* * *
Над нашими головами желтел неизменный атрибут романтических историй – окруженный звездами месяц. Горы, цикады, пахнущий морем ветер, красное вино, мужчина с синими глазами и слегка пьяная женщина. Ну и что прикажете со всем этим делать?
Мы начали целоваться.
Ох уж эти поцелуи с бледным привкусом десертного вина! От них еще пьянее становишься. Через несколько минут (часов?) я поняла, что не могу устоять. На каблуках.
Я скинула туфли; трава была прохладной и влажной. Пожалуй, со мной никогда не случалось ничего более волнующего. (Если, конечно, не считать тот случай, когда один симпатичный студент, не будем называть его имени, пригласил меня, первокурсницу, провести ночь на городском кладбище. Я-то думала, что меня ожидает ночь страсти в готическом стиле, и надела свежее белье. Но выяснилось, что он просто хотел проверить меня на пугливость. В итоге я орала дурниной, а он, тихо подвывая, носился за мною среди могил.)
В вечернем платье, румяная, босая, я обнимала мужчину, который в тот момент казался мне единственным на свете. У него были мягкие оленьи губы и гибкое сильное тело. Он был европейцем и носил джинсы из последней коллекции "Дизель", но в то же время он казался мне таинственным аборигеном, которому известны неведомые секреты природы. Он словно открывал для меня мир – и этот мир был ограничен горной ночью, терпкой и приятно прохладной. Он был красивым, нежным, понимающим, и он… о, какой прогресс, он пытался стянуть с меня трусы.
Я хлопнула его по руке, скорее не протестуя, а так, для соблюдения этикета.
– Саша, ты… не хочешь? – Он сфокусировал на мне затуманенный взгляд.
И тогда мне пришлось сказать, что я хочу, потому что такая атмосфера не прощала ни вранья, ни кокетства.
– Пойдем куда-нибудь. Кажется, при ресторане есть гостиница, – прошептала я.
– У меня есть лучшая идея. – Он взял меня за руку.
В другую руку я взяла туфли. Майкл Рикман уверенно обогнул здание ресторанчика, я едва за ним поспевала. В моей голове со скоростью парковой центрифуги несся круговорот мыслей – веселых и не очень.
Он так уверенно идет – значит ли это, что он уже водил сюда женщин? Если да, то в этом, конечно, нет ничего страшного, ведь оба мы люди взрослые, но хрупкая романтическая обстановка сразу сходит на нет. Готова ли я к тому, что это всего лишь случайный секс? Курортный роман, просто курортный роман, который закончится, как только самолет оторвет меня от земли, – а именно послезавтра. И стоит ли позволять себе курортный роман с человеком, который мне так нравится? Но самое главное – отличается ли секс с иностранцем от секса с соотечественником?!
Мне опять вспоминается Жанна. То, как она рассказывала о своей интрижке с каким-то французом – кажется, Жанка познакомилась с ним в Третьяковской галерее. Хотя я до сих пор не понимаю, что могло занести туда мою подружку. "Иностранцы обожают оральный секс! – с авторитетным видом рассказывала она. – Не успела я опомниться, как его голова скрылась под одеялом. Поразительно – для нашего мужика это верх мастерства, а для иностранца – просто предварительная ласка. Что-то вроде поцелуя!"
– Мы пришли!
Он распахнул передо мной дверь какого-то деревянного сарайчика. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела… сено. Майкл Рикман привел меня на сеновал!
Меня разобрал смех.
На другом краю света, под низкими южными звездами, я оказалась главной героиней классической деревенской пасторали.
– Саша, что-то не так? – встревожился мой изобретательный любовник.
– Нет, все хорошо. – Я зашвырнула туфли куда-то в угол и плюхнулась в копну ароматного сена. – Иди ко мне!
* * *
Первое: иностранцы в постели ничем не отличаются от русских мужчин. То есть не совсем так – если ты влюблена, то национальные особенности не имеют никакого значения.
Второе: я потеряла туфли! Новые туфли!
Все утро мы с Рикманом ворошили сено, как заправские крестьяне. Но босоножек "Вичини" так и не обнаружили.
В отель мы заявились в полдень. Майкл меня проводил до номера – не мог же он оставить одну босоногую женщину в вечернем платье с застрявшими в волосах соломинками. Такая красноречиво намекающая на ночь любви Афродита далеко на Кипре не уйдет.
Я была уверена, что Лерки нет в номере, ведь моя подруга способна на круглосуточные проявления сильных чувств, и сейчас она наверняка предается любви с красноштанным мускулистым Паникосом.
Дверь в номер почему-то была не заперта, хоть внутри и не было никого. Я осторожно прошла в комнату, Майкл неуверенно топтался на пороге.
Что-то было не так. Но я не сразу сообразила, что именно. И вдруг Майкл Рикман сказал:
– Слушай, а чем это здесь так странно пахнет?
И только тогда до меня дошло: весь наш номер насквозь пропах любимыми духами Леры. "Плежерс" от "Эсте Лаудер" – приятно-сладковатый аромат, настолько тонкий, что я даже не сразу поняла, что его концентрация в воздухе несколько превышена. Странно, Лерка обычно так экономно их использует…
Я осмотрелась по сторонам и – так и есть – заметила в углу разбитый флакон.
