Малютка Екатерина Говард считает, что нелепо распускать такие слухи - я чуть-чуть поправилась на жирном английском масле, и только слепой не увидит, как мне это идет. Я ей благодарна. Она глупенькая, легкомысленная девчонка, но в хитрости ей не откажешь - как все неумные люди, она думает всегда об одном и том же, и уж тут она - знаток. О чем же она думает? Все время, каждый день, каждую минуту Китти Говард думает о Китти Говард.
Ради поста мы отказались от многих придворных увеселений, после обеда нас ждет чтение религиозных текстов и пение псалмов. Никаких маскарадов, никаких ряженых и уж конечно никаких турниров. Для меня это только облегчение, а лучше всего, что король не сможет переодеваться. Никак не забуду нашу первую неудачную встречу, боюсь, и он тоже. Ужасно не то, что я его не узнала, а то, что с первого взгляда он вызвал у меня сильнейшее отвращение. Ни разу с того дня ни словом, ни делом, ни даже взглядом не давала я понять королю, что он мне неприятен - толстый, старый, вонючий. Но поздно задерживать дыхание и улыбаться, ничего не исправишь. Он все понял по моему лицу, когда впервые полез с поцелуями. Я оттолкнула короля, я плюнула! Меня до сих пор в жар бросает. Первое впечатление не забывается, любезностью ничего не загладишь. Он прочел правду в моих глазах, хуже того, он себя увидел моими глазами - толстого, старого, отвратительного. Боюсь, его тщеславие никогда не оправится от такого удара. А вместе с верой в себя пропала и мужская сила. Во всем виноват один плевок, и ничего теперь не изменишь.
Благодарение Богу, еще кое-что тоже нельзя делать в пост! Каждый год буду я ждать этого времени. В моей замужней жизни каждый год будут эти сорок ночей. Король не придет ко мне в спальню, не надо будет улыбаться при его появлении, ложиться так, чтобы ему было удобнее навалиться на меня всей своей тушей, изображать готовность, в этой вонючей постели, в полумраке, рядом с мужчиной, не умеющим выполнить свой супружеский долг.
Ночь за ночью оскорбительные, унизительные неудачи. Меня словно в грязи вываляли, а ведь вина целиком его. Утром я просыпаюсь в отчаянии, ночью лежу без сна, слушаю, как он стонет, пускает газы, и мечтаю оказаться где угодно - только подальше от королевской постели. Хорошо будет на сорок дней избавиться от сурового испытания - бессмысленных попыток и бессонных ночей, когда знаешь, что завтра все начнется сначала, он снова потерпит неудачу и будет винить меня все больше, а любить все меньше.
Теперь у нас есть время отдохнуть. Мне не надо беспокоиться, чем помочь королю. Он не придет ко мне в спальню, перестанет возиться и пыхтеть, как жирный боров, и простыни будут пахнуть лавандой, а не гноем.
Знаю, это ненадолго. Придет Пасха, предстоит празднование. Мою коронацию, назначенную на февраль, отложили до мая, до торжественного возвращения в Лондон. Пока отдохну от супруга, но, пожалуй, надо постараться, когда он снова посетит мою спальню. Как найти способ помочь ему сделать наконец свое дело?
Томас Кромвель - вот кто даст мне совет. От Китти Говард нечего ждать. Чем мне может помочь эта обольстительная, испорченная девчонка? Я не решаюсь даже вообразить, что она творила, пока не попала ко мне. Вот все устроится, обязательно поговорю с ней. Девушка - почти ребенок - не должна знать, как спускать лямку сорочки, как улыбаться поверх оголенного плечика. Она очень неосторожна, очень опрометчива. Мои фрейлины, как я сама, должны быть выше всяких подозрений. Ее необходимо предупредить - пусть оставит свои ухищрения. Мне нечему у нее учиться. На меня не должна упасть и тень сплетен. В этой стране королеву казнили за меньшее.
Обед закончен, король, как всегда, проходит между столов, приветствуя придворных. Он сегодня настроен дружелюбно - наверно, нога не так болит. Иногда трудно сказать, что его тревожит, он выходит из себя по любому поводу. Если неправильно угадать причину, тоже обида.
Я ищу взглядом Томаса Кромвеля, маню его пальцем. Встаю, опираюсь на его руку, он ведет меня от обеденного стола к окну, выходящему на реку, словно мы просто решили полюбоваться видом. В морозном воздухе сияют сотни звезд.
- Мне нужна помощь.
- Все, что пожелаете. - Он вымученно улыбается.
- Никак не могу угодить королю, - выговариваю я заранее приготовленные слова. - Помогите мне.
Он смущен. Оглядывается вокруг, как будто ему самому нужна помощь. Мне стыдно обсуждать такие вещи с мужчиной, но мне необходимо с кем-нибудь посоветоваться. Я не доверяю придворным дамам. Я не доверяю и тем, кто из Клеве, даже Лотти. Они же могут предупредить мать или брата, в конце концов, они служат именно им. Но наш брак не настоящий. Он не завершен, а раз так, я не исполнила свой долг перед королем, перед Англией, перед самой собой. Наше супружество должно осуществиться на деле, а не только на словах. Если этот человек знает, в чем ошибка, он должен помочь.
