Разве мог он жениться на женщине не своего круга? Женитьба хотя бы на раскрасавице, умеющей со вкусом одеваться (а эти два достоинства Фрычо больше всего ценил в представительницах прекрасного пола), но не принадлежащей к привилегированному обществу, страшила его призраком мезальянса. Однако прелестные ручки графинь, княжон и богатых наследниц до сих пор подносили ему, правда, искусно сплетенный, но, увы, гороховый венок.
Пребывая постоянно в ожидании, в исканиях, надеждах, Фрычо не теряя времени развлекал модных красавиц и внимательно изучал дамские туалеты. Он считался тонкими знатоком этого предмета, и не одна светская красавица, входя в гостиную, спрашивала его: "Пан Вевюрский, к лицу ли мне это платье?" А он, весь светясь от счастья, отвечал: "Madame, я бы советовал опустить кружева чуть ниже et de retrousser un peu le bout de votre ruban".
- Il n'y a comme monsieur Вевюрский pour les détails, - злословица Изабелла.
- Не нужно ли вам, пани Изабелла, сделать какую-либо покупку, - услужливо спрашивал в ответ Фрычо, - je suis à votre service.
- Mais oui! Купите мне в лавке два аршина голубой ленты, pas plus large que ca.
И Вевюрский бежал в лавку и покупал два аршина голубой ленты.
Одновременно с Вевюрским на террасу поднялся и доктор К. - мужчина средних лет и благородной наружности. Увидя их, графиня резко, так что на голове у нее задрожал bonnet volage, повернулась в их сторону и пропищала:
- Messieurs, кто из вас знает инженера Стефана Равицкого?
- Я его знаю, - отозвался доктор.
- Mon Dieu, cher docteur, я буду вам благодарна, если вы приведете ко мне пана Равицкого; figurez-vous, его высоко ценили в Париже.
- Такой человек, как Равицкий, - усмехнулся доктор, - всегда и везде должен пользоваться уважением. Нам всем было бы приятно видеть его у вас, графиня, но я сомневаюсь, сможет ли он исполнить наше общее желание.
- Mon Dieu! Почему же?
- Равицкий человек дела. Он приехал сюда не для забавы, а чтобы исследовать грунт для прокладки железной дороги. Он влюблен в свою профессию, привык много работать и не умеет бездельничать. В Д. единственные его знакомые - пани Зет и я. Так что не знаю, сможет ли…
- Mais, mon Dieu, - процедила сквозь зубы графиня, - если Равицкий так высоко ценит свою особу, я не настаиваю. Однако si la chose se peut, если бы вы, доктор, привели его сюда, vous m'obligeriez infiniment.
Пока графиня разговаривала с доктором, Фрычо делал комплименты молодым женщинам по поводу из туалетов. Когда же он наконец оторвался от созерцания кружев, украшающих их платья, и перевел взгляд на парк, легкий возглас удивления сорвался с его губ. Он поднес к глазам монокль, посмотрел и, с живостью оборотясь к графине, прошептал вполголоса:
- Veuillez voir, madame la comtesse, взгляните, графиня, на господ, что выходят из аллеи и направляются сюда.
- Eh bien! Qu'y a-t-il? - запищала графиня, поднося к глазам лорнет; ее примеру последовали две другие прелестные дамы.
- Вон тот, молодой брюнет, - продолжал Фрычо, - Генрик Тарновский. Он только вчера прибыл на здешние воды. Un homme très comme il faut; y него тысяча душ и хорошенькая сестра.
- А другой, - прервала его Изабелла, разглядывая в лорнет подходивших мужчин, - и есть monsieur Равицкий, которого я вчера видела у пани Зет.
Двое мужчин вышли из темной липовой аллеи на узкую, обсаженную цветами дорожку, залитую солнцем. Один из них действительно был Тарновский. Его стройная фигура эффектно вырисовывалась в золотых лучах солнца, из-под круглой шляпы выбивалась прядь густых черных волос. С ним рядом шел статный, благородный мужчина, просто, но с большим вкусом одетый. Лица его под широкими полями шляпы нельзя было разглядеть, но в походке, в движениях, живых и вместе с тем исполненных достоинства жестах была нечто располагающее и бесконечно благородное.
