Впрочем, Регина была безразлична и даже рассеянна, часто поглядывала на дверь, будто ждала кого-то, и порой сидела с таким отсутствующим видом, словно ничего не слышала. Но по лицам гостей нельзя было заключить, что они заметили холодную сдержанность хозяйки, - все трое были слишком заняты собой. Вевюрский упивался своей элегантностью и обаятельностью, граф Август - знатностью, а Януш воображал, что он одухотворен, и никому из них не приходило в голову, что он может не понравиться.
Когда граф Август с жаром рассказывал о дуэли с маркизом де Виллье в Париже, в гостиную вошли Равицкий и доктор К.
Регина сразу оживилась, встала и, сделав несколько шагов навстречу гостям, сердечно подала руку сначала Равицкому, потом доктору.
У пришедшей ранее троицы на лицах изобразилось неудовольствие: приход Равицкого и доктора, не принадлежащих к их кругу, был для них comme l'invasion de barbares. Они знали их в лицо, встречались изредка в парке, а доктора видели даже у графини, но не поддерживали с ними никаких отношений.
- Ремесленники! - с презрением прошептал граф Август, наклоняясь к Вевюрскому.
- Сброд! - прошептал в ответ Фрычо.
- Люди, лишенные поэзии, прозаичные, - вздохнул над ухом Августа Януш.
Равицкий окинул взглядом собравшихся и слегка нахмурился. Он холодно поклонился и сел в стороне около Генрика. С приходом Равицкого лицо Регины прояснилось, глаза заблестели, губы раскрылись в улыбке. Она вернулась на свое место между тремя молодыми людьми и теперь говорила чаще и дольше, даже несколько раз весело рассмеялась. Казалось, ее коснулось живительное веяние, в ней забил родник остроумия, милого веселья и еще большего, чем прежде, очарования. Однако взгляд ее все время обращался в ту сторону, где сидел ее брат со своим другом; она словно ждала, что инженер подойдет и заговорит с ней.
Но Равицкий продолжал разговаривать с Генриком. Регина даже ни разу не поймала на себе его взгляд, хотя он время от времени украдкой посматривал на нее, а когда переводил глаза на лица молодых людей, усмешка трогала его губы.
- Генрик, - потеряв терпение, обратилась молодая женщина к брату, - ты лишаешь нас общества пана Равицкого. Пан Равицкий, - добавила она с милой улыбкой, - мне хочется, чтобы вы присоединились к нам.
- Прошу прощения, но на сей раз не смогу выполнить вашу просьбу, - мягко возразил Стефан. - Я зашел на минутку, и мне надо кое о чем поговорить с вашим братом. - И он снова повернулся к Генрику.
Регина принялась болтать с гостями, но разговор, казалось, давался ей теперь с трудом, она была рассеянна, не смеялась и становилась все грустнее и серьезнее.
Когда спустя минуту она увидела, что Стефан встал и прощается с братом, на лице ее проступило выражение глубокой, нескрываемой грусти.
- Может, вы еще посидите, сейчас подадут чай, - робко сказала она, когда Равицкий пожимал ей руку.
- Не могу, меня ждут дела, - сдержанно ответил инженер и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Регина притихла, опечалилась и лишь изредка и односложно отвечала гостям. Наконец и они заметили, что красавица загрустила и о чем-то задумалась, но нисколько не огорчилась, напротив, каждый истолковал это в свою пользу и его окрылила надежда.
"Грустит, - думал Фрычо, - это хороший знак! Мне поразительно везет с женщинами".
"Рассеянна, - говорил про себя граф Август, - стало быть, неравнодушна ко мне. Недаром я граф, да еще красавец!" - бросив взгляд в зеркало, мысленно прибавил он.
"Кажется, она вздохнула, - я начинаю ее интересовать, - размечтался Януш. - Она меня поймет! В ней есть что-то возвышенное".
Доктор К. был занят беседой с Генриком, с Региной говорил мало, только глядел на нее и думал: "Необыкновенная женщина!" Но он был умней остальных и поэтому даже в мыслях не посягал на нее.
После чая граф Август сказал, обращаясь к Регине:
- Пани Изабелла говорила мне, что однажды слышала вас et que vous chantez comme un ange. Осчастливьте нас! - и он исполненным величия жестом указал на фортепьяно.
Регина молча подошла к инструменту.
Фортепьяно часто выручает хозяйку дома, когда она вынуждена из вежливости терпеть скучный и пустой разговор. Особенно когда голова занята тревожными и печальными мыслями, когда на сердце свинцом лежат тоска и забота, а вокруг болтают о вещах, ей безразличных, вынуждая отвечать на вопросы, хотя она предпочла бы не раскрывать рта. Вот тогда она с облегчением садится за фортепьяно, зная, что на некоторое время останется наедине с музыкой и со своими мыслями и не надо будет вести ненужный, неприятный разговор.
