То есть Харальду, конунгу в изгнании, было поставлено условие: используя "свое физическое и духовное совершенство" ни много ни мало - вернуть себе свою страну (или подыскать какую-нибудь другую, подходящую).
Оставаться в Киеве после этого было невозможно. Харальд собрал отряд и отправился в долгое странствие. Отсутствовал он десять лет. Служил в войске византийского императора, участвовал в военной операции против пиратов в Эгейском море, сражался в Болгарии и на Сицилии, участвовал в войнах с сарацинами, путешествовал в Иерусалим, провел много зим в Африке и взял там богатую добычу. При этом все золото и прочие драгоценности, которые он добывал в походах, он посылал не в родную Норвегию, а на хранение конунгу Ярицлейву. Делал он это, во-первых, для того, чтобы уберечь богатства от рук политических противников, во-вторых, можно предположить, не без тайной мысли произвести впечатление на киевскую княжну и ее строгого отца.
И затея его удалась. Исландский скальд и хронист XIII века Снорри Стурлусон утверждал, что "это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел подобного во владении одного человека".
Нужно сказать, Харальд как подобает настоящему викингу, был не только отважным и удачливым воином, но и поэтом. Возвращаясь на Русь, конунг сложил висы, своеобразные древние скандинавские стихотворные произведения, в которых он прославлял свои подвиги и сетовал на то, что, несмотря на все его успехи, русская княжна Элизабет не хочет высказать ему благосклонности. Произведение Харальда складывается в целую поэму, сохранившуюся в составе саги о нем. Называется эта "поэма" - "Висы радости".
Вот строки из нее:
"Корабль проходил перед обширной Сицилией. Мы были горды собой. Корабль с людьми быстро скользил, как и можно только было желать. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
У трёндов оказалось больше войска; мы выдержали поистине горячий бой; будучи молодым, я расстался с молодым конунгом, павшим в бою. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Нас было шестнадцать на корабле, когда внезапно поднялась буря; нагруженный наш корабль был полон воды, которую мы вычерпывали. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Я владею восемью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приемов борьбы.
Я родился там, где уппландцы натягивали луки; теперь у меня есть корабли, ненавистные населению, которые плавают среди островов; с тех пор как мы спустили его на воду, корабль мой рассекал много морей. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Кроме того, ни женщина, ни юноша не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности".
В стихах видно, как страдал из-за своей неудачи герой. И вот, наконец, он со славой и добычей возвращается к Ярославу. Князь оценил боевой и политический потенциал будущего зятя и той же зимой отдал за него дочь. И не прогадал. Набравшись боевого опыта, располагая средствами и связями, Харальд вернул себе норвежский престол. Елизавета стала королевой норвежцев.
Русский поэт XIX века граф Алексей Константинович Толстой, создавший прекрасный поэтический перевод "Вис радости", так описал финал этой истории:
В Норвегии праздник веселый идет:
Весною, средь плеска народа,
В ту пору, как алый шиповник цветет,
Вернулся Гаральд из похода.Цветами его корабли обвиты,
От сеч отдыхают варяги,
Червленые берег покрыли щиты
И с черными вранами стяги.В ладьях отовсюду к шатрам парчевым
Приплыли норвежские скальды
И славят на арфах, один за другим,
Возврат удалого Гаральда.А сам он у моря, с веселым лицом,
В хламиде и в светлой короне,
Норвежским избранный от всех королем,
Сидит на возвышенном троне.Отборных и гридней, и отроков рой
Властителю служит уставно:
В царьградском наряде, в короне златой,
С ним рядом сидит Ярославна.И к ней обращаясь, Гаральд говорит,
С любовью в сияющем взоре:
- Все, что пред тобою цветет и блестит,
И берег, и синее море,Цветами обвитые те корабли,
И грозныя замков вершины,
И людныя веси норвежской земли,
Все то, чем владею я ныне,Вся слава, добытая в долгой борьбе,
И самый венец мой державный,
И все, чем я бранной обязан судьбе -
Все то я добыл лишь навечно тебе,Звезда ты моя, Ярославна!
