Подготовка к сражению зачастую отнимает столько времени и сил, что лишает военачальника способности верно оценивать общие стратегические вопросы. Профессиональные стратеги действительно часто не способны видеть дальше своего носа. Я полагаю, что даже Цезарь под конец жизни стал страдать чем-то вроде стратегической близорукости. Его стратегия в Галлии в целом была весьма дальновидной, и ему удавалось сопротивляться искушению попытаться разбить галлов по частям [88] . Лишь один раз он разделил свои легионы, что, если верить его собственным записям, произошло по причине трудностей со снабжением, и это едва не привело к катастрофе. Наученный опытом, Цезарь немедленно собрал воедино свои силы, когда началось восстание Верцингеторига. В начале гражданской войны диспозиция его войск, все еще сосредоточенных в Галлии, была полностью оправдана стремительным и неожиданным вторжением в Италию, за которым последовала высадка в Испании, где находилась сильнейшая армия Помпея. Позиции самого Помпея, за вычетом того, что бросок Цезаря не позволил ему выдвинуть испанскую армию к Риму, были достаточно сильны и стратегически обоснованы. Они вполне могли бы принести успех Помпею, если бы из-за некомпетентности Домиция Агенобарба не провалился план по формированию еще одной армии в Южной Италии. Последовавшее затем решение оставить Италию также трудно критиковать [89] . После уничтожения испанской армии Помпея Цезарь перебросил свои силы на Балканский полуостров, чтобы встретиться с самим Помпеем в решающем сражении. Решение следовать за Цезарем в Грецию, принятое Помпеем после победы при Диррахии вместо того, чтобы отправиться прямиком в Италию, в которой не оставалось сил, способных ему помешать, в целом выглядит также вполне оправданным. Во всяком случае я не принадлежу к числу тех историков, которые считают, что оно было навязано ему представителями сенатской партии [90] . Но при Фарсале он первым бежал, и именно это, возможно, и сломило окончательно его дух, приведя его в состояние, когда он не мог уже адекватно оценивать свои собственные возможности. В любом случае мне трудно представить, что он мог надеяться получить какую-то поддержку в Египте и не понимать, что единственное, что может ждать его там, – это смерть.
Но вернемся к Цезарю. Он удержал и сохранил за собой инициативу в войне вплоть до битвы при Фарсале и не забывал при этом заботиться о снабжении Рима хлебом. Отправка войск в Африку была вполне оправданна – не находит оправдание лишь назначение Куриона командующим этими силами. Впрочем, Цезарь не раз ошибался в своих офицерах и не раз был вынужден расплачиваться за это. При Диррахии он принял, пожалуй, неоправданно высокий риск, но такие действия во многом были вынужденными в тот момент. После победы в битве при Фарсале он последовал за бежавшим Помпеем в Александрию, поскольку само имя Помпея еще многого стоило, и его смерть была необходимым условием победы Цезаря. Кампания в Малой Азии, хотя и непродолжительная, опасно затянула его возвращение в Рим. Африка слишком долго была предоставлена сама себе, и, когда Цезарь все-таки начал военные операции здесь, ему пришлось столкнуться и с первыми трудностями. Он, кажется, больше стремился продемонстрировать свой талант полководца, чем скорее завершить кампанию [91] . Цезарь, видимо, недооценивал сложность положения, создавшегося в Испании до тех пор, пока не прибыл туда лично.
Если судить Цезаря в соответствии с самыми высокими стандартами искусства управления государством, то нельзя не согласиться с тем, что в момент принятия решения о походе против Парфии солдат в нем возобладал над политиком. Но даже в этом случае солдат, который восторжествовал в Цезаре, был великим солдатом, достойным стоять в одном ряду с Александром, Ганнибалом и Наполеоном. Его достижения были продиктованы насущными потребностями. Ему не было нужды завоевывать новые земли, подобно Александру, не нужно было держать в повиновении наемную армию, как Ганнибалу, или же строить сложные многоходовые стратегические комбинации, как это делал Наполеон. Не было потребности и в проведении военных реформ или во введении каких-либо существенных новшеств в уже существовавшую тактику. В этом отношении Цезаря никак нельзя сравнить с Эпаминондом или, скажем, Фридрихом Великим. Возможно даже, что Тит Лабиен, служивший легатом под началом Цезаря, имел более глубокие познания в отношении тактики действия легионов или проведения кавалеристских атак, чем его командир. Но если Цезарь и не привнес ничего радикально нового в военное искусство, то лишь потому, что не имел нужды делать это. Он воспользовался инструментом, который сделали до него другие, но до совершенства этот инструмент довел именно Цезарь. Мало того, Цезарь во многих своих начинаниях был весьма предсказуем, что, вообще говоря, весьма скверное качество для военачальника, и его противникам зачастую удавалось угадывать его следующий ход. Но в политике он всегда оставался для них полной загадкой [92] .
