– Ну, так вот, снега тогда выпало много, сугробы стояли большие, но день выпал солнечный, и мы не мерзли, и настроение было отличное. Сначала нас подобрал водитель грузовика, который ехал из Квебека в Монреаль, потом другой подвез нас большую часть пути до Оттавы, а уж оттуда мы на перекладных добрались до Торонто. Все шло нормально, без особых трудностей, но это пока мы не добрались до места.
Рэй рассказывал, как подростки нашли стадион, поговорили с кем-то в билетной кассе, но их оттуда прогнали. Они пытались пройти через проход для игроков, старались убедить охрану, что Мартин приходится Сержу сыном, показывали охраннику школьную карточку Мартина и вообще перепробовали все, что только могли придумать.
– Мы не сумели никого убедить. Серж имел репутацию весельчака и жизнелюба, закоренелого холостяка, болтавшегося в Лас-Вегасе. Ни в одном из его интервью никогда не упоминался сын, поскольку Серж знал, что Агнес убьет его, если он когда-либо обратит чье-то внимание на Мартина. Она хотела, чтобы ее сын вырос правильно – никакой известности, никаких шальных денег…
Мэй кивнула, сочувствуя своей свекрови, которую она никогда не встречала.
– Персонал катка и знать не знал о существовании Мартина. Позже нам говорили, будто Серж сделал все, чтобы тех двоих охранников, которые не провели нас к раздевалке, уволили. Но в тот день мы так и не прошли дальше ворот.
– Представляю, какие чувства вы испытывали. Мартин, вероятно, был подавлен и уничтожен.
– Мягко говоря – да. Мы пустились в обратный путь, и тут как раз погода переменилась. Не успели мы добраться до Беллевиля, где ветер хлестал с озера Онтарио, когда шторм превратился в снежную бурю.
– Снежную бурю? – переспросила Мэй.
Рэй кивнул:
– Ужасную. Снегопад был такой сильный, что мы не могли видеть друг друга на расстоянии двух футов. Мы замерзали. Никогда в своей жизни мы не испытывали подобного холода. Никогда.
Мэй закрыла глаза, размышляя над тем, какое расстояние преодолел Мартин, чтобы повидать отца. Столько испытать и не увидеть его!
– На нас были куртки и ботинки, но снегу намело по колено. Дорога опустела, никто не проезжал мимо. Стемнело. Пальцы рук и ног окоченели, подбородки примерзали к молниям на куртках. Эти ранки кровоточили, и кровь замерзала на ветру. Я думал, мы погибнем.
– И что же?
– Мартин никогда не позволяет мне терять надежду, – сказал Рэй. – Я всегда знал, что именно его вера по могла нам выжить той ночью.
Мэй чувствовала, что Рэй посмотрел на нее, но она не могла заставить себя поднять глаза.
– Он спас мне жизнь. – Рэй оглядел невысокие холмы. – Мы колошматили друг друга, чтобы согреться, а потом соорудили себе иглу, эскимосскую хижину из снега, и пережидали там, пока не закончилась снежная буря.
Мэй закрыла глаза, представляя себе это убежище из замороженного снега и льда.
"Мартин до сих пор живет в такой хижине", – подумала она. Вот только во что он верил сейчас?
– Не отказывайся от него, не порывай с ним, – неожиданно проговорил Рэй, осторожно коснувшись ее руки.
Мэй крепко сжала закрытые глаза, у нее перехватило дыхание. Это он отказался от нее, это он порвал с ней.
– Что он сказал тебе в тот день, когда я ждала его на выходе со льда? Он ведь прошел мимо меня.
– Он не говорил ничего.
– Ты защищаешь его. – Мэй впилась взглядом в Рэя.
– Нет, и не думаю. Я назвал его ослом, и он с этим согласился. Кто-то стал подсмеиваться над ним, мол, жена за Мартином даже в раздевалку прорвалась, так он схватил беднягу за горло с такой силой, что у того до сих пор на шее метки от пальцев Мартина.
– Что же с ним происходит?
– Не знаю, – признался Рэй, глядя как Дженни управляет воздушным змеем.
Темный силуэт змея на фоне темнеющего неба то парил, как голубь, то качался маятником, как летучая мышь.
– Он – мой лучший друг, но я не могу разгадать его мыслей.
Дженни и дети приблизились к дому, и Мэй слышала, как Кайли рассказывает им о завтрашней своей вечеринке на катке. Она нервничала, ведь она плохо каталась, и дети Гарднеров уговаривали ее ничего не бояться и бес страшно выходить на лед.
– Хотите прийти?
– Я не могу, – расстроилась Шарлотта. – Мне надо делать наряд для танца в школе.
– И у меня бейсбол. Жаль, Кайли, но извини, – сказал Марк.
Мэй укутала Кайли в свой свитер и усадила к себе на колени. Кайли скрывала свое разочарование глубоко внутри. Это вышло наружу поздно ночью, когда девочка уже спала и во сне звала Мартина. Она проснулась мокрая от пота и слез и все бормотала и бормотала те слова, с которых и начался весь этот кошмар:
"Соединить их. Натали говорит, что мы должны…"
Мэй все тщательно записала в синий дневник.
