* * *
Роман уже почти привык к своему положению. Хотя как можно к нему привыкнуть? Раньше он ни за что бы в это не поверил. Оказалось, можно запросто, да еще как… Привыкать и смиряться заставляет безысходность. Как в концлагере. И к нему человек привыкает тоже, хотя как можно…
И в семье тоже привыкли. Сначала мать часто плакала, а отец хмуро смотрел в пол. А мать однажды вдруг выдала:
- Да что ж это я, глупая?.. Ведь живой вернулся!.. Других-то вон в цинковых гробах домой привезли…
Иногда, даже чаще, чем хотелось, Ромка думал, что лучше бы ему тоже вернуться в цинковом… Лучше для него. И для семьи, хотя родные ни за что не признаются в этом. Мать поплакала бы и успокоилась в конце концов. Все погрустили бы, пострадали и продолжили жить. А сейчас им не успокоиться. Безногий Ромка постоянно маячит перед глазами… Каждый день…
Особенно тосковал младший брат, Роальд, по-домашнему Алик. Хотя ни словом, ни жестом, ни взглядом ни разу себя не выдал. Все трое детей в семье Суровцевых были дружны с самого детства. Роман - старший - всегда охранял малышей, особенно Алика, который быстро избаловался среди четверых взрослых. Его пестовали, учили, за ним следили… Его обожали. Но испортить его дружными усилиями и стараниями Суровцевым не удалось. Как-то не получилось… Да и Роман рано приохотил Алика к спорту, приучил к жесткому режиму и определенному порядку, несмотря на любовь и баловство. Все сочеталось в разумных пределах. И Роальд безумно и тайно обожал старшего брата, скрывая свое восхищение и привязанность. Наверное, у него выходило плохо. Все обо всем догадывались, но виду не подавали. А потом началась война…
Алик ждал брата и гордился им. Он верил, что Роман вернется, обвешанный орденами и медалями. Грезил какими-то победами, триумфами, лавровыми венками… Был убежден, что все справедливо, правильно и честно. Но тогда многие так думали…
Брат вернулся без ног, подавленный и мрачный. Пытался шутить и улыбаться, но не получалось изменить тоскливое выражение глаз… А других глаз не нарисуешь. Войну в Афганистане прокляли и даже, видимо, почти забыли. Потому что вычеркнули из памяти людей, хлебнувших ее вдосталь.
Полина после возвращения брата ночами плакала. Как и мать. Алик несколько раз слышал.
- Это просто родинка, - однажды утром вдруг сказала Полина. - Рома, это родинка…
- Какая родинка? - удивились сразу оба брата.
Наша страна… У каждого человека есть какой-нибудь дефект, изъян, ну, хотя бы большая родинка или бородавка… Наша страна - такая родинка на Земле…
- Выдумала… - проворчал Роман. - И потом, я не мечтал жить в бородавке…
- Ну, мало ли кто о чем мечтал, - вздохнула Полина. - Я, например, собиралась стать великой певицей…
У Поли еще в раннем детстве педагоги музыкальной школы, куда мать привела дочку, обнаружили абсолютный музыкальный слух и голос. Полина начала заниматься музыкой. Но жили тогда Суровцевы в сыроватой коммуналке. Девочка постоянно болела. Врачи посоветовали вырезать гланды. Мол, сразу и ангины пройдут, и простуды. Но, расставшись с гландами, Нолина вскоре потеряла и голос из-за постоянных сильных катаров…
Родинка… Кому какая выпала на долю…
- Тебе, Полька, давно пора замуж, - угрюмо отозвался Роман. - Чего не выходишь?
- Долго выбираю, - отшутилась Полина.
Все было куда хуже. Полине не хотелось оставлять родных. А самое главное - она с детства уверовала, что ее муж должен обязательно походить на старшего брата. Только такой, и никакой больше… И вот теперь Поля оказалась в сложном положении. Она больше не хотела такого второго, похожего - эти плохо кончают! Но и другого рядом с собой представить не могла, как ни старалась.
Правда, один раз ей показалось- вот он… Но Полина вскоре разобралась, что Анатолий тоскует рядом с ней. Ему неинтересно ни говорить с ней, ни спать. Она ему быстро надоела, прискучила. Словно лишняя… Но изменить Поля ничего не сумела, хотя и пыталась - слушала песни Высоцкого, любимого барда Анатолия, и перечитывала давно забытую книгу "Трое в лодке, не считая собаки", которую он часто вспоминал. Хриплый баритон и антигерои Владимира Семеновича ее дремлющую душу не трогали и раньше, а книга не рассмешила. Вероятно, Полина родилась бесчувственной, как старый серый валенок.
Анатолию требовалась совсем другая женщина, вовсе не Полина. Они оба ошиблись, приняв мечту за реальность. "Я для него посторонняя, - печально думала Полина, - была и осталась. И для себя тоже…"
Потом появилась Катя…
* * *
Она работала медсестрой в медицинском центре, где Роман проходил реабилитацию. Ромка ее даже не слишком запомнил, не выделил среди других шустрых белых халатиков. Но она сама его выделила и запомнила. И даже очень хорошо.
Катя подошла к Роману, когда за ним приехали на такси брат с сестрой.