В последний раз варяги-наемники использовались Ярославом во время неудачного похода на Византию в 1043 году. Варяги перестали быть "козырной картой" в военных столкновениях. В дальнейшем отношения со скандинавским миром, пройдя фазу тесного сотрудничества, вновь обращаются в противостояние. Наиболее яркие моменты этого противостояния связаны с именем Александра Невского, князя Новгородского.
Политика Александра была весьма противоречива. Он всегда занимал позицию жесткого сопротивления западной католической экспансии, будучи при этом сторонником мирного урегулирования отношений с Ордой. Это стало причиной многочисленных и весьма бурных дискуссий по поводу личности Александра и его роли в русской истории XIII века. Высказывались диаметрально противоположные точки зрения. Одни считают его героем, другие беспринципным авантюристом. Негативно оценивает отказ Александра Невского от активной борьбы с монголо-татарскими завоевателями известный текстолог, московский историк И. Н. Данилевский. Более того, Александра обвиняют даже в том, что ордынское ярмо на шею русскому народу было водружено именно его усилиями.
Что ж, действительно, князь выступил инициатором "замирения" с татарами. Но произошло это тогда, когда время для активного сопротивления уже было упущено. Следует, однако, заметить, что сопротивление могущественному внешнему противнику для князя - не только вопрос личного мужества, а еще и вопрос ответственности перед вверившим ему власть населением города. Александр не был князем всей Русской земли, он был князем лишь земли Новгородской. Если шансы на победу невелики - он не имел права рисковать жизнями и судьбами людей. Почему, собственно, предосудительно, что Александр не захотел, чтобы Новгород пополнил список сожженных Батыем русских городов, которые были ничем не слабее Новгорода и Пскова? Князю, профессионалу войны и политики, расстановка сил была хорошо известна: большинство русских городов уже лежало в руинах, попытка сопротивления силами всего лишь двух волостей действительно была безнадежной. Александр едет в Орду, "дабы отмолити людии от беды" и освободить русских от обязанности посылать свои полки для участия в татарских походах. Поездка заканчивается для него смертью. Это был последний его подвиг. Свое исключительное личное мужество Александр доказывал не однажды.
В 16 лет он начал самостоятельное княжение в Новгороде. Первым его значительным подвигом было сражение с потомками все тех же викингов - шведами. В настоящее время часто предпринимаются попытки поставить под сомнение значение битвы на Неве. К числу особенно курьезных следует отнести книгу "историка"-дилетанта А. Нестеренко, в которой автор приводит из страницы в страницу один лишь довод - в шведских хрониках сведений о битве нет. А в доказательство того, что средневековые авторы не замалчивали поражений, вспоминает… русские летописи.
Да, русские летописцы честно сообщали обо всем: и о победах, и о поражениях. Но какое это отношение имеет к шведским хроникам? Для того чтобы понять, что могло, а чего не могло быть в скандинавских хрониках, нужно подвергать источниковедческому анализу именно их, а не то, что удобно автору. Невдомек Нестеренко и то, что шведское описание событий XIII века было составлено лишь в XIV веке, в то время как Новгородская первая летопись старшего извода, зафиксировавшая сам факт и ход битвы, была составлена в XIII веке и содержит неоспоримые свидетельства того, что сведения о битве летописец черпал у непосредственных ее участников.
Впрочем, работа с отечественными летописями и житиями в книге А. Нестеренко еще более неуклюжа. Всем русским источникам указанный автор напрочь отказывает в правдоподобии (все на том же основании, что в "шведских хрониках ничего такого нет"). В том числе в разряд "лживых" ретивый ниспровергатель отнес и один из главных источников по истории деятельности Александра - его "Житие". Фантастические подробности, свойственные всем средневековым историческим описаниям, кажутся А. Нестеренко свидетельством их лживости. Самодеятельному автору можно посоветовать почитать так любимые им скандинавские хроники, а не только французскую иллюстрированную военную энциклопедию, с восторженного рассказа о которой начинает этот, с позволения сказать, "труд": "фантастических" подробностей в сагах он найдет в них не меньше. Такова была особенность средневекового литературного этикета и сознания: человек воспринимал мир сквозь призму магического. Книга изобилует фактическими ошибками, допустить которые постыдился бы даже школьник. Но это не мешает автору беззастенчиво высказываться по самым разным вопросам.