Она включила свет в своем отсеке, загрузила компьютер, сходила к кофе-автомату за капучино в коричневом картонном стаканчике, принялась бессмысленно шарить по Интернету, ничего, впрочем, не видя и не понимая. Голова была занята проблемой: как изменить внешность, чтобы никто из случайных свидетелей не смог опознать в девушке на фотороботе (а милиция непременно предъявит соседям и строителям фоторобот) грабительницу. Покупать парик, накладные ресницы, одежду – не было денег, значит, Лиде предстояло сменить образ без финансовых вложений.
– Загримируюсь вампиром, точно никто не узнает! – с нервным смехом выкрикнула девушка. – В буфете как раз жевательный мармелад в виде клыков продается.
– Только глупец примет за вампира нежную, трогательную, простодушную Золушку.
Лида отпрянула от стола, так что стул выкатился за перегородку.
Евгений Горелый улыбался и глядел на нее серьезными глазами.
– Лидочка, такая девушка, как вы, на новогодней вечеринке должна быть Снегурочкой или девочкой, которая приносит из зимнего леса цветущие подснежники. Вы – это нежность и красота.
Лида порозовела.
– Здравствуйте, Евгений Алексеевич. Я не услышала, как вы вошли. Извините…
– За что?
– Не знаю…
– А я вам к кофе принес горячие пончики. Вы ведь любите пончики с вареной сгущенкой и лимонной глазурью?
– Откуда вы знаете?
– По глазам догадался. И уже давно, кстати. Вот только пончики не решался принести, боялся, не так поймете…
– Пончик – это всего лишь пончик, это же не бриллианты, чтобы не так понять? – сказала Лида и пожала плечами.
– Действительно. Тогда будем поедать?
– Ага! Давайте, я вам капучино отолью.
– Давай! – вдруг перешел на дружеское "ты" Горелый.
Скинул на соседнее кресло куртку с рваным меховым воротником в стиле "дикое Средневековье", взял со стола для переговоров пластиковый стаканчик и отлил кофе из Лидиного картонного.
Лида посмотрела на рубашку шефа: из-под рукава выглядывал волк из "Ну, погоди!" – и засмеялась.
Впервые за последние дни на душе стало легче.
– Насчет пончиков вы меня обманули? Вы их себе купили?
– Честное пионерское – нет! Вам, Лидочка. Совершенно равнодушен к сладостям.
– А как вы узнали, что я уже на работе?
– Выхожу на стоянке из машины, поднимаю голову, смотрю на наши окна, и сердце ликует: Ли-да! Ли-да! Пон-чи-ки! И я помчался за ними в кофейню.
Девушка на мгновение смутилась и опустила глаза.
Но вдруг засмеялась и укоризненно сказала:
– Вы обманщик! Вы просто увидели свет в моем отсеке. А остальные окна темные. Так что ваше сердце ничего такого не выстукивало!
Горелый не успел ответить: в студию вошли дизайнер и звукооператор.
Он прикрыл глаза, словно хотел поспорить с Лидой, мол, сердце все-таки подало знак, взял стаканчик с остатками кофе, подхватил куртку и пошел в кабинет, на ходу приветствуя начавших подтягиваться сотрудников.
Лида слизнула с пончика сахарную пудру, сгущенка сладко чмокнула.
За перегородкой менеджер редакции с веселым грохотом откатила от стола кресло, бросила сумку, перебирая ногами, подъехала к столу, воткнула в компьютер наушники и включила страстную музыку: девушка ходила в студию танцев в соседний фитнес-клуб и целыми днями крутила любимые латиномелодии.
"Гонсалес!" – сразу вспомнила Лида и положила недоеденный пончик на салфетку.
В двенадцать в "Архангел" приехала Лолита, одновременно бурная и излучающая теплоту, и принялась раздавать всем свечи, привезенные из Иерусалима.
Тонкие фитильки были опалены.
– Своими руками поджигала от благодатного огня, – благоговейно сообщила Лолита. – Берите, пожалуйста, кому сколько надо!
Сотрудники деликатно брали по одной свечке и бережно несли на столы.
Лида тоже взяла тоненькую белоснежную, с голубым основанием свечу.
– Из храма Гроба Господня, – сказала певица и прижала руки к груди. – В таком месте действительно понимаешь смысл простых, но вечных заветов: не убей, не укради.
Лида испуганно опустила голову, свечка в ее руке задрожала. Она торопливо вернулась к компьютеру и стала судорожно перебирать бумаги.
"Почему Лолита сказала: не укради?! – толчками билось сердце. – Наверное, догадалась? Кажется, она в какой-то передаче говорила, что обладает экстрасенсорными способностями?"
"А может, на воре шапка горит?" – тихо спросила Алина.
Лида сердито нахмурилась, запустила пальцы в волосы, попыталась заткнуть ладонями уши, но вдруг услышала:
– …А еще у нас самый лучший в мире звукооформитель. Знакомьтесь – Лидочка Гречинина.
Горелый заглянул за перегородку и указал Лолите на девушку.
Лида принялась теребить скрепку.
Лолита приветливо улыбнулась, Горелый пристально поглядел Лиде в глаза.