– Вот неприятность. Наверное, он стоял на подоконнике, и его смахнуло занавеской. Лера так расстроится!
– Да нет же, его разбили специально! Посмотри! – Рикман кивнул на стену.
На нежно-сиреневых обоях виднелось еле заметное влажное пятно.
– Похоже, кто-то швырнул флакон в стену.
Я похолодела – нехорошее предчувствие прохладной змейкой угнездилось где-то в области моего желудка. Какая "кровавая драма" разыгралась здесь, пока я беззаботно нежилась на сеновале? В наш номер забрались воры? Лерку пытались изнасиловать, а она убегала от маньяка по комнате, швыряясь в него чем попало? Но разбит только один флакон…
Из ванной раздались приглушенные всхлипывания. Я облегченно вздохнула – по крайней мере, обошлось без летального исхода. Осторожно приоткрыв дверь в ванную, я увидела Лерку.
Моя лучшая подруга сидела на корточках на крышке унитаза, обхватив руками колени, и раскачивалась взад-вперед, как героиня фильма про быт сумасшедшего дома.
– Лер, ты что?
Она даже не обратила на меня внимания. Майкл заглянул в ванную через мое плечо.
– Что с ней? Может быть, вызвать врача или полицию?
– Не думаю… Знаешь, наверное, сейчас тебе лучше уйти, – я обернулась к нему, – не обижайся, просто она быстрее успокоится без свидетелей.
– Думаешь? Что у нее с лицом? Она не отрывает руки от лица, – забеспокоился мой спутник, – может, ее избили!
– Да нет, у нее просто размазалась тушь, – заверила я его, – она слышит, что я пришла с мужчиной, и не хочет, чтобы ты увидел ее лицо в потеках косметики.
– Да? – растерялся он. – Все-таки вы, женщины, немножечко ку-ку… Я могу рассчитывать провести с тобой завтрашний день?
– Думаю, да. Ладно, Майкл, иди! Я тебе позвоню, – я почти вытолкала его из ванной.
Как только за Майклом Рикманом закрылась дверь, Лерка вскочила с унитаза. Я оказалась права на все сто. Ее лицо напоминало холст великого мастера, который некий вандал обильно сбрызнул кислотой. Вокруг глаз было черным-черно, по щекам струились темно-синие потеки, на подбородке алели пятна губной помады.
– Ты все-таки ему позвонила! – почти обвиняющим тоном воскликнула она.
– Ну да… Ты же сама советовала.
– И надо полагать, у тебя с ним все хорошо!
– Лер, а, собственно говоря, в чем дело?… Ты нашла Паникоса?
– Лучше бы я его не находила! – перешла на меццо-сопрано Лерка. – И тебе советую бросить своего Майкла Рикмана. Пока он не обошелся с тобой так же гадко!
– Лера… – я сбегала в комнату и достала из минибара бутылочку пепси-лайт, – на вот, выпей.
– Это мне не поможет, – Лера раздраженно отшвырнула бутылку, – только алкоголь. Алкоголь – вот мой лучший друг на ближайшие несколько дней!
– Ты можешь толком рассказать, что случилось?! – потребовала я. – Давай закажем завтрак в номер и спокойно поговорим!
– Ну ладно, – Лера уселась на край ванной, – только никому не рассказывай. А то все скажут, что я полная дура.
История, рассказанная Лерой за "нездоровым" завтраком, состоящим из бокала джин-тоника и трех чересчур крепких сигарет.
Итак, расставшись со мной вчера вечером, Лерка в самом благостном расположении духа поспешила домой к тому, кого все эти дни уверенно считала любимым. Она прекрасно помнила адрес Паникоса и безошибочно указала нужные координаты улыбчивому таксисту. Жизнь казалась легкой и сладкой, как эскимо в шоколадной глазури. Лера отлично выглядела – загар еще сохранился, но краснота сошла, уступив место благородному медовому оттенку. Ее волосы блестели от специального геля, в ее ушах покачивались новые серьги, в пупке заманчиво блестело колечко, на ней было шикарное красное платье.
По дороге она думала, естественно, о Паникосе. Вспоминала, как на прощание он ей сказал: "Перебирайся в Лимассол, здесь замечательный климат, у нас получатся здоровые и красивые дети. Я буду зарабатывать деньги, а ты – воспитывать детишек!" И хотя в Леркины планы вовсе не входило внезапное превращение в домохозяйку и счастливую мать, но все равно бесхитростное предложение Паникоса показалось ей умилительным. И потом – ведь ей уже тридцать. Мама дорогая – тридцать лет! Эта цифра в голове ее блондинистой не укладывалась. Лерка казалась самой себе девчонкой, она оставалась такой же ветреной, беззаботной и легкой на подъем, какой была и в двадцать, и в двадцать пять.
Лера часто говорила, что у нее мужской характер. Ее "мужественность" выражалась в том, что серьезным отношениям она всегда предпочитала спонтанный секс. Она точно не смогла бы назвать количество перебывавших в ее постели мужчин.