В такси Сашка по привычке прижалась к стеклуй. непрерывно ворковала о приближающемся празднике, о дедушке с бабушкой, об отце… О том, как она будет ходить по разным елкам, о том, что скоро придет Дед Мороз с мешком, полным подарков, о лыжах, санках и снежках и других морозных удовольствиях…
Настя, по обыкновению, половину пропускала мимо ушей, автоматически кивала и тоже смотрела в окно на забитую машинами, потускневшую и смирившуюся со своим незавидным положением улицу. И вдруг вспомнила: а где этот ее случайный знакомый бородатый водила? Который на самом деле якобы врач-рентгенолог… Если не врет…
Как же его звали?.. Настя пошарила в памяти. Не вспомнить.:. Дома валяется его визитка… А для чего он ей? Почему она внезапно о нем подумала?
Сашка вытерла варежкой грязное стекло, а потом приложила ее к щеке.
- Саша, - прошептала Настя, - ну ты хотя бы следила за своими руками! Куда ты опять полезла, что ты вечно собираешь всю грязь? Мне потом опять стирать!
Дочка виновато осмотрела свои почерневшие варежки.
- Я их сама постираю! - объявила она. - Я теперь буду тебе помогать! Мы так договорились с бабулей! Она считает, что ты очень устаешь! А ты правда устаешь?
И Саша внимательно заглянула матери в глаза.
- Нет, не правда! - отказалась Настя.
- Но у тебя усталый вид! Так говорит бабуля! Да я и сама вижу!
Настя хотела сказать, что домашние дела здесь ни при чем, что она устала совсем не из-за стирки и магазинов, но вовремя остановилась. Кому она собиралась все это объяснять? Пятилетнему ребенку?..
- Бабуля говорит, что тебе с папой хорошо было бы съездить отдохнуть дней на десять! После Нового года. Какой-нибудь тур в Грецию или в Испанию!
А я поживу у бабушки. Но могу поехать и с вами…
Если вы меня возьмете с собой. Детей до двенадцати лет везут бесплатно!
Сашка снова с любопытством заглядывала матери в лицо, пробуя там высмотреть что-нибудь интересное и новенькое. И разочарованно вздохнула - не удалось…
Как же его звали?.. Глупость какая… Для чего он ей вдруг понадобился? А зачем ей отдых в Греции?
Вдвоем с Артемом… Они слишком давно не были вдвоем… Уже не первый год они просто живут рядом… А вдвоем - это совсем другое понятие… И, кажется, им теперь уже недоступное… А было ли оно вообще доступно им когда-нибудь?..
В стекла злобно хлестал снег. Сашка снова мирно разболталась о своей спокойной детской жизни, крепко защищенной и надежно оберегаемой четырьмя взрослыми людьми. Или даже шестью: если прибавить сюда родителей Артема.
Куда же она сунула эту визитку? Как-то машинально смела в ящик стола, когда ее заметил Артем…
Надо найти… Зачем?!. Настя не знала и не искала ответ на свой некорректный вопрос.
* * *
Тамара встретила вернувшихся из магазина Юльку и Валентину взглядом, в котором смешались страх и отчаяние.
Юлька в безмолвном ужасе, не снимая дубленки, села на стул и оледенела.
- Что? - коротко выдохнула Валентина.
Секретарша внезапно залилась слезами.
- Он вышел из кабинета и спросил: "Тамара, вы не могли бы поскорее найти фирму, где можно купить хороший телефонный аппарат?"
- Ну и что? - изумилась Валентина. - Зачем же рыдать? Что тут такого? Телефон, видно, сломался…
И это все?! Ничего не понимаю…
Юлька тоже запыхтела поувереннее и поспокойнее.
- Девочки, - сказала Тамара трагическим тоном, - это невозможно описать и объяснить… Вы не видели выражения его лица!.. Я не могу…
И Тамара снова в голос заревела. Валентина переглянулась с неподвижным исполнительным директором.
- Я туда не пойду! - неожиданно категорически заявила Юлька и покосилась на плотно притворенную - ни единой щелочки! - дверь в кабинет.
Валентина удивилась: что это вдруг с ней? Всегда раньше охотно бралась за трудности, с удовольствием бросалась грудью на амбразуру и любила вызывать испепеляющий огонь прямо на себя…
Кончился запал? Или случилось нечто такое, о чем Валентина еще не знает, не догадывается, не подозревает?..
- Сушечка, зайди к нему ты, - прошептала Юлька. - Задай пару нейтральных вопросиков… По поводу рекламки. И заодно выясни все подробности.
С выражением его лица… Я почему-то боюсь…
И впрямь посылать Юлю к шефу казалось тяжким преступлением: такой она сейчас выглядела жалкой.
Валентина сделала глубокий вдох и осторожно постучала в дверь. Просить Тамару предварительно справиться об аудиенции было тоже совершенно бесполезно: юная, обезумевшая от чужих страстей секретарша продолжала лить непрерывные, никак не желающие иссякать слезы - какой-то вечный источник! - и твердить, что очень плохо себя чувствует и хочет домой.
