Он порылся среди одеял, которые принес из саней. Монахи подошли ближе, чтобы рассмотреть находку. Сильвейн протянул охотничий лук и колчан со стрелами.
- Странно, вам не кажется? - заметил послушник. - На стрелах вороновы перья.
За своей спиной Лорелея услышала чье-то возбужденное дыхание, а потом удар от падения лампы. Комната погрузилась в темноту.
Вокруг него сгустились тени. Он открыл рот, чтобы заговорить, но от усилий только невыносимо заболела голова.
- Отец Джулиан, зажгите другую лампу! Женский голос резанул по ушам, как нож. Отец Джулиан. Настоятель приюта Святого Бернара. Значит, он добрался. В голове пронеслись обрывки воспоминаний: неописуемый восторг от того, что снова стоит на швейцарской земле; упорное восхождение на горы с острыми вершинами, ледниками и каньонами; и цель, которая погнала его на далекий безлюдный перевал Большой Сен-Бернар.
Эти мысли отошли на задний план, когда он вспомнил беспощадный свист фена, окутавшую и поглотившую его белую бездну, которая сдавила со всех сторон, лишая возможности дышать и двигаться. В его последних мыслях, как в ночном кошмаре, перемешивались неприязнь и горечь к могущественной женщине с фальшивой улыбкой на губах и сожаление, что человек, который сейчас так отчаянно нуждался в нем, теперь должен будет сгнить в парижской тюрьме.
Дверь открылась и закрылась. До него донесся запах старых камней и родных плит. Вдруг свет от факела осветил темные фигуры.
- Зажгите лампу, - произнес мужской голос.
В комнате стало светло.
Человек закрыл глаза и замер. Еще не время показывать, что он пришел в себя. Сейчас он беззащитен, как раненая птица.
- Теперь вы можете идти, - произнес мужчина. - Отец Ансельм присмотрит за пациентом.
- Нет, отец Джулиан, - возразила женщина. - Ему нужна моя помощь.
"Кто она? - подумал незнакомец. - Какая-нибудь служанка? Путешествующая леди? Сиделка?"
- Она права, - произнес третий, явно старческий, голос. - У меня дрожат руки. Я уже не могу больше накладывать швы на раны.
- Отец Ансельм, я приказываю!
- Настоятель прав, - послышался новый голос, с мягким парижским акцентом. - Негоже ей заниматься взрослым мужчиной. Пусть лучше сшивает холст, а не разорванную плоть.
- Если вы позволите, отец Джулиан, - проговорила женщина. В ее хрипловатом голосе слышалась тревога. - Взрослые мужчины умирают так же легко, как женщины и дети. Я должна остаться. Этот человек умрет, если мы не окажем ему необходимую помощь, и немедленно.
Пауза. Короткая, но недостаточная для того, чтобы в нем вспыхнули подозрения. Неужели отец Джулиан узнал его, Дэниела Северина?
- Хорошо, оставайся, - коротко произнес настоятель. - Но соблюдай приличия.
- Вы позволяете им отменить ваш приказ? - с недоумением произнес еще один голос с парижским акцентом.
Дэниел чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы рассмотрел высокую, худую фигуру монаха, на которой плясали тени от пламени в печке.
- Вы настоятель! И никто…
- Да, я, отец Эмиль, - тон отца Джулиана заставил другого каноника отступить. - Отец Ансельм, нужно ли вам с Лорелеей что-нибудь еще?
- Нет, святой отец, спасибо.
- Очень хорошо. Утром я вас жду с полным отчетом о его состоянии. Пойдемте, отец Эмиль, отец Гастон. Сильвейн, твоя помощь нужна отцу Дрозу на псарне.
Сквозь боль Дэниел прислушался к шарканью ног, шуршанию шерстяных ряс, скрипу закрываемой двери. Кто-то приоткрыл его правый глаз и закрыл прежде, чем он успел рассмотреть что-нибудь еще, кроме света лампы.
- Он все еще без сознания. Подайте мне ножницы. Нужно торопиться, - произнесла женщина.
У нее был низкий голос с мягким французско-швейцарским акцентом. Дэниел часто слышал такой голос в своих мечтах и снах, когда был далеко от дома. Потом до него дошло значение ее слов. Врачи проделывали с больными, которые находились без сознания, такие вещи, которые невозможно было вытерпеть, когда человек находится в здравом рассудке.
Дэниел напрягся. Нежные руки прикоснулись к его голове и повернули ее набок. Подушка под его щекой пахла кедром. Пальцы ощупывали его череп. Он молчал. Очень давно Дэниел научился терпеть физическую боль, и сейчас это умение не подвело его.
- Мне придется выстричь волосы вокруг раны, - проговорила женщина.
Дэниел почувствовал прикосновение холодного металла к голове. Ножницы громко защелкали над ухом.
- Они ужасно длинные! - воскликнула она. - И густые. Но не грязные, не как у того цыгана, торговца лошадьми, которому мы зашивали раны в прошлом году.
Ее тон напомнил Дэниелу о матронах, которые сплетничали, сидя за своим шитьем. "О Боже, - подумал он, мне нужен хирург, а не швея".
