Через полчаса он топтался перед стеклянным окошком дежурного. Тот куда-то отлучился. Во всем отделении не было ни души. Тишина. Какая-то зловещая и неопределенная. Лучше бы уж сразу узнать, что сотворила Олеся. Убила кого-нибудь по нелепой случайности? Наркотики? Или еще что похуже? Хотя, что может быть хуже.
Вернулся дежурный по отделению. Мрачный и очень полный молодой человек. Даже строгая милицейская форма ничуть не стройнила его, не подтягивала. Он хмуро бросил на Леонида недоверчивый взгляд и попросил предъявить паспорт. Долго сличал фотографию с оригиналом. Потом полистал другие странички. Очевидно, искал вписана ли Олеся в его документы? Он ли является отцом.
- Что она натворила?
- Сейчас все проясним… - кивнул дежурный, возвращая паспорт.
Он вышел из своего стеклянного кабинета и пошел по коридору. Леонид последовал за ним. Повернув за угол, они оказались перед обезьянником. Так в народе кличут камеру предварительного содержания задержанных по подозрению в нарушения закона.
За толстыми железными прутьями Леонид увидел… Надю.
- Вот, полюбуйтесь! - строго сказал сержант.
Надя смотрела из-за решетки на Чуприна весело и вызывающе. И сидела на скамье, закинув ногу на ногу. Ситуация ее явно только забавляла.
Чуприн несколько секунд в растерянности молчал. Потом выдавил из себя:
- За что она задержала? Что натворила?
- Было одно подозрение, но оно не оправдалось… - нудно начал сержант.
- Тогда почему она за решеткой? - начал заводиться Чуприн.
- Ваша дочь - несовершеннолетняя. В ночное время самостоятельно не имеет права разгуливать по улицам. На этот счет есть специальное постановление московского правительства. Сам Лужков подписал…
- Наплевать мне на вашего Лужкова!
- Это вы напрасно! - хмуро покачал головой сержант. - Он много полезного и хорошего делает для города.
- Знаем мы его дела!
- Вам бы лучше заняться воспитанием своей дочери. Критиковать начальство мы все мастера. В чужом глазу соломинку видим, а в собственном? - спросил сержант.
- Ему некогда! - подала голос из-за решетки Надя. Она с нескрываемым весельем наблюдала за перепалкой Чуприна с сержантом.
- Помолчи! - не глядя на нее, быстро сказал Чуприн.
- Судя по всему, вы недостаточно уделяете внимания дочери.
- Некогда ему! Он себе молодую любовницу завел! - наябедничала из-за решетки Надя. - На дочь наплевать. На меня совсем не обращает внимания.
- Мы с тобой дома разберемся.
- Очень буду рада! - огрызнулась из-за решетки Надя. - Наконец-то обратишь на меня внимание. У меня, между прочим, самый трудный возраст. Переходный.
- Ага, - кивнул Леонид, - От детства к старости. Я уже слышал.
- Что будем делать, товарищ родитель? - строго спросил сержант. - На учет надо ставить. Как ребенка из группы риска?
- Зачем сразу "группа риска"? - невольно заволновался Чуприн.
- Из неблагополучной семьи потому что. С одного взгляда видно. Вы человек творческой профессии…
- Эгоист, короче, - вставила из-за решетки свое слово Надя.
- Помолчи! - опять раздраженно бросил Чуприн.
И почему-то непроизвольно начал оправдываться перед сержантом.
- Никакой я не эгоист. Я между прочим, работаю, как ломовая лошадь. Сплю по четыре часа в сутки…
- А дочери что остается? По чужим гаражам шляться? - с вызовом спросила Надя.
- Почему по гаражам? - нахмурился сержант.
Он достал из кармана связку ключей и начал ковырять одним из них в замке. Замок ни в какую не желал открываться.
- Не обращайте внимания. Это она так, не подумав брякнула. - быстро сказал Леонид. И бросил пронзительный взгляд на Надю.
- Это я так. Не подумав, брякнула, - легко согласилась Надя.
Сержант между тем никак не мог подобрать ключи к замку. Пробовал тот и этот. Даже вспотел слегка. Но открыть дверь обезьянника не мог. Чуприн разозлился.
- Вы ее когда-нибудь выпустите или нет? - спросил он.
Сержант снял фуражку, вытер платком пот со лба и глубоко вздохнул.
- Выпустить - дело нехитрое. Вопрос - куда выпустить? - заявил он.
- На свободу! - с патетикой в голосе заявила Надя. - Свобода - осознанная необходимость. Каждый дурак знает.
Сержант наконец-то справился с замком. Он даже радостно улыбнулся. Очевидно, и сам не ожидал. Широко распахнул железную дверцу и жестом пригласил Надю выйти на волю. Надя выпорхнула из обезьянника пулей. И почти мгновенно оказалась в конце коридора. Ближе к выходу из отделения.
Чуприн с сержантом шли прямо на нее. Она улыбалась и, непрерывно делая реверансы, отступала к выходу.
- Значит, на первый раз протокол задержания составлять не будем? - зачем-то спросил у Чуприна сержант.
- Первый раз - прощается! - бросила Надя. Она уже приоткрыла дверь на улицу.