- Тебе хорошо, - сказала не сочувствующая ей Юлька, - у тебя мама и другая родня под боком: нужно посоветоваться - пожалуйста, хочешь жаловаться - сколько угодно! А моя мамуля далеко!
Живет себе со своим немецким мужем и думать забыла о единственной дочке! - вздохнула она. - И колупайся тут в этой жизни одна-одинешенька в свое удовольствие!
Тамара ничего не отвечала - не могла, а Валя, услышав из-за двери не сразу прозвучавшее, угрюмое: "Входите!" - робко, неуверенно толкнула дверь. Президент сидел за столом в излюбленной позе первооткрывателя своего собственного письменного стола. Валентина смущенно двинулась вперед.
- Садитесь! - буркнул президент. - У вас ко мне есть вопросы?
- Да, - заторопилась, скованно присев на стул, Валентина. - Это касается наших отношений с "Плейбоем"… Они…
- Они тут совершенно ни при чем! Не выдумывайте! Сегодня не первое апреля! - резко перебил ее президент. - С ними вообще все в полном порядке!
Он внезапно поднял глаза и обвел Валентину рассеянным и равнодушным взглядом. Зачем она пришла сюда?..
- Мы могли бы встретиться в воскресенье на том же самом месте в парке, - сказал Тарасов. - Вместе с детьми. Часов в двенадцать. Идет?
У президента наметились серьезные кадровые перестановки… Он не столько стремился к недостижимому идеалу - это ведь полная бессмыслица и абсолютно несерьезно! - сколько излишне часто горевал об упущенных навсегда возможностях, о неиспользованных шансах и подсчитывал в срочном порядке пока еще ему остающиеся.
- Идет… - прошептала Валентина.
Она пришла сюда ради одного этого своего коротенького слова. Она знала, что оно будет произнесено… И обязательно будет задан подобный вопрос…
Теперь оставалось только придумать, что сказать Юльке по поводу выражения лица шефа… Президент решил по-своему разрулить ситуацию.
Результат имеет силу приговора.
* * *
Дома Настя сразу же, раздев Сашку и сбросив шубу и сапоги, стала рыться в столе. Визитка нашлась очень быстро: она валялась сверху, прямо на расчетных книжках за квартиру, свет и телефон.
- Как мы давно с тобой не виделись! - говорила Сашка у себя в комнате любимому медведю. - Что ты тут без меня делал? Играл с мамой?
Настя взяла визитку в руки. Игорь Сергеевич Буркалев… Три телефона и два адреса… Ну что ж, Игорь Сергеевич… Пришла пора нам познакомиться поближе… Холодная, жесткая, русская зима очень располагает и подталкивает к таким новым знакомствам.
Настя во многом винила себя. Она не научилась вести хозяйство, не могла наладить свой дом, она слишком сильно ревновала, она ничего не понимала в постели… Вот, наверное, это главное. И не научилась до сих пор…
Только ее обвинения в свой адрес - самый верхний, тонкий пласт, как слабая, гнилая от дождей, желто-бурая осенняя простыня листьев на земле.
Внизу прячется черная, просыревшая грязюка, плотная и слежавшаяся. Там собака и зарыта… И эта тарасовская собака, глубоко закопанная от досужих, чужих, наглых глаз, - его собственная вина и ответственность перед женой.
Настя безуспешно пробовала отучить себя перечислять и вспоминать все его многочисленные прегрешения, потому что это нехорошо и нельзя валить все на других, когда ты сама тоже виновата. Но, помимо ее воли, память то и дело упрямо, настойчиво возвращала ее в прошлое. И когда накатывала эта девятибалльная штормовая волна обид, бороться с ней сил у Насти уже не находилось. А если честно, она не очень пыталась ей сопротивляться. Она даже радовалась ее обвалу, шуму и грохоту, в котором так четко звучали суровые обвинения мужу.
Она ревновала его? Да, поскольку он бегал за каждой юбкой и к любой прилипал глазами! Она плохо устроила дом? Так это опять же его вина! Разве можно пригласить в квартиру женщину моложе шестидесяти?! А постель… Ну это было слишком болезненным, назойливым воспоминанием… Но и, здесь она ни в чем не виновата. Она старалась не один год избавиться от заклеенной трещины на разбитом стекле - ведь вставить новое уже не удастся! - от давящей, настырной, не стирающей детали памяти, не желающей умирать. От нее не удерешь к родителям, эту память не разорвешь на клочки и не сунешь, проходя мимо, в мусоропровод…
Постоянно навязчиво загоралась лампочка ночника в спальне, в который раз выхватывая из темноты ненужные, лишние подробности, о которых давно неплохо бы забыть. Но никак не забывалось.
Потому что каждая ночь была точной копией предыдущей, подтверждающей одно: постель - это страшное пыточное место, куда можно попасть только по большой дурости и полной неопытности.
До Артема у Насти не было ни одного мужчины.
И она по наивности считала это своим большим несомненным достоинством. Она рассчитывала на любовь и умудренность Артема. И просчиталась во всем… Ладно, опыт, в конце концов, дело наживное. Но любовь… Она не приобретается, не хранится до поры до времени в тайниках и не передается по наследству.