- Меня очаровала эта белая прядь в его волосах, - продолжила она, сопровождая свои слова лязганьем ножниц. - Я никогда не видела ничего подобного.
- У него прическа в стиле Бонапарта, - заметил отец Ансельм.
- Вы предполагаете, что он сторонник первого консула?
- Как знать? В это беспокойное время все может быть. Но по его одежде я бы не сказал.
Дэниел почувствовал, что ему бреют голову за правым ухом. Острая боль пронзила все тело от макушки до пяток. Он заставил себя лежать тихо.
Его мышцы напряглись, но одна рука и нога сопротивлялись усилиям. Гипс? Шины? Боже, неужели он так серьезно ранен? Как, черт возьми, он сможет выполнить свою задачу, находясь в таком состоянии?
В кожу головы вонзилась игла. Он услышал звук скольжения шелковой нити сквозь кожу. Все мысли сразу же исчезли от пронзившей все его тело адской боли. О Боже! О Боже! О Боже! Дэниел судорожно вздохнул.
Руки женщины замерли.
- Боже милосердный, - прошептала она, - он пришел в себя.
Она склонилась к Дэниелу. Боль в голове ослепила его, и он не смог рассмотреть ее лица.
- Вы слышите меня? Простите, что причинила вам боль. Моргните, если слышите меня, - она повторила эти слова по-итальянски, потом по-немецки, а потом снова по-французски.
Дэниел моргнул.
- Лежите тихо. Я закончила накладывать швы. Сейчас дам вам лекарство. Настойку опия. Это ослабит боль.
Совершенно беспомощный, Дэниел почувствовал горлышко пузырька у своих губ. На язык ему полилась тягучая, сладковатая жидкость. Несколько капель попали мимо рта. После того как он проглотил лекарство, во рту остался привкус алкоголя. "Яд, - внезапно испугавшись, подумал он. - Она знала!"
От лекарства он почувствовал вялость и немного успокоился. Нет. Эта незнакомая женщина не могла знать. От боли у него слишком разыгралось воображение.
- Теперь мне нужно забинтовать вашу голову, - сказала женщина.
- Ты не собираешься прижигать рану? - спросил отец Ансельм.
- Не думаю, что это следует делать. Кровотечение прекратилось. А от прижигания остаются шрамы. Да и боль от ожога адская.
- Утром он скажет тебе за это спасибо. Где-то поблизости колокол пробил девять раз.
- Вам сейчас лучше отправиться на молебен, а потом спать, отец, - ласково произнесла женщина. В ее голосе была искренняя любовь, и Дэниела это слегка удивило. Он редко слышал от женщин что-либо иное, кроме лжи.
Наркотик распространился по его венам. Дэниел начал засыпать. Он приоткрыл глаза, чтобы осмотреть комнату, но контуры предметов расплывались и двоились: высокие окна, деревянные крючки на стенах, ряды пустых коек.
- Я посижу с ним, - проговорила она.
- Очень хорошо.
- Спокойной ночи, отец Ансельм.
- Спокойной ночи, Лорелея.
От звука этого имени мужчина чуть не вскочил с кровати, но опий уже сковал его движения. Тяжелые веки опустились. Прежде чем Дэниел провалился в сон, у него в голове пронеслась одна мысль, которая принесла облегчение после стольких страданий и испытаний. "Слава Богу! Наконец-то я нашел ее".
ГЛАВА 2
Проснувшись, Дэниел почувствовал запах сосновой смолы и дыма. Когда он попытался приподнять от подушки голову, боль пронзила ее, как раскаленная стрела. Оставив напрасные усилия, он лежал неподвижно. Во рту все еще чувствовался привкус опия, а отросшая щетина покалывала кожу на складках шеи. Легкие требовали воздуха. На мгновение его охватила паника, а потом Дэниел вспомнил, на какой находится высоте. Он вспомнил о своих ранениях. Серьезно повреждены его левая рука и правая нога. Глубокая рана на голове.
Он открыл глаза. Через высокие, светлые окна лились потоки солнечного света, играя на грубых каменных и обшитых деревом стенах. У одной стены в ряд стояли несколько пустых коек. В углу таз из толстого фарфора. На деревянной подставке у двери находилась тонкая чаша со святой водой, а над ней висела икона с образом Христа.
Где-то вдалеке слышался лай собак. Дэниел знал, что приют славился своими собаками-спасателями. Осторожно повернув тяжелую голову, Дэниел продолжил осматривать комнату. Он увидел стол, на котором лежали блестящие изогнутые иглы, бритва, которой брили ему голову, и стояла коричневая бутылка. Дэниел медленно повернул голову, чтобы посмотреть, что находится по другую сторону кровати.
На резном деревянном кресле, свернувшись калачиком и положив под голову руки, спал ребенок. Наверно, его послали наблюдать за Дэниелом.
Дэниел попробовал опереться на здоровую руку и приподняться. Перед глазами все поплыло, и он закрыл глаза, пытаясь справиться с головокружением. Через несколько мгновений слабость исчезла. Дэниел получил возможность рассмотреть свое одеяние. Он обнаружил, что одет только в полотняную ночную рубашку.