- И народ доволен? - Как жаль, что я не могу бегло говорить. - Плохих священников прогнали?
Она бросает взгляд на дверь - убедиться, что нас не подслушивают.
- Народ недоволен. Люди любили святыни, любили святых, они не понимают, зачем убрали свечи, почему больше нельзя молиться о даровании помощи. Только не говорите об этом ни с кем, кроме меня. Церковь разрушена, на то была воля короля.
Я киваю.
- А он протестант?
Ее глаза сверкнули.
- Вовсе нет. Король то, что сам пожелает. Он уничтожил церковь, чтобы жениться на моей золовке, она верила в реформу церкви, и король вместе с ней. Потом он уничтожил и ее, чуть не вернулся к католичеству, почти полностью возродил мессу - но богатств не вернет никогда. Кто знает, что будет дальше? Во что он поверит теперь?
Я далеко не все поняла из ее речи и отвернулась к окну. Темно, дождь хлещет по-прежнему. Король указывает подданным не только как жить, но и в какого Бога верить! Этот король разрушил гробницу величайшего святого во всем христианском мире, превратил огромные монастыри просто в дома. Как ошибался брат, надеясь, что я смогу привести такого короля к правильной вере!
- Пора обедать, - мягко говорит Джейн Болейн. - Не обсуждайте этого ни с кем.
- Хорошо.
Открываю двери спальни навстречу толпе ожидающих меня людей, опять передо мной море незнакомых, улыбающихся лиц, и только Джейн Болейн - на шаг позади.
Как хорошо все-таки спрятаться от темноты, от дождя. Я выпила большой стакан вина, с аппетитом поела, несмотря на то что сидела совсем одна под балдахином, а прислужники преклоняли колено, подавая очередное блюдо. Сотни человек обедали в большой зале, и еще сотни глазели через окна и двери, будто я какой-то неведомый зверь.
Я привыкну, знаю, что должна, значит, привыкну. Нет смысла быть королевой Англии и стесняться слуг. Наверно, это украденное аббатство - не самый прекрасный дворец в стране, хотя я нигде еще не видела столько позолоты, картин и гобеленов. Я спросила архиепископа, его ли это дворец, и он ответил с улыбкой, что живет по соседству. Эта страна так богата, что и вообразить невозможно.
В постель я легла, когда уже занималось утро, а встать пришлось очень скоро. Выехали рано, с нами, как всегда, отправилось множество народу. Архиепископ со свитой, сотни людей, правда сотни, теперь путешествовали вместе со мной. В этот день к нам присоединились несколько важных лордов, приехавшие проводить меня в Рочестер. Простые люди стояли вдоль дороги - приветствовали меня, а я улыбалась и махала рукой.
На каждой остановке мне кланялся очередной богато одетый человек. Леди Лиль, или леди Саутгемптон, или еще какая-нибудь дама шептали что-то на ухо, я улыбалась, протягивала руку, пытаясь удержать в памяти очередное имя. Но они так похожи - все в роскошном бархате, с золотыми цепями, с жемчугом и драгоценными камнями на шляпах. Их дюжины, сотни, пол-Англии явилось сюда, чтобы принести поздравления, а я по-прежнему не могу отличить одного от другого.
Мы обедали в большой зале, очень торжественно, и мне представили леди Браун - в ее ведении будут находиться фрейлины. Она по очереди называла имена девушек, мимо меня проходили бесконечные Екатерины, Марии, Елизаветы, Анны, Бетси и Мадж. Все бойкие, хорошенькие, в крошечных чепцах. Волосы открыты - брат непременно осудил бы дам за безнравственность, - все в изящных туфельках, и все смотрят на меня, словно я - белый сокол в курятнике. Я подозвала Лотти и попросила сказать леди Браун по-английски - как только мы прибудем в Лондон, надеюсь, она даст мне несколько советов по поводу нарядов и английской моды. Лотти перевела, леди Браун покраснела, отвернулась и больше на меня не таращилась. Понятно: она находит мое платье странным, а меня - безобразной.
ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Рочестер, декабрь 1539 года
- Объясни ей, нельзя ходить в таком балахоне! - шипит леди Браун, будто я виновата, что новая королева Англии выглядит какой-то нелепой заморской диковинкой. - Скажи мне, Джейн Болейн, почему она не переоделась в Кале?
- А ей кто-нибудь объяснил, что так нельзя? - резонно спрашиваю я. - Все ее придворные дамы одеты точно так же.
- Лорд Лиль должен был с ней поговорить. Почему он ей не сказал, что не пристало заявляться в Англию в платье, смахивающем на одеяние монашки? Даже служанки хохочут до упаду, с ними теперь нипочем не справиться. А фрейлины! Я Екатерине Говард чуть пощечину не дала. Всего-то один день на службе у королевы, а уже передразнивает ее походку, и, хуже всего, прямо в точку попала.
- Молодые девушки всегда озоруют, успеете еще их приструнить.
- Времени нет сшить королеве новое платье, пока она едет до Лондона. Придется ей оставаться в чем есть, хоть она и похожа на тюк с бельем. Да где же она?
- Отдыхает. Я подумала, неплохо бы ее хоть на минутку оставить в покое.
