* * *
День у меня был из ряда вон выходящий.
Произошло много всяких событий, и мне хочется мысленно расставить их по порядку.
Во-первых, я так и не смогла заснуть прошлой ночью, а просто лежала и думала о жизни, и чем больше я о ней думала, тем сложнее она мне казалась.
Сначала человек воображает, будто все знает, но вот происходит какое-то событие - и он начинает понимать, до чего его знание смутно или ошибочно…
В восемь я поднялась и, когда Элинор в половине девятого пришла меня будить, уже приняла ванну и оделась. Она удивилась столь раннему моему пробуждению, но я объявила, что ухожу на весь день и прошу передать извинения тетушке Дороти.
Элинор решила, будто у меня свидание с молодым человеком, и тут же выразила готовность помочь в случае надобности. Отказавшись от ее услуг, я стрелой слетела вниз по лестнице и исчезла из дома незаметно для всех.
Никогда прежде мне не приходилось гулять по Лондону в такое раннее время. Улицы казались совсем пустыми, воздух намного свежее и прозрачнее.
Я долго бродила по Гайд-парку, наблюдая за всадниками на Роу, а потом мне показалось, будто вдали промелькнул кто-то из приятелей тетушки Дороти, так что я поспешила покинуть это место и побрела через Беркли-сквер на Бонд-стрит.
Только когда по Лондону ходишь пешком, понимаешь, до чего он великолепен - дома самых разнообразных форм, среди них попадаются такие странные и загадочные, словно там хранятся всевозможные древние тайны.
Я шла куда глаза глядят, покуда не очутилась на крошечной улочке, сплошь заставленной лавками, - нечто вроде рынка.
Торговцы во все горло расхваливали свой товар и уговаривали меня купить что-нибудь.
- Идите-ка, погладите… всего шесть пенсов, милочка… прямо для вас!
И все были жутко любезны и не обижались, когда я отвечала "нет".
Внезапно я почувствовала сильный голод и взглянула на часы - оказалось половина второго! Я стала оглядываться вокруг, ища, где бы поесть. О, сколько раз я завтракала в Лондоне с тетушкой Дороти и ее приятелями, только всегда в таких местах, как "Ритц" или "Карлтон", а туда, разумеется, одной заходить не принято.
И я пошла дальше по тесным маленьким улочкам, догадываясь, что, должно быть, забрела в Сохо, так как все магазинчики здесь были итальянскими или французскими.
Заглянула в несколько крохотных ресторанчиков, но в одном было слишком много народу, в другом стоял ужасный запах горелого жира. Наконец на углу одной из улиц я заприметила небольшой тихий ресторан.
Официант-итальянец указал мне на столик в углу, за которым сидел одинокий мужчина и читал газету под названием "Эдванс".
На другом конце зала за длинным столом сидели две женщины, довольно вульгарные на вид. Одна страшно размалеванная, с синими веками и непомерно нарумяненными щеками, ее волосы были неестественно белого цвета, очевидно, вытравлены перекисью. На другой красовалась нелепая шляпка сине-красного цвета.
Когда я вошла, они оборвали беседу и уставились на меня, отчего я совсем смутилась.
Вскоре прибежал официант с меню, и я заказала себе омлет и небольшой бифштекс. Я так проголодалась, что, казалось, готова была съесть целого барана!
Он спросил, чего я желаю выпить, и я подумала, а не попробовать ли мне какого-нибудь итальянского вина, самого дешевого - за несколько шиллингов.
Приняв мой заказ, официант объявил, что платить надо сразу. Я открыла сумочку и, обнаружив банкноту в пять фунтов, подала ее официанту. Тот весьма изумился, а женщины, наблюдавшие за мной, принялись перешептываться.
Официант понес бумажку хозяину - толстому, неопрятному мужчине у кассы, - и тот стал пристально ее рассматривать (я не могла удержаться от мысли, какой был бы ужас, покажись она им фальшивой).
Впрочем, вскоре они удостоверились, что с банкнотой все в полном порядке, и, зажав ее в кулаке, официант поспешил через улицу в продуктовую лавочку.
Омлет, к моей большой радости, поспел довольно быстро.
Я его уже почти доела, когда женщина, крашенная перекисью, подошла к моему столику и села рядом со мной.
- Извините, что пристаю с разговорами, но не найдется у вас такой ерунды, как почтовая марка?
Я отвечала, что нет, боюсь, не найдется и что ей лучше обратиться к официанту - он наверняка поможет.
Но женщина продолжала сидеть и рассказывать, что хотела черкнуть сестре, которая очень больна - умирает от воспаления легких. Я пробормотала, что мне очень жаль, а она подтвердила, что и ей тоже. Но вся беда в том, что она просто не в силах помогать бедняжке, так как у нее самой пятеро детей и они все голодают.
Помолчав, она доверительно дотронулась до моей руки:
- Не слишком ли дерзко с моей стороны попросить вас одолжить мне немного денег, чтобы я могла о них позаботиться?
