Серж сузил глаза, сосредоточиваясь на экране. Казалось, что его сердце настолько сжалось, что стало совсем как маленький, жесткий комочек. Мартин не звонил и не навещал его очень и очень долгое время. Серж даже не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Это была только его проблема, и никому не должно быть до этого никакого дела. Камера шумела, звуки рикошетом бились и отскакивали от стен. Охранник резко похлопал Сержа по плечу, но Серж только сурово взглянул на него. Старик подумал, слушал ли Мартин своего тренера.
"Сконцентрируйся", – казалось, говорили губы Дэйфо. "Дисциплина". Серж игнорировал остальной мир вокруг себя, сконцентрировавшись на игре. "Медведи" и "Нефтяники" завязли, счет выровнялся – 1:1.
Мартин катался ради своей жизни, вот что он испытывал сейчас. Он забил одну шайбу, но Йоргенсен сумел блокировать все остальные броски. Эдмонтон снова выигрывал – вел 2:1, и Мартин читал победу в глазах своего противника, все его шрамы, изгибаясь, складывались в огромную ухмылку.
Он мог слышать, как бостонские болельщики требовали шайбу. Они что-то кидали на лед, и полиция была не в силах с этим справиться. Глядя на трибуны, Мартин видел плакаты: "Проклятие Картье"; "Двойной или ничего", "Картье проигрывает". Мартин подумал об отце. Смотрит ли тот игру в тюрьме?
"Боже, позволь мне победить". Он хотел сделать это для Мэй, для себя. Мартин слышал смешки болельщиков. Он думал обо всех новостях, о ставках отца на его собственную команду, как тот бросил играть, покинул спорт. Серж Картье, великий форвард НХЛ, троекратный победитель Кубка Стэнли. "Картье превратил золото в тюрьму" – гласил какой-то заголовок.
Мартин хотел восстановить доброе имя. Он хотел доказать отцу, что сумеет, он хотел доказать миру, что имя Картье все еще стоило кое-что в хоккее. Даже на закате своей карьеры Мартин хотел, чтобы его отец гордился им. Но потом он подумал о Натали, о том, как склонность отца к азартным играм забрала ее жизнь, и он застонал.
Стон вышел из самых тайных глубин его души, и он прозвучал настолько громко, что весь стадион слышал. Мартин застонал, как дикий зверь. Пытаясь сосредоточиться на броске, Мартин забрал шайбу у Рэя. Время шло. Он заскользил, подрезая с правого фланга, приближаясь к воротам.
"Бей!" – вопила толпа.
"Бей", – сказал себе Мартин.
Йоргенсен стоял перед ним с ненавистью в глазах.
"Бей", – приказал себе Мартин.
Он представил себе, как мама смотрит за ним, как говорил ему тренер. Видел лицо Натали. Слышал скрипучий низкий голос отца: "Бросай". Он не мог сделать этого. Передав Рэю шайбу, он снова подошел к нему. Толпа видела его колебание и начала шикать. Расстройство болельщиков и ярость звучали в их воплях, каток отражал враждебное эхо. Часы тикали все быстрее. Мартин пришел в себя, поймав взгляд Рэя. Команда поднимала его.
"Сконцентрируйся!" – слышал он крик тренера Дэйфо.
Мартин видел седеющего мужчину с тюремной бледностью; он слышал маленькую девочку, плачущую от страха на балконе в Торонто. Он подумал о матери, мертвой, но вместо ее образа на небесах он видел ее холодную в земле. Он представил себе Мэй, сияющую и живую. Не возможно сконцентрироваться. Мартин поймал пас Рэя и нацелил шайбу на ворота.
Нильс Йоргенсен блокировал удар. Прозвучала сирена; счет был 2:1.
Катание Мартина шло на скорости двести девяносто две мили в час, бросок в ворота и скорость удара в 118, 2 мили в час. Об этом можно было бы прочесть в книгах рекордов, увековечивающих моменты, если бы он, Мартин Картье, выиграл Кубок Стэнли для "Бостон Брюинз".
Но они проиграли.
Голос Мэй охрип от возгласов, но внезапно она остановилась; Кайли скакала дико на кровати, но теперь она опустилась на колени, как будто кто-то отпустил нитку, держащую ее.
– Мама, он не попал в ворота.
– Нет, он не смог, – сказала Мэй.
– Они проиграли?
– Да, моя хорошая.
– Ох. – Кайли смотрела на экран, ее лицо мрачнело на глазах.
Вместе они смотрели телевизор, камера выхватывала крупным планом сердитых болельщиков Бостона, кидающих кружки и свернутые трубкой программки на лед. Камера показала ликующих и торжествующих "Ойлерзов", окруживших Нильса Йоргенсена, подхвативших его на руки и взгромоздивших его на плечи. Камера вернулась, прошлась по "Медведям". Судя по выражениям их лиц, они были в шоке. Когда камера нашла Мартина, его глаза ничего не выражали. Его лицо было начисто изможденным, обветренным, будто он играл под снегом и ветром, а не под огнями закрытого стадиона. Опустошенный взгляд синих глаз напомнил Мэй собаку, которую она однажды видела и которая проводила большую часть времени в клетке.
– Ох, мамочка, – выдохнула Кайли.