- Она - королева Англии, - резко оборвала меня ее милость леди Браун. - Спокойной жизни ей не видать.
Что на это ответишь?
- Как ты думаешь, нужно предупредить короля? Может, мне поговорить с мужем? - Леди Браун понизила голос. - Или не стоит докладывать государственному секретарю Кромвелю, что у нас есть, как бы сказать… сомнения? Может, ты поговоришь с герцогом?
Я лихорадочно обдумываю ответ. Клянусь, не хочется оказываться первой, кто скажет слово против новой королевы.
- Лучше вам поговорить с лордом Энтони. По-семейному, как жене с мужем, потихоньку.
- Сказать ему, что мы все так думаем? Верно, уж милорд Саутгемптон и сам понимает, что она в королевы не годится. И некрасива, и невоспитанна. Все время молчит, словно немая.
- Прямо не знаю, что и думать, - торопливо отвечаю я.
- Ну нет, Джейн Болейн, - хмыкнула она. - Ты всегда знаешь, что думать, от тебя мало что укроется.
- Может быть. Но если король ее выбран затем, чтобы с ее помощью добиться союза с другими протестантскими странами, если милорд Кромвель ее выбрал за то, что с ней нам больше не страшны Испания с Францией, то, наверно, все равно, какого размера у нее чепец, хоть с дом величиной. Чепец можно и поменять. А мне не пристало говорить королю, что его невеста, на которой он торжественно поклялся жениться, не годится в королевы.
Она задумалась на минуту.
- Выходит, я ошибаюсь и ни к чему ее хулить?
Я вспомнила бледное личико, выглядывающее из-за двери в Кале, застенчивую и испуганную девушку, что боится войти в комнату, где сидят ее собственные придворные. Мне сразу же захотелось взять бедняжку под защиту.
- Мне не за что ее хулить. Я - придворная дама. Могу дать совет по поводу платья или прически, да и то если попросит, но худого слова против нее не скажу.
- Понятно, что сейчас не скажешь, - холодно поправила меня леди Браун. - Только когда тебе самой будет выгодно.
Делаю вид, что не обратила внимания на последние слова, как раз в эту минуту открывается дверь и караульный объявляет:
- Мисс Екатерина Кэри, фрейлина королевы.
Вот она, моя племянница. Наконец-то я ее увижу. Выдавила из себя улыбку и протянула ей обе руки:
- Малютка Екатерина! Как же ты выросла!
Она коснулась моей руки, но целоваться не торопится. Оценивающе оглядывает с ног до головы. Последний раз я ее видела у эшафота, она стояла рядом с Анной, своей тетушкой, держала ее плащ, смотрела, как королева кладет голову на плаху. Мы встречались последний раз в зале суда, куда меня вызвали для дачи показаний. Помню, как она тогда на меня поглядела - с каким-то неизъяснимым любопытством.
- Не замерзла? Как доехала? Хочешь подогретого вина? - повела ее к огню, она, словно против воли, пошла за мной. - Познакомься, это леди Браун.
Девушка присела в реверансе. Ничего не скажешь - грациозна и хорошо обучена.
- Как мать? Как отец?
- Спасибо, хорошо. - Голос звучный, деревенский говор почти незаметен. - Мама прислала вам письмо.
Вытащила листок из кармана, подала мне. Я поднесла письмо поближе к свету, сломала печать - в королевских покоях свечи большие, квадратные, яркие.
"Джейн…" - вот так Мария Болейн начинает письмо, ни титула, ни вежливого обращения, будто у меня нет фамилии, будто я не из той же семьи, будто я не леди Рочфорд из того самого Рочфорд-холла, где она теперь живет. Словно не она завладела моим наследием, все себе заграбастала, а мне ничего не оставила.
Давным-давно я предпочла любовь мужа суете и опасностям дворцовой жизни, и, если бы моя сестра - упокой Господи ее душу - поступила также, наша доля была бы куда счастливей. У меня нет ни малейшего намерения возвращаться ко двору, но я желаю тебе и новой королеве Анне лучшей судьбы. Надеюсь, честолюбивые замыслы принесут тебе удачу, а не то, чего, по мнению многих, ты заслуживаешь.
Дядюшка, потребовал, чтобы моя дочь Екатерина явилась ко двору, и она, повинуясь ему, прибудет к Новому году. Я ей строго-настрого наказала слушаться только короля и дядюшку, велела поступать сообразно моим наставлениям и своей совести. Объяснила, что ты никогда не была добрым другом ни моей сестре, ни брату, и посоветовала обращаться с тобой с тем уважением, которого ты заслуживаешь.
Мария Стаффорд
К концу письма у меня уже тряслись руки. Перечитала второй раз, будто что-то могло измениться. Уважение, которого я заслуживаю? Разве не пришлось мне изо всех сил лгать и обманывать, до самой последней минуты стараясь спасти этих двоих, разве не пыталась я отвратить несчастье, которое они на нас накликали? Что еще мне оставалось? Могла ли я поступить иначе? Я повиновалась дядюшке, как и положено. Что мне герцог приказал, то и делала, стала его самой преданной родственницей. И горжусь этим.