* * *
Христианская Пасха не совпадает с иудейской. Но оба светлых праздника доставляют много радости верующим, так как им предшествует длительный пост, после которого можно вволю разговеться, и поэтому готовится много вкусной еды. На этот счет бабушка Ада была большая мастерица. Помимо традиционной мацы, она делала замечательное хрустящее печенье "хворост", превосходно готовила любимые еврейские блюда: "фиш-картошку", фаршированную рыбу и еще много такого, чего, как говорится, пальчики оближешь.
Именно поэтому, хотя верность своей религии в семье сохранила она одна, на ее вкусный праздник обычно собирались все дети, за исключением младшей, Киры. Приехав погостить к брату, когда Сергей Ильич еще работал в Ашхабаде, она вышла замуж за его коллегу-врача, родила двоих детей, да так и осталась жить в дальних южных краях.
Из Туркмении они выезжали крайне редко.
Вот и на этот раз в Лосинке за столом в большой комнате барака было тесно. Мало того, что старший сын привез всех своих, но и Борис, успевший получить квартиру и жениться, прибыл к матери вместе с женой Ирой: она уже была на шестом месяце беременности. Баба Ада с Феней наготовили всего полным-полно, каждый из гостей обладал здоровым аппетитом, и за столом было весело и шумно. Говорилось много тостов и обсуждались текущие дела.
Разговоры вертелись вокруг прихода к власти в Германии Гитлера и начавшегося там фашистского террора.
- Да уж, твою Пасху там сейчас вряд ли кто-то празднует, - объяснил матери Борис. - Нацисты считают евреев людьми второго сорта, грозят уничтожить, устраивают облавы и погромы. Бросают их вместе с коммунистами и прочими противниками режима в концентрационные лагеря!
- Им надо дать по рукам, пока силы не набрали и не сломили дух немецких антифашистов! - горячо произнес Илья, активный комсомолец, мечтающий о вступлении в партию. - Надо объявить Гитлеру войну и оказать интернациональную помощь коммунистам, пока их там всех не перебили. Я первый пойду добровольцем!
- Не готовы мы воевать, - возразил ему Борис. - Ведь только начали строить современную систему укреплений. Я как раз этим сейчас занимаюсь. И армию надо перевооружать. Нашей славной конницей немецкие танки не одолеть!
- А как же в кино мы всех побеждаем? - скромно подал голос младший из братьев, студент Дима. - Разве наша авиация, наши летчики не самые лучшие в мире?
- Летчики-то хорошие, но Боря прав, - сказал свое веское слово Сергей Ильич. - Наша промышленность только начинает набирать обороты, страна еще не оправилась от голода, да и братским компартиям приходится помогать. Не готовы мы еще к новой войне! - Он поднял свой бокал и провозгласил тост.
- Давайте лучше сначала укрепим свое государство, построим процветающее общество у себя. Выпьем же за победу коммунизма в отдельно взятой стране! Ленин учит, что это возможно!
Все дружно выпили, хорошо закусили и молчавшая во время разговора о политике баба Ада с нескрываемым скепсисом произнесла:
- А вы что, дети, и правда верите в победу этого, - она запнулась, произнося трудное слово, - коммунизьма? Сколько лет об этом все талдычут, а чтобы это все сготовить, - указала рукой на стол, - я на базаре за один раз истратила столько, сколько мой дед за месяц зарабатывает. - И не без ехидства добавила: - Вот вы у меня все такие партейные, а мою Пасху уважили. И молодцы. А ваши вожди - непутевые, раз веру преследуют. Бог не даст им удачи!
Ее слова вызвали легкий шок, и Сергей Ильич, как старший, счел нужным внести ясность.
- Мы здесь собрались не Пасху праздновать, тем более еврейскую, а чтобы повидаться и поесть твоей вкусной стряпни. А раз ты сама об этом заговорила, то и я скажу прямо, - нахмурив брови, посмотрел он на мать. - Не делом ты занялась, что собираешь у себя верующих старух. На всех нас бросаешь тень! Вот отец ведет себя умно - за что ему большое спасибо.
Но маленькая баба Ада обладала сильным характером.
- Господь накажет вас, безбожников. Совсем загнали народ! Разве так люди жили при прежней власти? Вот ты, Сергей, вроде большой начальник, а ведь еле с семьей перебиваешься! Ты дай людям хорошую жизнь, а не энтот… тьфу, - опять запнулась старуха, - коммунизьм.
