- Примерно так?
Ну что тут скажешь!
- Ясно, - говорит королева. - Теперь понятно. И мудрая женщина ничего не говорит?
- Мудрая молчит. Тут ничем не поможешь, ваша милость.
Она склоняет голову, и, к своему удивлению, я замечаю слезу на щеке. Слезинка скатывается на луку седла, но затянутый в перчатку палец быстро стирает ее след.
- Да, - шепчет она, - тут ничем не поможешь.
Мы уже несколько дней как в Вестминстере, я живу в покоях королевы. Внезапно меня вызывают к моему знатному родичу, герцогу Норфолку. Отправляюсь к нему в полдень, перед обедом. Он мечется по комнате, совсем на себя не похож. Сразу понимаю - стряслась беда. Даже в комнату не вошла - застыла у стены, словно ошиблась дверью и попала в клетку со львами, которых король держит в Тауэре. Стою у двери и руку с дверной ручки не снимаю.
- Сэр?
- Слышала уже? Знаешь? Кромвеля пожаловали графством!
- Неужели?
- Говорю тебе! Граф Эссекс. Граф проклятого Эссекса! Что вы об этом думаете, мадам?
- Ничего, сэр.
- Надо понимать, брак совершился?
- Нет!
- Клянешься? Уверена? Должно быть, совершился. Наконец у него получилось, вот он и платит старому своднику. Чем еще Кромвель мог его порадовать?
- Уверена, что ничего такого не произошло. Не могло. Она так несчастна, знает, что он заглядывается на Екатерину, ужасно беспокоится. Даже со мной про это говорила.
- Но он награждает министра, который добыл для него королеву. Значит, доволен браком, значит, чем-то доволен. О чем-то узнал, из-за чего-то от нас отвернулся. Дал награду Кромвелю, а Кромвель добыл для него королеву.
- Клянусь, милорд, я от вас ничего не скрываю. Король почти каждую ночь к ней приходит, с тех пор как пост кончился, но дело не двигается. Простыни чистые, волосы аккуратно заплетены, за всю ночь даже чепчик не сбился. А днем королева плачет, когда уверена, что на нее никто не смотрит. Нет, не похожа она на любимую жену, ревет, как обиженная девчонка. Клянусь, она еще девственница.
- Тогда за что Кромвеля пожаловали графством? - чуть не с кулаками набросился на меня герцог.
- Наверно, есть какая другая причина.
- Какой еще быть причине? Кромвель одержал победу, добился союза с протестантами, они теперь заодно с королем против Франции и Испании, дело сделано, скреплено браком с этой девчонкой из Фландрии. Я на волосок от договора с королем Франции. Я посеял подозрения против Кромвеля, лорд Лиль убедил короля - Кромвель слишком благоволит реформаторам, прячет еретиков в Кале. Любимого проповедника Кромвеля обвинили в приверженности к ереси. И вот, когда все обвинения против Кромвеля уже готовы, он получает графство! Почему? За что его наградили?
- Милорд дядюшка, - я пожимаю плечами, - откуда мне знать?
- Это твоя работа - все знать! - орет он в ответ. - Тебя призвали ко двору, держат при дворе, одевают и кормят при дворе - изволь все знать и мне докладывать. Если тебе ничего не известно, зачем тебя тут держать? Зачем было тебя спасать, вытаскивать, отправлялась бы себе на плаху.
Во мне все холодеет от ужаса.
- Я знаю, что происходит в покоях королевы, - тихо бормочу я. - Но откуда мне знать, что творится в Тайном совете?
- Хочешь сказать, это я должен знать, я что-то упустил из виду?
Я только качаю головой, не в силах произнести ни слова.
- Откуда мне знать, что король думает, если он никому ничего не рассказывает и при этом вознаграждает того, кого последние три месяца каждый день публично унижал? Как можно понять, что происходит, если сначала Кромвеля винят за брак, хуже которого не бывает, а потом жалуют проклятым графством в трижды распроклятом Эссексе?
Я совсем вжалась в стену. Шелковистый гобелен постепенно отсыревает под моими вспотевшими ладонями.
- Как можно знать, что творится в голове у короля, если он теперь хитер, как лис, и безумен, словно мартовский заяц?
Молча качаю головой. Назвать короля безумцем - это ли не государственная измена? Я бы не осмелилась такое повторить даже здесь, в безопасности герцогских комнат.
- Ты хоть уверена, что ему Екатерина нравится? - теперь он говорит чуть потише.
- Он от нее без ума. Я не сомневаюсь…
- Пусть его дразнит, но близко не подпускает. Стань она королевской шлюхой, мы ничего не добьемся, пока он женат на королеве.
- Но у меня нет ни малейшего сомнения…
- Зато у меня есть, - обрывает он. - Сначала ее уложит в постель, потом королеву, королева родит сынка - спасибо Кромвелю, пора расширять детскую. А мы с нашей маленькой потаскушкой останемся с носом.
- С королевой у него ничего не получится. - Если я в чем уверена, так только в этом.
- Откуда тебе известно? - Голос грубый, недовольный. - Подсматриваешь в замочные скважины, шепчешься по углам в спальнях, роешься по помойкам в мусоре и отбросах - и больше ничего не знаешь. Твое дело - грязь, а не политика. Говорю тебе, он Кромвеля наградил, о чем тот и не чаял, и за что - за то, что привез ему эту девку из Клеве, и теперь все наши планы - и твои, и мои - гроша ломаного не стоят.