- Если еще раз попадетесь. В неурочное время. Будем решать по всей строгости.
- С непредсказуемыми последствиями! - понимающе кивнула Надя.
- Спасибо вам! - с чувством сказал Чуприн. И пожал сержанту руку.
- Не за что! - хмуро ответил тот. И добавил. - Присматривайте за ней!
Леонид вел свои старенькие "Жигули" быстро, жестко. Раздраженно тормозил перед редкими светофорами, резко бил по газу, как только зажигался "зеленый", быстро, не сбрасывая скорости, поворачивал в узкие переулки.
В районе метро "Сокол" их полно. Чуприн знал с десяток вариантов проезда на свой "Тайвань". Терпеть не мог Ленинградский проспект и начало Волоколамского шоссе. Даже утром пробки, гарь, вонь, духота. Всегда предпочитал ехать домой переулками.
Надя сидела рядом, закинув ногу на ногу, и весело поглядывала на него. Леониду стоило больших трудов, не смотреть на ее длинные ноги. И вообще. На нее. Он смотрел только прямо перед собой на дорогу.
Оба довольно долго молчали.
- Испугался? - весело спросила Надя. - Испугался, испугался…
- Зачем тебе это понадобилось? - наконец спросил он.
- Что? - чуть склонив голову набок, спросила она.
- То самое. Связываться со мной.
- Отвали-и! Так захотелось.
- Я старый, уставший человек…
Леонид и в самом деле в данный момент ощущал себя "старым и уставшим" человеком. У которого мало чего хорошего впереди.
- Ты девчонка. Ребенок совсем, - продолжал он раздраженным тоном, - Тебе хотя бы шестнадцать есть?
Надя поспешно кивнула головой. И опять весело улыбнулась. У нее было превосходное настроение. Ей казалось, старенькие "Жигули" стремительно летят над горячим асфальтом, совсем не касаясь колесами рытвин, ухабов и трещин. Она не чувствовала ни духоты, ни запаха бензина, ни шума надсадно гудящего мотора.
- Мне столько, сколько надо. В самый раз.
Леонид бросил на нее быстрый взгляд и еще крепче вцепился в баранку.
- Не хватало, чтоб меня привлекли за совращение малолеток! - пробурчал он.
- Опять испугался! - весело воскликнула Надя. - Я так и думала! Я тебя насквозь вижу! - строго добавила она. И секунду помолчав, еще строже объявила:
- Я не малолетка. Сама так решила. Сама тебя выбрала.
Леонид бросил на нее быстрый взгляд и возмущенно засопел.
- Да, да. Не удивляйся. Это я тебя выбрала. Вы мужчины, почему-то думаете, что вы выбираете. Ничего подобного. Всегда выбираем мы. Ты мне подходишь.
Леонид, вытаращив глаза, покачивал головой возмущенно сопел.
- Что молотишь!? Что ты молотишь, девчонка!?
- И не делай такие удивленные глаза. Можно подумать, для тебя это новость. Я тебя сама выбрала. Как увидела, сразу подумала: "Вот он!". Как Татьяна Ларина. "Он будет моим первым мужчиной! Я хочу именно такого!". Первый мужчина в жизни женщины - это очень важно и ответственно. А ты сильно испугался, когда позвонили из милиции?
- Подумал, Олеська что-то натворила.
- А когда меня увидел в обезьяннике?
- Мне уже бояться нечего, - опять раздраженным тоном бросил он.
- Я поняла, - язвительно сказала Надя, - Ты старый уставший молодой человек. Второй свежести. Талантливый, но невезучий. Ничего, теперь все пойдет по другому. Теперь у тебя есть я! - поучительным тоном, продолжала Надя.
Сидя рядом с Леонидом в дребезжащих "Жигулях", мчащихся по узким переулкам, она, действительно, ощущала себя многоопытной расчетливой женщиной. Лет двадцати четырех. Никак не меньше.
Уже подъезжая к железнодорожному переезду, Леонид спросил:
- Чего ты хочешь?
- Вообще или конкретно? - уточнила Надя.
- От меня!
- Я тебя люблю! - просто сказала Надя.
- Чего ты хочешь?
- Хочу опять в твою роскошную ванную. Джакузи-и! - насмешливо протянула она. - Принять освещающий бодрящий душ. Потом завалиться в твою роскошную двуспальную кровать. С балдахином. И чтоб ты был рядом.
- Отвали! - неожиданно для себя брякнул Леонид. И добавил:
- Больше этого не будет. Никогда!
И разумеется, ошибся. Уже через полчаса они лежали на его несчастной старой рассохшейся тахте под одной только простыней. Тахта опять жалобно стонала, скрипела и повизгивала.
Они опять взлетали на гигантских качелях под самые небеса, и даже выше этих самых небес, в глубины черного космоса, и опять мгновенно возвращались, и опять стремительно падали в черную пропасть, чтоб в следующий миг опять взлететь, судорожно стискивая в объятиях друг друга.
Надя все время стискивала левую руку в кулачок и до боли закусывала костяшки пальцев. Только бы не закричать во все горло, только бы не застонать. Только бы не услышала, внезапно вернувшаяся соседка по коммуналке.
Время для этих двоих остановилось.