Нужно отдать должное, целуется он хорошо. К собственному удивлению, я почувствовала слабые проблески возбуждения. Наконец-то! Я открыла глаза.
Глаза Мейсона были прикрыты. Знаете, какое выражение появляется на морде у пса, когда вы чешете правильную точку на его животе? Проблески приказали долго жить. Я закрыла глаза и сосредоточилась на поцелуе, постаравшись отвлечься от объекта. Мои старания были вознаграждены, и приятное пламя опять стало разгораться. Но стоило мне снова взглянуть на него, как чувство гасло так же быстро, как и в первый раз.
И тут я поняла, в чем дело. Физически он может меня возбуждать, но мой мозг упорно отказывается принимать участие в играх.
У него были умелые руки, легко пробегавшие по моей спине, и мое тело с удовольствием реагировало на прикосновения, как двигатель, который отладил хороший механик. Но то, что он разбирается в двигателях, вовсе не значит, что он может сесть за руль и отвезти тебя в сказочную страну.
Я еще раз провела эксперимент с глазами. Да, точно. Закрываю глаза - возбуждаюсь. Открываю глаза - возбуждение исчезает.
Дьявол. Это не входило в планы. Как мужчины делают это? У них что, переключающая кнопка есть? Как бы там ни было, я не могу позволить своему либидо взять верх. Может, это приятно, но точно неправильно. Этот мужчина не кажется мне привлекательным. Черт побери, мне он совершенно не нравится, так что, ради всего святого, я здесь делаю? Осталось только одно. Я поступила как настоящий журналист, извинилась и ушла.
Серена и Эмз сидели на диване, накрывшись одеялом, ели попкорн и смотрели кассеты со старыми сериями "Друзей". Они поставили на паузу ссорящихся Росса и Рейчел и выжидающе воззрились на меня.
- Ну? - хором спросили они, когда я захлопнула дверь и уселась напротив.
Я помотала головой. Выражение моего лица без слов объяснило ситуацию.
- Ладно, - так же хором ответили они, протянули мне попкорн, освободили место под одеялом и запустили видео.
* * *
- Да, мама, у меня все в порядке.
- Нет, мама, я не хнычущая, отупевшая, несчастная, нечесаная лахудра. Жизнь прекрасна.
- Конечно, без Макса жизнь тоже возможна. Я самый счастливый человек на свете.
- Конечно, я счастлива. Разве я стала бы тебе врать?
- Да, я знаю, что год назад Джем разошелся с Элисон.
- Нет, я не пыталась быть похожей на него.
- Да, ты уже говорила мне, что дочка миссис Кемпсон недавно родила второго ребенка. Четыре раза.
- Ну может тебе стоит усыновить кого-нибудь!
- Нет… нет… прости, я вовсе не озлоблена. Я в порядке, о'кей?
- Да, спасибо, это будет здорово. Конечно, я заеду, когда смогу, но сейчас так много работы, и приглашений на всякие мероприятия целая куча… Ты ведь знаешь, как это бывает.
- Я знаю, что ты волнуешься, но я не утрирую, честно.
- Да, ты тоже.
- Буду, честное слово.
- Хорошо. Скоро позвоню. Пока.
- Да, конечно. Пока.
- Мама, пожалуйста, не плачь.
- Да, конечно. Пока.
- Хорошо, мама.
- Ладно.
- Ты тоже.
- Пока.
- Да, я обещаю.
- ПОКА!
Я с такой силой швырнула трубку, что где-то в глубине телефона жалобно звякнуло.
Почему разговаривать с родителями так сложно?
Мама пережила мой разрыв с Максом гораздо тяжелее, чем я. Слава богу, она живет достаточно далеко и не может появляться здесь каждые пять минут. Ее горя вдобавок к моему я бы точно не перенесла. Горя. Да, думаю, это правильное слово, потому что, несмотря на мою браваду ради маминого утешения, я все еще тоскую по Максу.
Сейчас я на том этапе, когда, несмотря на ненависть к нему за все, что он сделал, мне ужасно его не хватает. Не знаю, тоскую ли я по нему или по нашему дому, по всем тем вещам, которые мы делали вместе. Все это трудно объяснить, но я чувствую себя ужасно несчастной и одинокой.
С другой стороны, это пойдет на пользу моей писательской карьере, - говорят, пережитые страдания рождают великие книги.
Кстати, кроме работы на "Санди бест", я еще пишу роман десятилетия. И сейчас мне лучше было бы сидеть за компьютером и выражать свои эмоции в сорока главах чего-нибудь значительного.
Хотя лично я считаю, что страдания только способствуют увеличению продаж шоколада и спиртного.
Мне хочется одного - сидеть перед телевизором с самой большой коробкой конфет "Черная магия" и большой бутылкой водки.