Мне нечего ответить, я жду, пока он прикажет мне убираться, но он отвернулся к окну и молчит, барабанит пальцами по стеклу. Через пару минут постучался паж, объявил, что герцога ожидают в палате лордов. Он вышел и слова мне не сказав. Я присела, в реверансе, а он даже не обернулся.
Герцог ушел, пора и мне восвояси, но я все медлю. Здесь тихо, никто не смеет сюда входить. Сажусь за стол, в деревянное кресло главы дома, высокое, с резной спинкой, голова неудобно и пребольно упирается в герб Говардов. Я воображаю, что умер не Георг, а дядюшка и мой муж стал главой семьи; теперь мое место по праву здесь, за столом, рядом с ним. Мы бы тут обсуждали наши планы и замыслы. Высоко бы вознесли семейство, воспитали бы детей. Брат и невестка королевы, дети - кузены будущего монарха. Георг уж верно стал бы герцогом, а значит, я была бы герцогиней. Богатая, влиятельная семья. Состарились бы вместе, муж ценил бы мои мудрые советы и горячую верность. Я бы обожала его страстный нрав, красоту и цепкий ум. Он бы ко мне привязался, обязательно привязался в конце концов. А Анна с ее капризами ему бы надоела. Со временем он бы обязательно понял, что нет ничего лучше верной любви и верной жены.
Но Георг мертв, и Анна мертва, оба умерли раньше, чем оценили меня по достоинству. Из всех троих выжила я одна, единственная, кому есть дело до наследства Болейнов. Вот я и сижу в этом кресле, мечтаю о том, чтобы они были живы, представляю себе наше несостоявшееся величие, а передо мной одиночество и старость, мелкие интриги, унижение и смерть.
ЕКАТЕРИНА
Вестминстерский дворец, апрель 1540 года
Перед обедом иду в покои королевы, и вдруг кто-то легонько дергает за рукав. Наверно, Джон Бресби или Томас Калпепер. Со смехом оборачиваюсь - мол, дайте пройти, а это, оказывается, король. Поспешно присела в реверансе.
- А, вы меня узнали?
Он в плаще, в широкополой шляпе - думает, никто не догадается. Конечно, я не сказала: "При дворе вы толще всех, как не узнать. Шесть футов роста и не меньше четырех в обхвате - таких больше нет. И от кого еще несет плесенью?" Нет, я говорю:
- Ваша милость, я узнаю вас всегда и везде.
Он делает шаг вперед, он без свиты, это необыкновенно. Обычно вокруг него не меньше шести человек.
- Как вы меня узнали?
Я придумала маленькую уловку - воображаю на месте короля душку Томаса Калпепера, любимого моего Томаса Калпепера. Отвечаю так, чтобы очаровать Томаса, улыбаюсь, как Томасу, говорю с королем, как с Томасом. Поэтому у меня получается:
- Не смею сказать, ваша милость, - так же легко, как: "Не смею сказать, Томас".
- Нет, скажите!
- Не могу.
- Скажите, милая Екатерина!
Это может продолжаться целый день. Меняю тон.
- Ах, мне стыдно.
- Тут нечего стыдиться, радость моя. Скажи, как ты меня узнала.
И я отвечаю, по-прежнему думая о Томасе:
- Это запах, ваша милость. Нежный цветочный аромат, жасмин или роза, а к нему примешивается запах разгоряченного скачкой коня, и еще пахнет кожей и морем.
- Я так пахну? - В голосе удивление.
С ужасом понимаю - удар попал в цель, хотя на самом деле от ноги несет гноем и он часто пускает газы - из-за запоров. Он всегда носит с собой ароматические шарики - хотя бы самому не так противно, но должен же он догадываться: от него воняет.
- Для меня - так. - На самом деле я вспоминаю чистый запах темных кудрей Томаса Калпепера - сладкий жасмин, кожа, соль.
Опускаю глаза, облизываю губы - слегка, никакой вульгарности.
- Я всегда узнаю вас по запаху.
Берет меня за руку, притягивает к себе.
- Девочка моя любимая!
Испуганно вскрикиваю, но смотрю прямо на него, словно жду поцелуя. Все это довольно противно. Он ужасно похож на бабушкиного дворецкого из Хоршема - такой же старый. Мне в дедушки годится - губы трясутся, глаза слезятся. Конечно, он король, самый могущественный человек в мире, я люблю своего короля. И дядюшка наобещал новых платьев, если сумею его завлечь. Но не очень-то приятно, когда старик обнимает тебя за талию, тыкается носом в шею.
- Дорогая девочка! - Слюнявый поцелуй холодит мне кожу. Брр, словно рыба поцеловала.
- Ваша милость, позвольте мне пройти.
- Я никогда тебя не отпущу!
- Ваша милость, я честная девушка.
Это срабатывает. Он разжимает объятия, я отступаю, король хватает меня за руки, хорошо хоть за пазуху не лезет.
- Екатерина, ты прелесть.
- Честь для меня - прежде всего.
Он крепко сжимает мне руки, снова притягивает к себе.