На этом мы завершаем изучение нашей темы. Военное искусство республики, происходившее от самых основ Римского государства и воплотившее в себе все основные черты характера самого римского народа, никогда не требовало от своих полководцев большего, чем то, на что был способен подготовленный и опытный солдат. Военная сила Рима всегда основывалась на методичности и организации. Однако уже на излете своей истории республика породила военачальника, опередившего свое время. Военачальника, в котором были сплавлены воедино воля и разум, а именно это и отличает простой талант от подлинной гениальности.
Книга 2 ВОЕННОЕ ИСКУССТВО ГРЕЦИИ И МАКЕДОНИИ
Предисловие
Я предпринял попытку выявить особенности ведения войны греками и македонцами. Подробные описания военного снаряжения, топографии и хода отдельных битв, которые уже были сделаны выдающимися исследователями, приведены здесь только в тех случаях, когда они необходимы для того, чтобы объяснить, какие факторы оказывали воздействие на военное искусство, или охарактеризовать его. Отбирая факты, я старался сосредоточить свое внимание на тех из них, которые казались мне наиболее важными для раскрытия темы.
Каждый исследователь, специализирующийся на данной проблематике, должен понимать, какой неоценимый вклад в ее изучение внесли первые систематические труды Г. Дройзена и А. Бауэра, посвященные этому вопросу, а также статьи Я. Кромайера и Г. Вейта, опубликованные ими вместе с соавторами в Antike Schlachtfelder и Heerwesen und Kriegführung der Griechen und Römer. За сочинения, посвященные истории Александра и эпохи эллинизма, благодарю сэра Уильяма Тарна. Также выражаю свою признательность Г. Дельбрюку, разработавшему в своей книге Geschichte der Kriegskunst крайне убедительную теорию, имеющую самое непосредственное отношение к рассматриваемой здесь теме. Несмотря на то что я никоим образом не могу согласиться со сделанными им выводами, я многим обязан его оригинальности и весьма реалистическому представлению о военном искусстве в целом.
Работая над этой книгой, я неоднократно вступал с моим другом мистером Г.Т. Гриффитом в дискуссии, оказавшиеся для меня крайне полезными. Он также любезно согласился ознакомиться с гранками книги, и это принесло ей значительную пользу. За фактические и теоретические ошибки, возможно оставшиеся на ее страницах, я несу полную ответственность. Большая часть сносок отсылает читателя к историческим источникам, но при этом я стремился указать на то, какие идеи и выводы были заимствованы мной из трудов современных исследователей.
Глава 1 ГОРОД-ГОСУДАРСТВО ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
В древности ведение войны в первую очередь зависело от мастерства людей, их храбрости и силы духа. Знаменитый афоризм, согласно которому война представляет собой драму страстей [93] , позволяет отнести ее к категории искусства – она не научна, так как не является обезличенной и бесстрастной.
Следует обратить внимание на недостатки войны. Никто не рискнет заявить, что это идеальный способ разрешения противоречий. Никто не станет отрицать: сражения самым печальным образом нарушают благость мирного существования. Греки, например, очень отчетливо понимали это – в той же степени, что и осознавали: гораздо лучше быть здоровым, чем болеть. Но война занимала заметное место в их жизни, причем независимо от их желания. Для того чтобы понять прошлое, необходимо по мере возможности ответить на вопросы о том, что и по каким причинам тогда происходило. Некогда Фукидид сказал, что война – жестокий учитель [94] ; по его мнению, она способна научить лишь плохому. Однако сражения являются частью опыта человечества, и будет неправильно, если мы оставим данную тему неизученной, даже несмотря на то что вокруг нас существуют другие вещи, более достойные нашего внимания. Что касается названия моей книги, то я вскользь должен отметить: использование в нем слов "Греции и Македонии" никоим образом не обусловлено стремлением отрицать вероятность того, что этнически македоняне были близки грекам, кажущуюся мне довольно большой.