– Первая звезда. – Шарлотта показала на небо.
– Загадывай желание, – заторопила Дженни.
– Я желаю "Медведям" выиграть Кубок Стэнли, – сказал Марк.
– Хороший мальчик, – рассмеялся Рэй.
– Мне бы хотелось… – начала Шарлотта, но, как всякая девочка-подросток, ничего не произнесла вслух.
Крепче обняв Кайли, Мэй поцеловала ее волосы. Она наклонилась, чтобы спросить, какое у Кайли желание накануне ее дня рождения, и услышала горячий, едва слышный шепот. Ее дочь не хотела, чтобы кто-нибудь услышал ее:
– Я хочу, чтобы папа вернулся домой.
Если Мартин бывал в Бостоне, то каждый вечер он делал одно и то же: покинув лед или отель, садился в машину и ехал кататься. Он убеждал себя, что нуждается в свежем воздухе, перемене места, впечатлениях от езды, но нужна ему была одна Мэй.
Он обязательно проезжал мимо их бостонского дома, и если видел там ее машину и свет в окнах, все было прекрасно. Тогда он сам парковался где-нибудь на улице, находил место в тени и наблюдал за окнами, пока свет в них не гас. По выходным, когда Кайли не ходила в школу и они не оставались в доме, он ехал в Блэк-Холл, гасил фары, когда съезжал на проселочную дорогу, и убеждался, что Мэй в безопасности в своем доме на ферме.
За все дни, проведенные без них, только это приближало Мартина к относительному спокойствию духа. Иногда он видел, как Мэй задергивала шторы или тенью передвигалась из одной комнаты в другую, и тогда он делал шаг к двери, готовый подхватить ее на руки и признаться, что он сделал самую большую ошибку в своей жизни и все, что он хотел теперь, это начать сначала.
Однако гордость была его самым тяжким грехом. Он не мог придумать слова, которые скажет ей. Обнять Мэй – единственное, что приходило на ум, но если он хоть чуть-чуть успел узнать свою жену, это стало бы для них только началом. Они проговорили бы до рассвета, а то и много позже. Мэй обожала разговаривать с ним, и выстраивать связи, и докапываться до смысла загадок и тайн жизни. Мартин предпочел бы ничего не обсуждать. Тем более сейчас, когда он столкнулся с чем-то запутанным и непостижимым, вызывающим смятение чувств. Ни с чем подобным он раньше не встречался.
Рэй сказал ему, что Мэй приходила на каток. Рассказал, как выехал со льда и увидел его жену у двери в раздевалку. На Мэй было желтое платье, сказал Рэй. Еще он сказал, что она твердо хотела повидать Мартина. Рэй предложил ей пройти в зал заседаний, но Мэй объяснила, что она будет ждать Мартина, не сходя с места. Мартин, скорее всего, вышел прямо на нее.
Она побежала за ним в раздевалку. Входя в душ, Мартин слышал смех и свист, и некоторые из парней имели неосторожность поступить недальновидно и начали поддразнивать его.
Она была нужна Мартину, в этом он не сомневался. Он желал ее, постоянно вспоминал о ней, обдумывал, какие слова сказать. Она оставалась рядом с ним все это время. Вот она и сейчас стоит у него перед глазами. Улыбающаяся, маленькая, упрямая и одновременно стеснительная, протягивающая руку, чтобы коснуться его.
Но она не знала об этом, а Мартин никогда не скажет ей, потому что он был не в силах признаться даже самому себе, а уж тем более рассказать Рэю или кому другому из "Медведей"… Она не знала, что он не видел ее тогда на стадионе.
Он смотрел в темноту, и ему казалось, как будто густая паутина свешивалась с деревьев. Закрыв один глаз, потом другой, он проверил себя. Вечернее небо было ясно, но он сидел в тумане. Его зрение, особенно в правом глазу, становилось все расплывчатее. И продолжалось это уже несколько недель. Он ничего не говорил доктору команды и боялся сказать Мэй. Ее посещение Эстонии для Мартина стало самым идеальным оправданием. Ему вообще ни о чем не придется говорить ей. Он просто взял и вышел из дома.
Сегодня вечером в их доме в Бостоне Мэй не было, не было Мэй и в Блэк-Холле. Мартин уже проехал весь путь из Бостона до побережья Коннектикута и обратно и теперь начал волноваться. Ее фургона нигде не было видно. Тетушка Энид сидела одна в своем доме, раскладывая пасьянс перед телевизором, а в бостонском доме было темно и пусто.
Сначала Мартин почувствовал замешательство, потом запаниковал. Он сгорал от желания поговорить с ней. Пора было прекратить это безумие под названием разлука. Недавно он вспоминал тот первый миг, когда увидел Мэй. В том самолете на Бостон. И рядом с ней Кайли.
Он вспоминал, как Мэй наклонилась над Кайли, окинув его подозрительным взглядом, словно так или иначе пред видела, что ей придется защищать своего ребенка от него.
Какой мужчина мог вот так взять и запросто уехать от своей семьи?