Тем не менее, нужно идти на работу. Десять утра, пятница. Обычно я так планирую свою неделю, чтобы в пятницу оставаться дома. Изобретение трехдневного уикенда - предмет моей гордости.
Но сегодня особенный день - наш редактор. Родни Слейтер, наконец решил отправиться на заслуженный отдых, оставляя крыс управлять кораблем. Примерно в пять тридцать пять утра он достиг пенсионного возраста и покидает нас, чтобы посвятить остаток дней игре в гольф и выращиванию петуний в своем садике размером с носовой платок.
По этому поводу мы устраиваем для него прощальную вечеринку, и я решила, что лучше напиваться в компании, чем дома в одиночку.
Родни, в свое время легенда Флит-стрит, получил от нас прозвище Беспечный Критик не только из-за его отстраненного отношения к процессу издания журнала, но еще и потому, что он имел ужасную привычку похлопывать, щипать и тискать задницы всех представительниц женского пола, которые осмеливались подойти слишком близко к его столу.
Наш стареющий ловелас комплекцией напоминает слегка похудевшего Отца Тука, он принадлежит к тем оптимистам, которые надеются скрыть лысину, зачесывая на нее длинную седую прядь, к тому же он носит огромные очки, по сравнению с которыми его голова кажется головой карлика, зато темные стекла увеличивают глаза раза в два.
По мере приближения долгожданной отставки Родни постепенно отпускал бразды правления и отпустил настолько, что, задержавшись еще немного, рисковал споткнуться о них и рухнуть к ногам руководства.
Расслабленная обстановка выражалась, в частности, в том, что обычно я успевала напечатать свой материал за утро понедельника, шлепнуть его на стол Родни для проверки - десять секунд, - и на этом мои профессиональные функции заканчивались. Всю оставшуюся неделю я могла спокойно проводить в писательских трудах, пополняя свою будущую (я надеюсь) эпопею десятилетия, которая должна была стать "Унесенными ветром 2000" и которую Эмма в шутку называла "Тебя трахнут и вышвырнут вон".
К несчастью, эти беспечные деньки скоро могут кончиться.
Я даже предположить не могу, что будет, когда Родни уйдет.
Сейчас работа в "Санди бест" скорее напоминает работу в неуправляемом детском саду.
Вопреки утверждению, что мы живем в эпоху равенства полов, в многолюдном офисе верховодит
небольшая коалиция лиц мужского пола, которых мы прозвали Громилами. Закрытое общество, в которое никто не стремится попасть.
В число Громил входят заместитель редактора Дэмьен Лоуренс, чрезмерно любознательный журналист; Харви Менсон, автор передовиц, который слишком хорош для нас и отлично знает это; Большой Эрик Терни, фотограф, похожий на растолстевшего Уилла Карлинга; и сын полка Найджел Мей Девис, юный карьерист, у которого в мизинце больше амбиций, чем у самой ушлой старлетки в стиле "ножки-в-стороны".
Родни был снисходительным ментором этой маленькой банды, этаким Фейджином среди наивных воришек.
Я появилась на работе, как обычно, в десять тридцать. Громилы уже успели смотаться в Сохо и купить там наполненную гелием надувную овцу, которая реяла теперь над столом Родни, между словами "Поздравляем" и "с отставкой", выведенными на баннере.
Ну и конечно эти мальчишки воспользовались возможностью поиграть с гелием, и теперь в офисе то и дело раздавались смешные кукольные голоса. Как раз в этот момент Дэмьен с баллоном в руках носился по отгороженной стеклянной стеной секретарской и приставал к девочкам.
Этот поступок может считаться либо отважным, либо глупым.
Сандра, персональный секретарь Родни и неофициальный офис-менеджер - мускулистая особа шести футов ростом, терпеть не может дураков.
Рост и комплекция наших секретарей напрямую зависят от занимаемой должности. Гленда, следующая в табели о рангах, пяти футов пяти дюймов ростом, весит больше восьмидесяти кило, она беспощадна к тем, кто ей не нравится, зато друзья могут вить из нее веревки. За ней идет юная Дженни, младший секретарь, хорошенькая, пухлая, всего пяти футов двух дюймов роста. Она проработала у нас еще недостаточно долго, чтобы воспринять философию общения с журналистами, которую исповедуют ее старшие коллеги: "Если ты явился мне мешать, отвали или умрешь".
Дэмьен, который считает, что может очаровать кого угодно, потому что выглядит как поп-звезда, вдохнул гелия из баллона и, набравшись храбрости, набросился на Сандру сзади. Сжав ее так называемую грудь, он крикнул ей прямо в ухо:
- Привет, милая! Не хочешь перепихнуться? Боже мой, а ведь теперь мой голос больше похож на женский, чем твой, Сенд, - пищал он, следуя за ней по пятам в главный офис.