Оба были увлечены разговором. Спутник Тарновского держал в руках тонкую тросточку, которой он время от времени чертил в воздухе какие-то знаки, указывая молодому человеку то на север, то на юг.
Когда они приблизились к дому графини и машинально взглянули на сидящих на террасе, то встретились с обращенными к ним лорнетами. На их лицах промелькнула легкая ироническая усмешка. Они замолчали. Генрик отвернулся, а спутник его слегка коснулся рукою шляпы, проходя мимо графини, которая отдала ему вежливый, но холодный поклон. Когда они немного отошли, Изабелла, продолжая разглядывать их в лорнет, тихонько сказала Клементине:
- Mais il est extrêmement beau, ce monsieur Тарновский.
- Et l'autre? - спросила ее приятельница.
- Я не видела его лица, но как он держится! On dirait un prince.
Тем временем Фрычо сбежал с крыльца и пустился вдогонку за уходящими. Через минуту Тарновский услышал за собою возглас:
- Que vois-je Пан Тарновский!
Тарновский обернулся и увидел перед собою кругленькую фигуру и сияющее лицо Вевюрского.
- Вы здесь! - вскричал Фрычо. - Какая счастливая звезда привела вас сюда? Имею честь напомнить вам: Франтишек Вевюрский. Мы встречались у моей тетушки, графини С.
- Право, не припомню, - отвечал Генрик, слегка касаясь пухлой руки самозванного знакомца.
- О, это не удивительно, малознакомые люди быстро забываются, но я еще раз напомню вам о себе. Разрешите навестить вас, и я введу вас в наш круг… Где вы остановились?
- В доме Н., - ответил молодой человек, не понимая, чем он обязан этой неожиданной любезности.
- Un moment, имейте в виду, я всегда к вашим услугам, а теперь не смею задерживать. - И Фрычо, еще раз пожав холодно поданную Генриком руку, вернулся к оставленному им обществу, которое продолжало рассматривать в лорнет Тарновского и его спутника.
- Кто этот господин? - спросил Тарновского его приятель, когда Фрычо отошел от них на порядочное расстояние.
- Что его фамилия Вевюрский, я узнал всего несколько минут тому назад: он сам сказал об этом. Больше я о нем ничего не знаю. Наверное, встречался с ним мельком в обществе, не замечая, как не замечаешь безразличных тебе и несимпатичных людей, которые не оставляют следа в памяти.
- Верно, - с легким сарказмом подтвердил его друг, - существуют же на свете люди, вид которых производит впечатление круглого ноля. С какой стороны ни глянь, - увидишь тщательно нарисованный ноль и, как и о ноле, тут же о них забудешь.
- Скажи, милый Стефан, - снова заговорил Генрик, - что это за общество, что так дерзко выставило на нас батарею лорнетов и из недр которого выбежал этот смешной Вевюрский? Ты поклонился кому-то, кажется, красивой даме в муслине, полулежавшей в кресле. Кто она?
- Вот уже несколько дней, как я в Д. и познакомился - не лично, а издали и по рассказам - со всеми, кто чем-либо примечателен. Полная дама в муслиновом платье - это графиня Икс, одна из тех злосчастных женщин, что бездумно, не трудясь, промотали свою молодость и теперь не умеют даже блюсти достоинство старости, появляясь в обществе в шутовском, позаимствованном у молодости, наряде. Я познакомился с ней в мою бытность в Париже. Жители французской столицы, как тебе известно, удивительно подвержены господствующей моде, а так как графиня делала все, чтобы ее салон был модным, - и она достигла своей цели, - то порог ее дома некогда переступали достойные люди, мужи науки. С одним из них я бывал у нее несколько раз. Но кощунство над старостью производило на меня гнетущее впечатление, быть может потому, что и я сам не молод и чувствую, как смешно рядиться в наряды не по возрасту.
- Не говори о возрасте, мой уважаемый друг, - улыбнулся Генрик. - Кто знает, сколько тебе лет? А по внешности, по уму и благородному и отзывчивому сердцу ты моложе многих молодых людей.
- Ты прав. Годы не согнули меня, не остудили сердца, не ослабили ума. Умственно и физически я такой, каким был двадцать лет назад. Обязан я этим жесткому распорядку своей жизни, постоянной закалке, занятиям, которые не оставляют места бурным страстям, а отчасти сильной, живучей натуре, над которой время не властно.