Братья, как по команде, переглянулись, и в их испуганных глазах можно было прочесть: "Не дай Бог кто-нибудь услышит!". Первым опомнился Борис.
- Ну, мама, ты и даешь, - строго произнес он. - Не смей нигде высказывать такое! Даже своим старухам! Ты же не хочешь закончить жизнь в тюрьме и всех нас потащить за собой?
Наступило тяжелое молчание, но по виноватым глазам бабы Ады было видно, что она сожалеет о своей вспышке. Поэтому на политические темы больше не говорили.
* * *
Всю ночь валил снег, но наутро выглянуло солнце, и Анна Михеевна предложила детям пойти на прогулку. Тёма охотно согласился, а Леля отказалась наотрез. Очевидно, ей хотелось еще немного поспать.
Тепло одевшись, не спеша отправились по протоптанной тропинке в сторону железнодорожной станции. Стоял легкий морозец, и долгое время шли молча, с наслаждением вдыхая чистый сельский воздух. Но когда повернули обратно, Тёма не выдержал и спросил то, что давно вертелось у него на языке:
- Мам, а это правда, что баба Ада жидовка и против советской власти?
- Это кто же тебе сказал такое? - поразилась Анна Михеевна.
- Сам слышал, что она у себя старых жидовок собирает, а вчера против вождей говорила. - Тёма решил не выдавать своего друга Николку. - Я же, мам, не маленький!
- Не смей так говорить! - сердито одернула его Анна Михеевна. - Только плохие люди и фашисты обзывают евреев жидами. Тебя же учат, что все нации равны. Ты - октябренок и должен быть интернационалистом. Не надо стесняться того, что баба Ада еврейка! И великий вождь всех трудящихся Карл Маркс был евреем.
- Выходит, и он тоже жид? - вытаращил глаза Тёма.
- Да потому, что евреи ничуть не хуже других людей, и среди них есть те, каких почитают миллионы, - уже спокойно объяснила ему мать.
Ее доводы обескуражили Тёму, но оставалось главное сомнение, которое не давало ему покоя.
- Но ведь правда, что бабушка против советской власти? Ты ведь слышала, что она вчера говорила, - снова пристал он к матери. - Они с дедом ненавидят революцию, потому что раньше были богачами и у них все отняли. Баба Ада сама мне рассказывала. Выходит, они - скрытые враги?
Анна Михеевна так растерялась, что не нашла слов для ответа и лишь смотрела на сына, словно увидела впервые. А Тёма продолжал излагать то, что тяготило его детскую душу.
- Разве честно выдавать себя за рабочего? Какой же дедушка рабочий, если раньше был купцом? - забросал он мать вопросами. - Выходит, и папа, и дяди всем врут, что они из рабочих, а на самом деле - из класса угнетателей, но это скрывают?
- Да что с тобой, сынок? Почему тебя это беспокоит? - не на шутку обеспокоилась Анна Михеевна. - Никто ничего не скрывает! Дедушка Илья, как ты знаешь, простой рабочий-столяр. Какая тебе разница, кем он был раньше?
- Ну как ты, мамочка, не понимаешь? Вот нам в школе все это объяснили, - назидательным тоном ответил Тёма. - Как оказалось, дедушка Илья и баба Ада - представители класса эксплуататоров, скрытые враги советской власти. Их надо разоблачать и не давать никому пощады!
- Даже если это твои родные? - не веря своим ушам, переспросила его Анна Михеевна. - Ты можешь такое сделать по отношению к своим близким? К деду и бабушке, которые тебя так любят?
Ее взволнованные слова смутили Тёму, и он ответил уже не так уверенно:
- А почему же нет, мама? Вот Павлик Морозов так и сделал! Нам всем его приводят в пример, как настоящего героя.
- Ну, что же, сыночек. Вопрос этот очень серьезный. - Анна Михеевна справедливо решив, что к продолжению разговора нужно привлечь мужа: - Мы его хорошенько обсудим дома, в Москве. Надеюсь, что папа все тебе объяснит лучше, чем я.
При упоминании об отце, Тёме стало не по себе, у него сразу зачесалось то место, которое обычно подвергалось наказанию ремнем. Он быстро сообразил, что, если отец узнает о его намерении разоблачить бабушку и деда, наверняка учинит жестокую порку. Утешала лишь мысль, что скорее всего не до смерти и его не постигнет судьба Павлика Морозова.