- Дай мне свой номер телефона! - потребовала Катя.
Роман пристально взглянул на нее. Девчонка как девчонка… Немножко курносая, немножко широколицая. Небольшие темные глаза. Милый скуластик… И родинка над верхней губой. Одновременно притягательная и неприятная.
- Зачем? - холодно спросил он. - б благородство поиграть захотелось? Я в няньках не нуждаюсь!
- Я дам телефон! - поспешила вмешаться Полина. - У вас есть авторучка?
Катя кивнула. Она запаслась всем необходимым. Алик внимательно рассматривал ее.
Катя позвонила через два дня. Поговорила с Полиной, спросила, не нужно ли чего. Уколы, массаж… Она, Катя, умеет многое. И живет недалеко. Выяснила это по номеру телефона.
Потом Катя попросила подозвать Романа. Он нехотя взял трубку.
- Ты, девочка, что здесь забыла? Свои грехи с моей помощью собираешься замаливать?
- Если честно, я не знаю, - призналась Катя. - Папка, если о тебе услышит, меня прибьет. Можно я приду в гости?
- Нельзя! - немного смягчившись, отрезал Роман. - Папка, он дело говорит. И понимает, что его дочка достойна лучшей доли, чем безногий инвалид. А у меня, к счастью, пока имеются родители и брат с сестрой. Так что помощников хватает.
- Я в курсе, - пробормотала Катя. - Но меня пригласила Полина… И я приду в субботу. Уж извини…
- Дура! - закричал Роман на сестру, швырнув трубку. - Ну что ты лезешь в мою жизнь?! Кто тебя просит?! Учишь детишек бренчать на пианинке, и учи себе дальше! Лучше бы мужика приискала на счастье!
Полина отмалчивалась. Родители тоже как-то очень тихо и ловко устранились, а Алик был еще маловат.
Катя пришла. Принесла конфеты и бутылку красного вина. Его распили дружно, всей семьей, а потом старшие Суровцевы опять безмолвно исчезли в своей комнате, и они остались вчетвером. Алик во все глаза рассматривал Катю. И чем дольше смотрел на нее, тем больше она ему нравилась. Чудилась в ней отрешенность, отстраненность от земли, какая-то отдаленность от всего, что ее окружало и что находилось с нею рядом. Она казалась ни к чему не привязанной и ни от чего не зависящей. Простая и легкая, как лист дерева, и непонятная, как птица в вышине, которую никому не догнать…
Катя… Разве могла она предположить, сколько горя принесет в дом Суровцевых, и без нее содрогающийся от боли?..
- Мука мне с тобой, - признался медсестре Роман, когда они остались одни. Деликатные брат с сестрой отправились восвояси. - Зачем ты пришла?
- Я не знаю, - повторила свое Катя.
Если бы она поняла тогда… Но как можно предугадать будущее?..
- А какие у нее грехи? - спросил потом Алик. Роман недоумевающе уставился на брата. Он и забыл о своих словах.
- Ну, ты вот говорил ей по телефону, - напомнил Роальд. - Где ты о них слышал? Когда лечился?
- А-а, да… - вспомнил Роман. - Понимаешь, просто грехи есть у каждого из нас. У кого много, у кого поменьше… И у нее тоже. Обязательно. Пусть даже тебе о них ничего не известно. И искупать их тоже придется. В этом деле нет избранных.
В тот вечер они еще полчаса посидели - тупо, бездарно, раздражаясь в глубине души друг на друга и одновременно радуясь всем окружающим. И Катя ушла.
- Зачем она приходила? - поинтересовался Алик.
- Сама не разберется зачем, - иронически объяснил брат. - Я тоже у нее об этом спрашивал.
Через некоторое время начались скандалы. Катя настаивала на переезде к Роману. Ее родители были категорически против. Однажды Катин отец позвонил Суровцевым.
Братья оказались вдвоем. Алик передал трубку Роману, не подозревая о том, кто звонит. Лицо брата, выслушавшего несколько первых фраз, странно и нехорошо изменилось.
- Кто это? - шепотом спросил Алик.
Роман махнул рукой, чтобы брат вышел из комнаты. Тот послушно закрыл за собой дверь, но решил подслушивать, хотя раньше никогда не опускался до такого.
- Я ее за руку сюда не тащу! - резко сказал кому-то Роман. - Разбирайтесь со своей дочкой сами, меня в это дело не вмешивайте! Но запретить ей тоже ничего нельзя - взрослая! У нее своя голова на плечах.
Роальд догадался, кто звонит.
- А вы предлагаете мне ее отсюда выставить, когда она ко мне снова заявится? - продолжал брат. - И как вы это себе представляете? Она приходит, а я ей говорю: "Убирайся, поскольку так требует твой отец!" Вы этого хотите?
Собеседник что-то ответил.
- Нет!! - неистово закричал Роман. Алик даже испугался. - Нет!! Ни за что!! Не дождетесь! - и швырнул трубку. - Роальд! - заорал брат.
Алик в ужасе ворвался в комнату.
- Этому типу больше меня не подзывай! - приказал брат. - Голос запомнил? И отправляйся опять к себе! Мне нужно позвонить Катерине.