Когда продюсер и певица пошли в кабинет, обсудить подробности предстоящей работы (Лолите досталась роль кошки, безалаберной, но отчаянно доброй), девушка сжалась от ужаса.
"Почему он так на меня посмотрел? Догадался, что я вовсе не такая милая, честная и чудесная, за какую себя выдаю? Ну конечно, он все понял, раскусил, по глазам прочитал. Умный, порядочный человек, интуитивно почувствовал ложь. Как только в новостях сообщат об ограблении известного олигарха, Евгений Алексеевич сразу сообразит, кто это сделал, – как в бреду, шевелила губами Лида. – Ну и пусть! Пусть меня судят, сажают, убивают, пусть он меня презирает – я спасу Лизу!"
Смахнув слезы, она с нежностью поглядела на пончик, словно прощаясь через его посредничество с Горелым, смиренно прошептала: "Прости!" – и принялась за работу.
Глава 9
ГРАБЕЖ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ
В пятницу вечером Лида допоздна смотрела телевизор в надежде на следующий день проспать. Но в субботу проснулась в семь утра: в голову, словно пуля, вонзилась мысль: Иван оставил ее одну! Вытолкнул навстречу опасности и скрылся за углом. Нет, он предупреждал, что не будет звонить – соединения мобильных телефонов фиксируются сотовыми операторами и могут быть легко расшифрованы, но почему не зашел хотя бы на минуту: обнять, поддержать, пожелать удачи? Она-то, глупая, была уверена: эту ночь, возможно последнюю ее ночь на свободе, они проведут вместе.
Лида поглядела на темное окно, вновь закрыла глаза, сжалась в комочек, попыталась уснуть, но в ногах вдруг опало одеяло, словно кто-то присел на диван, а в углу за креслом зашуршало.
Руки девушки покрылись гусиной кожей, сердце забилось, как мотылек, в детстве она зажимала таких в кулаке.
Лида вскочила, пробежала по ледяному полу, зажгла настольную лампу.
От ее света, теплого, но скудного, как у лампадки, тени по углам стали еще чернее.
Лида выскочила на кухню, на ходу включила светильники по всей квартире. Подумала, включила радио. На одной волне играл джаз, на другой – мелодии в стиле ретро. Девушка принялась переключать частоты, но голосов ведущих, их бессмысленного смеха, надоедливой рекламы не было. Лида поняла: в этот ранний час выходного дня перед микрофонами студий никого нет, ни одной живой души. Она, Лида, сейчас совершенно одна. И надеяться ей не на кого.
"Что, если меня сегодня убьют? – вдруг подумала девушка. – Неожиданно войдет хозяин квартиры, выхватит пистолет и застрелит грабительницу… Или воровку? Кто я по уголовному кодексу?"
Она представила толстого лысоватого дядьку в очках, смутно похожего на кого-то из депутатов Госдумы: рука с огромными часами из белого золота наставляла черное дуло револьвера.
"Наверняка у хозяина есть оружие – олигархам ведь все можно, тело увезут, буду лежать неопознанная, цветы в квартире засохнут", – бессвязно подумала Лида и застонала.
Подвывая, она схватила лейку, побежала в комнату и щедро, про запас, полила китайскую розу.
"А если сразу установят мою личность? Люди придут ко мне в квартиру на поминки, а здесь бардак, белье грязное".
Она тонко всхлипнула и принялась загружать стиральную машину.
Затем пожарила яичницу с хлебом, проглотила, не чувствуя вкуса, и, давясь слезами, тщательно, до блеска, начистила плиту.
После разобрала бумаги, удалила из ноутбука все личные файлы, почистила почтовый ящик. Попила пустого чая, подумала, сменила постельное белье, протерла и набрызгала обувным дезодорантом туфли и сапоги в прихожей, вымыла хлебницу, выбросила из холодильника все, что может заплесневеть, пока хозяйка будет лежать в морге.
К обеду квартира сияла.
Под корзинкой с расческами и ключами, на комоде в прихожей, лежала записка:
"Дорогие мамочка, папочка, бабушка и дедушка! Не думайте обо мне плохо, эти деньги нужны были на операцию маленькой девочке Лизе. Ваша любящая дочь и внучка
Лидия".
Девушка написала записку на случай смертельного ранения или ареста на месте преступления.
За окном ненадолго рассвело, но комнаты оставались сумеречными.
Лида прилегла на диван и провалилась в вязкий, как болото, сон.
Очнулась, когда на улице вновь потемнело и остывающая в уголке форточки алая окалина предвещала скорый зимний закат.
Девушка подскочила, цепенея от ужаса – проспала! – и бросилась к часам.
Стрелки будильника показывали без четверти четыре, на радио светились цифры "15:48".
Девушка торопливо надела старый свалявшийся джемпер, черные брюки. Вытащила из комода в прихожей разношенные кроссовки – обувь не для зимы, но, во-первых, без каблуков, проще будет залезать на строительные леса, во-вторых, не жалко выбросить, заметая следы. А чтобы ноги не окоченели, Лида натянула поверх колготок толстые махровые носки.