- Это… дело личное. - Он прикрывает рот рукой, словно не решается продолжать. Ему есть что сказать, но он молчит.
- Нет. Это король. Это Англия. Долг, не личное дело.
- Вам бы посоветоваться с дамами, со старшей фрейлиной.
- Вы нас поженили. - Я ищу слова. - Помогите браку осуществиться.
- Это не мое дело…
- Будьте мне другом.
Он снова оглядывается, явно хочет улизнуть, но я не отпускаю.
- Прошло мало времени.
- Уже пятьдесят два дня. - Кто считает дни точнее меня?
- Он как-нибудь объясняет свою неприязнь? - вдруг спрашивает он. Слишком быстро, я не понимаю ни слова.
Кромвеля раздражает моя тупость. Он хочет позвать кого-нибудь перевести, но вспоминает - дело сугубо секретное.
- Что с вами не так? - говорит он мне на ухо очень медленно и отчетливо.
Я потрясена. Отворачиваюсь к окну - двор не должен видеть мой ужас, мою боль.
- Дело во мне? - Я требую ответа. - Он сказал, дело во мне?
В маленьких темных глазках страдание. Ему стыдно, вот почему он молчит. Я поняла - виноват не король, старый, усталый, больной, дело во мне. Просто я ему не нравлюсь, он меня не хочет, я ему отвратительна. По лицу Томаса Кромвеля, напряженному, встревоженному, я догадываюсь - король уже успел поговорить с этим злобным человечком.
- Он меня ненавидит? Он так и сказал? - вырывается у меня.
Мучительная гримаса яснее, чем "да". Король признался - он не в силах меня любить. Наверно, он сказал и другим, всем. И двор смеется в кулак над уродиной из Клеве - вышла замуж за короля, да не смогла его привлечь.
Я содрогаюсь от унижения, отворачиваюсь от Кромвеля, чтобы не видеть его поклона, его стремительного бегства. Конечно, неудачников сторонятся.
Я подавлена, несчастна, стыд мой не выразить словами. Только суровая выучка при дворе брата не дает мне убежать в спальню, чтобы рыдать там до изнеможения. Ведь я сильная, упрямая, меня уже ненавидел один могущественный правитель, и все-таки я выстояла.
Я настороже, как встревоженный, испуганный сокол. Не падаю духом, продолжаю улыбаться. Уходя вместе с придворными дамами, делаю реверанс моему супругу королю. Скрываю свою тоску - неужели я настолько омерзительна, что он не может сделать со мной то, что мужчина делает с любой встречной тварью?
- Спокойной ночи, ваша милость.
- Спокойной ночи, любимая.
В его голосе столько искренней нежности, хочется верить - он мой единственный друг в этой стране, хочется выплакать на его груди все мои страхи и несчастья. Но он уже смотрит поверх меня, куда-то вдаль, лениво останавливает взгляд на придворных дамах. Екатерина Говард выступает вперед, делает реверанс, и я увожу фрейлин за собой.
С меня неторопливо снимают золотое ожерелье, браслеты и кольца, чепец, рукава, корсаж, две юбки, накладки, нижнюю юбку и сорочку, надевают через голову ночную рубашку, усаживают перед зеркалом, расчесывают и заплетают волосы, прикалывают ночной чепец. Я молчу. Молчу, даже когда леди Рочфорд задерживается и ласково спрашивает, нужно ли мне что-нибудь, чем она может служить, спокойно ли у меня на душе.
Входит мой священник, мы опускаемся на колени для вечерней молитвы. Мысли текут в такт знакомым словам - не могу забыть, что с первого дня нашей встречи разочаровала мужа.
Снова и снова вспоминаю я Рочестер - он подошел, надутый от тщеславия, а на вид - такой обыкновенный, просто подвыпивший лавочник, необычный лишь тем, что вообще осмелился подойти. Но это был не пьяный старик - это был король Англии, изображающий странствующего рыцаря. Я унизила его перед всем двором, этого простить нельзя.
Могу поклясться, его ненависть зародилась именно тогда. Как обиженный ребенок, он решил: "Ну и ладно, не очень-то и хотелось". Он вновь и вновь вспоминает - я его оттолкнула, отказалась поцеловать, а теперь его очередь - он меня отталкивает, не хочет поцеловать. Нашел способ восстановить справедливость - просто объявить меня нежеланной. Король Англии не может позволить себе выглядеть отвергнутым - особенно в собственных глазах.
Молитва окончена, я поднимаюсь на ноги, фрейлины толпой выходят из спальни, на склоненных головках - ночные чепцы, все просто ангелочки на вид. Пусть идут. Я никого не прошу остаться, знаю - сегодня ночью все равно не засну. Я снова предмет ненависти - как в Клеве. Я омерзительна собственному мужу. Как мы сможем помириться, если ему противно до меня дотронуться! Я отвратительна королю Англии, а у него гораздо больше власти, чем терпения.
Чего теперь оплакивать поруганную красоту, есть заботы поважнее. Меня ненавидит английский король, человек крайне могущественный и крайне непостоянный. Что со мной станется? Одну любимую жену он довел до смерти преднамеренной жестокостью, вторую он обожал - и казнил французским мечом, третью, подарившую ему сына, бросил умирать на чужих руках. Что же ждет меня?