Прежде чем я смогла что-то вымолвить, мужчина, сидевший напротив, опустил газету и строго произнес:
- Немедленно прекрати эту чушь, или я тебя вышвырну вон!
Я совсем забыла о его присутствии и очень удивилась, когда он заговорил. Женщина сразу встала и изрекла самым что ни на есть саркастическим тоном:
- Ах, так ты подслушиваешь? Ну, мистер Длинный Нос, я тебе вот что скажу…
- Заткнись! - перебил он. - Ты слышала, что я сказал? Повторять не буду.
К моему изумлению, прихватив со своего стола сумочки и перчатки, обе подружки в одно мгновение исчезли из ресторана. Правда, вид у них был прямо-таки взбешенный.
Мужчина повернулся ко мне и сказал:
- Вам не следует выслушивать подобные сказки!
- Значит, это неправда… про ее сестру? - поинтересовалась я.
- Конечно! - подтвердил он. - Она увидела у вас кое-какие деньги и решила любым способом залезть к вам в кошелек.
- О! - воскликнула я в изумлении и затем поблагодарила незнакомца за помощь.
Выглядит он довольно необычно - молодой, смуглый, с выражением какой-то мрачной решимости на лице… Глядя на него, возникает впечатление, будто он вот-вот ринется в бой с какими-то темными силами.
Терпеливо выслушав мои благодарности, он спросил:
- Что вы тут делаете? Работу ищете?
- Нет, - призналась я. - Просто на целый день убежала из дома.
Он засмеялся и сообщил, что поступил точно так же шесть лет назад и с тех пор все никак не вернется.
Я поинтересовалась, почему он так поступил, и он сказал:
- Я осмелился иметь собственные убеждения.
На вопрос, как отнеслись к его побегу родственники, молодой человек ответил, что его отрезали, как ломоть, оставив с пресловутым шиллингом в кармане.
После этого мы принялись разговаривать на самые разные темы, и он мне показался невероятно интересным человеком.
Зовут его Айвор Верген, дед у него был русский. Родители Айвора - люди весьма респектабельные - считают своего сына большевиком. Он написал книжку "Прогрессивная мысль", которая подверглась резкой критике в его семье и послужила причиной раскола.
В разговоре со мной Айвор не скрывал своего отвращения к образу жизни тетушки Дороти и ее друзей. Когда он говорил о великосветских развлечениях, его глаза сверкали гневом, а сам он походил в эти минуты на вдохновенного пророка.
- Возьмите молодых людей из высшего общества, - рассуждал Айвор, - во что они превращают свою жизнь? В сплошной мираж! Спросите, чего они больше всего хотят, и они ответят: быть счастливыми и иметь приличный капитал. Но что они делают, чтобы добиться этого? Ничего! Это попросту паразиты, существующие на деньги, заработанные их отцами. У них нет ни цели, ни идеалов; они помышляют только о еде, выпивке, женщинах!
Поразмыслив как следует над его словами, я почувствовала, что он говорит правду - все мы должны что-то в жизни делать и к чему-то стремиться.
Потом Айвор коснулся государственной политики - и здесь картина была такой же мрачной.
Я старалась запомнить все им сказанное, чтобы попросить дядюшку Лайонела произнести речь в парламенте и убедить властей предержащих, что страна давно нуждается в лидере.
Время за разговором пролетело незаметно, мне жаль было расставаться с Айвором, и, словно угадав мои мысли, он вдруг предложил:
- Я собираюсь сегодня в Челси, хотите пойти со мной? Там я вас познакомлю с серьезными, мыслящими людьми. Не думаю, что вы много таких встречали на Гровенор-сквер.
Я с радостью согласилась и достала деньги, чтобы расплатиться по счету. Увидев, что я собираюсь дать официанту на чай два шиллинга, Айвор запротестовал и велел оставить всего шесть пенсов, объявив, что я собью рыночные расценки, да и в любом случае чаевые - пережиток позорной классовой системы.
Мы вышли, и я спросила, не взять ли такси, а Айвор схватился за голову:
- Силы небесные, конечно, нет! Поедем в автобусе.
Так что мы добирались до Челси в общественном транспорте.
Я никогда раньше не ездила в автобусах и должна сказать, это мне очень понравилось: забавно, хоть и медленно.
Проезжая вниз по Пиккадилли, никак не могла удержаться, чтобы не поглядеть, не выходит ли кто знакомый из "Ритца", и подумала: вот было б здорово, если бы меня увидела тетушка Дороти!
Но, к сожалению, так никто и не увидел меня сидящей в автобусе.
Мы проехали несколько миль по Кингс-роуд, потом вышли из автобуса и свернули в маленький переулок, вдоль которого тянулся ряд невзрачных грязных домиков.
Зайдя в один из них, мы стали взбираться на самый верхний этаж.