– Ох, Мартин, – прошептала Мэй, и слезы подступи ли к глазам.
– Почему он такой?
– Я думаю, потому что он слишком сильно хотел выиграть.
– Но ты всегда говоришь мне, что главное, как ты играешь.
– Я знаю. Это… – начала было Мэй, но запнулась.
Поскольку существовало многое из того, в чем она совсем не разбиралась. И это касалось и спорта и мужчин. Кайли была утомлена и хотела спать. Мэй читала ей книжку, все время прислушиваясь, не зазвонит ли телефон.
"Он позвонит, – думала она. – Он может рассказать мне о случившемся, что он чувствует, и я смогу его выслушать".
Она думала, что скажет ему, какими словами утешения успокоит его, даст ему надежду. Где-то в глубине, на задворках ее памяти, позади Мартиновского разочарования от поражения "Медведей", были его слова: он собирался просить ее выйти за него замуж.
Но только спустя час, когда Кайли уже спала, луна кружилась вокруг желтого сарая и окрасила поле и оранжерею серебряным светом, телефон зазвонил.
– Они проиграли, – это была Тобин. – Он, должно быть, опустошен.
– Он не позвонил.
– Мужчины должны зализывать свои раны одни, – сказала ей Тобин. – Так уж устроен этот мир.
– Он попросил меня… – начала было Мэй, желая сообщить Тобин о словах Мартина.
Но некоторые вещи были слишком личными, чтобы сообщать даже лучшей подруге. Она прикусила губу и позволила словам затихнуть.
– Он возвратится, – произнесла Тобин. – Только дай ему время. Когда Джон не вышел на продвижение по службе, он уехал на рыбалку один на целую неделю. Он не мог даже смотреть мне в глаза, пока не поладил сам с собой.
– Что я делаю, затевая нечто вроде этого? – спросила Мэй.
Она подумала о Говарде Дрогине, как он всегда звонил, когда обещал позвонить, как он никогда не казался чрезмерно разочарованным, когда Мэй говорила, что у нее другие планы.
– Ты заслуживаешь большего в этой жизни, – сказала Тобин, – чем планирование чужих свадеб и мотания с дочерью по всяким там психологам.
– Она только один раз видела дурной сон, с той авиакатастрофы, – сказала Мэй. – И ангелов видела только однажды. Но сегодня вечером она опять заговорила о том, что Мартин сказал мне… а она никоим образом не могла слышать его слов…
– Она читает по твоим глазам, понимает по выражению твоего лица, – возразила Тобин. – Она делает это все время. Все эти особые возможности Кайли, если тебе нравится так их называть, идут от ее тесной связи с тобой.
– Да, мы очень близки, – согласилась Мэй.
– А вам от этого никуда и не деться, – напомнила ей Тобин. – Ты для нее и мать и отец. Она обожает тебя. Она читает твои мысли, потому что она великолепно знает тебя.
– Я запишу это в дневнике, – сказал Мэй. – Когда мы поедем в Торонто в июле, я расскажу докторам твою теорию.
– Хорошо.
Мэй рассмеялась:
– Моя тетрадь мало чем пополнилась за все эти дни. Я думаю, что они могут испытать разочарование. Психическая деятельность Кайли замедлилась.
– Возможно, она не нуждается ни в каких воображаемых друзьях сейчас.
– Почему?
– Возможно, потому что ее мама стала счастливее.
Но когда она повесила трубку, Мэй вообще не чувство вала себя счастливой. Розовые лепестки не сработали в конце концов. Мэй жалела, что Мартин не позвонил, но не столько из-за себя, сколько из-за него: ей бы хотелось утешить его.
Ей бы этого очень хотелось.
Глава 5
"Медведи" проиграли, – прошипел Микки Агнелли прямо в лицо Кайли.
– Да уж, – сказал Эдди Драпер. – Ты же говорила, они наверняка выиграют.
– Я не говорила наверняка, – прошептала Кайли, стоя у питьевого фонтанчика в вестибюле начальной школы Блэк-Холла.
Она оглядывалась по сторонам в надежде увидеть кого-то из учителей или девочек постарше. Вот она, первоклассница, окруженная мальчишками из третьего класса, и никто, ни одна живая душа не придет ей на помощь.
– Ты болтала, что у Мартина Картье особые возможности, – сказал Микки.
– Да уж, чтобы с треском проиграть, – вторил ему Эдди.
– И ты говорила, что Мартин Картье приедет в нашу школу, – съехидничала Нэнси Нельсон. – Так где же он?
Кайли съежилась. Хотя Мартин не говорил ей, что он приедет в ее школу, Кайли не сомневалась, что он так и сделает. Он был ее другом, и она была настолько уверена, что ее желание… все их желания сбудутся. С первой мину ты, когда она увидела его в самолете, что-то в его глазах заставило Кайли подумать, что он нуждался в них столько же, сколько они нуждались в нем. Девочка выбрала его, чтобы он стал ей папой, попросила его помочь им, когда наступит время.
А теперь прошло уже четыре дня, а он даже ни разу не позвонил маме. Он выпал из их жизни, как будто никогда и не был там. Стоило Кайли только подумать об этом, как у нее начинал болеть живот.
– Да уж, и где же он? – вопрошал Микки.