. - Непонятное, говорите? Может, молодые офицеры снова устроили стычку с горожанами? Им бы научиться держать язык за зубами, если они дорожат своим жалованьем!
Ему сейчас совсем не хотелось думать о постоянных стычках между молодыми офицерами и городскими хулиганами. Подмастерья и работники с мельницы питали застарелую неудержимую ненависть к французам, которая часто выливалась в ссоры, а временами и в открытые столкновения. Были еще землекопы, которые работали на рытье каналов, сильные и грубые парни, с уверенной походкой и звенящими в кармане монетами. Они всегда становились на сторону противника.
В целом, несмотря на отдельные стычки, все группировки старались проявлять терпимость, так как пленные тратили львиную долю своего жалованья в городке - от этого никуда не деться, - и городок оказывал гостеприимство. В некоторых случаях французские пленные давали уроки музыки, танцев и французского языка в семьях местных дворян. А богатые и общительные офицеры в чинах, вроде Ле Прево или Эвана, были приняты в самых лучших домах графства. Иногда Эвану приходила в голову циничная мысль о том, что не так уж и плохо насладиться вкусным обедом на лужайке в компании графа Кревена или сэра Роджера Гудлейка, выкинув из головы то обстоятельство, что идет война и на полях сражений гибнут товарищи. Но он ничего не забыл!
- Парни так молоды и горячи, - с философским спокойствием заметил Ле Прево. - Да и местная молодежь тоже горяча. Так всегда было. Но на этот раз проблема в другом.
- В чем же? - осведомился Эван.
Он раздумывал над тем, не стоит ли пропустить еще стаканчик бренди. На самом деле особого желания не было. Едва пригубив, он почувствовал слишком грубый и неприятный вкус алкоголя. Подумал, что предстоит работа над следующим, более тонким этапом плана побега. Дело шло к критическому рубежу, на котором предстояло связать вместе разрозненные нити заговора. Необходимо сообщить корреспондентам по всей стране даты, время и детали. Массовое восстание заключенных - это серьезная задача, требующая бесконечного планирования и огромных денежных ресурсов. Нельзя допустить ни малейшей ошибки.
И все же в тот момент, когда от него требовалась наибольшая степень концентрации, он отвлекался на мысли о Лотте. Ирония в том, что он привез Лотту в Вонтедж для отвлечения всеобщего внимания на себя, чтобы ему сконцентрироваться на плане.
Он плохо обошелся с ней утром. Однако он редко упрекал себя, всяческие сожаления казались ему бессмысленными и жалкими, демонстрацией слабости духа. Правда, когда дело касалось Лотты, все становилось непростым и запутанным, неизвестно почему.