В тот вечер Регина была благодарна природе, которая дала ей прекрасный голос, и брату, который позаботился поставить в гостиной фортепьяно. Она села к инструменту, взяла несколько мягких аккордов и сильным, чистым голосом запела романс. При последних звуках: "За руки пожатье жизнь бы отдала", - голос ее задрожал от подлинной страсти, а на ресницах повисла никем не замеченная слеза.
Было уже поздно, когда гости разошлись, очарованные Региной, хотя она была грустна и рассеянна. После их ухода Регина вышла на балкон и долго стояла там, скрестив руки на груди, опустив голову, погруженная в раздумье. Но вот она тяжело вздохнула, вынула из волос цветок и резким движением отбросила его далеко от себя.
Генрик, услышав вздох и заметив, что она кинула цветок, подошел к сестре, взял ее за руку и спросил:
- Что с тобой, Регина? Почему ты выбросила цветок?
- Я поторопилась воткнуть его в волосы, - грустно ответила она и, пожелав ему спокойной ночи, ушла к себе.
Едва она ушла, под балконом, в свете звезд и молодого месяца, промелькнули три фигуры и исчезли в глубине парка. Это были местные львы - они наслаждались тихим вечером, обменивались впечатлениями о молодой женщине, с которой так приятно провели несколько часов. Кроме них, по гладким благоухающим дорожкам парка прогуливались лишь еще несколько человек, живущих поблизости.
- Интересно, какое положение пани Ружинская занимает в обществе? - приглушенным голосом спрашивал Фрычо. - О муже она не вспоминает. Я уверен, что она разошлась с ним.
- А по-моему, она вдова, - бросил граф Август.
- Загадочная женщина, - проговорил Януш, словно читая по звездам.
- Ха, ха, ха! - засмеялся граф Август. - Как знать, может, она живет с мужем в полном согласии и прямо отсюда поедет к нему, а того, кто очарован ее прелестными очами, оставит с носом! - И он насмешливо глянул на Вевюрского.
- Таких было бы много, - парировал тот, поняв его намек. - Ведь ты не станешь отрицать, что она красива.
- Прелестна! - воскликнул граф Август. - Изысканно элегантна и, я бы сказал, рождена быть княгиней…
- Или графиней, - ехидно добавил Фрычо.
- Ха, ха, а почему бы и нет! - засмеялся граф.
Януш шел молча и смотрел на звезды. Вдруг он отскочил и закричал:
- Гадкий урод!
Его приятели покатились со смеху.
- Кто? Кто урод? Пани Ружинская? Протестуем и вызываем вас, молодой человек, на дуэль!
Бледный и дрожащий от страха Януш с укором поднял взор к небесам и прошептал:
- Лягушка!..
- Януш наступил на лягушку! - расхохотался Фрычо.
- Так тебе и надо, - добавил граф, - смотри под ноги!
Молодой человек, содрогаясь от отвращения, встряхнул волосами и, немного успокоившись, произнес тихим и торжественным голосом:
- Да, мне отвратительны лягушки, но как вы могли хоть на минуту допустить, что мои слова относились к этому божеству, к этой… - Глубокий вздох не дал ему договорить.
Когда они так прогуливались, разговаривая и смеясь, навстречу им медленно шел мужчина, чье лицо они не могли разглядеть. Поравнявшись, все четверо с легким поклоном дотронулись до шляп.
- Равицкий! - прошептал Фрычо.
- Инженер! - презрительно бросил граф Август.
Да, это был Равицкий. Он одиноко бродил по парку, наслаждаясь вечерней прогулкой. Миновав молодых людей, он не спеша направился к выходу. Так же медленно шагал он по широкой улице, которая тянулась через весь город и привела его к небольшому дому, окруженному цветущими кустами. Войдя в дом, он стал ходить из угла в угол по маленькой комнате, потом отворил окно, вдохнул несколько раз теплый вечерний воздух и сел к бюро, где среди множества книг и деловых бумаг лежал наполовину написанный листок бумаги. Равицкий пробежал его глазами и стал писать дальше.
"Итак, мой старый друг, теперь ты имеешь подробное представление о моих занятиях и достигнутых результатах. Линия будущей железной дороги уже намечена, и, надеюсь, скоро неманские жители увидят своими глазами локомотив. А нужда в нем велика, ибо дороги здесь премерзкие, и проезжие увязают попеременно то в грязи, то в пыли.
Теперь мне хочется написать о себе, верней о тех, кто меня окружает. Не смейся, Зыгмунт, но представь себе, я буду писать о женщине! Тебе это покажется странным, но, как философ, ты должен извлечь из этого урок и, помня слова Шекспира: "На свете случаются вещи, которые и не снились мудрецам", - ничему не удивляться. Кого-нибудь другого я бы не решился посвятить в свои мысли, - я всегда боялся показаться смешным, - но ты, Зыгмунт, другое дело. Ведь мы сидели с тобой рядом на университетской скамье, и у нас не было друг от друга тайн. Наконец, ты философ, физиолог и психолог, и эти три науки помогут тебе понять, что со мной происходит.