Предлагая этот вопрос, он стал в балетную позу и так карикатурно и в то же время так похоже представил бойкую девицу, что та первая расхохоталась до слез.
- Обезьяна! - крикнула она, вскакивая с места и ударяя его по спине, а затем спросила Асенкову: - Скажи, Варя, правда, что у тебя здесь был сам директор?
- Да, был, и не один раз даже! - ответила Асенкова, довольная возможностью поддразнить завистливую подругу.
- А Андреянова тебя не приколотит? - расхохоталась та.
- Не за что! - спокойно и холодно ответила Асенкова. - Директор за мною и не думает ухаживать!
- Так чего же его носит-то сюда?
- Полина, умри! - крикнул Радович. - Умри скоропостижно! Ничего лучшего ты сделать не можешь!
- Это отчего? Потрудитесь объяснить все!
- Ишь ты, какая! У меня голова-то всего только одна; если ее снесут, так другую мне взять уже будет неоткуда.
- А кто с тебя ее снесет?
- У-ра-ган! - громко и раздельно ответил ей Радович. - Ты ураган когда-нибудь видела?
- Это сильный ветер?
- Нет, не ветер, а у-ра-ган, то есть та сила, с которой бороться нельзя и которая может разрушить все, что ей на пути попадется. Поняла?!
- Нет, ровно ничего не поняла! - рассмеялась веселенькая Полина.
- Ну, тебе, по-твоему балетному чину, так и полагается! Ты и на свет рождена затем, чтобы вертеться и ничего не понимать.
- Скажите, пожалуйста, умник какой всесветный… А ты зачем на свет рожден?
- Я? Да затем, чтобы тебя любить безнадежно!
- А ты лучше надейся! Терпеть я не могу безнадежной любви!
- Мало ли что! А когда надеяться не на что?
- Пустяки!.. Всегда есть на что надеяться!.. Я, кажется, ежели бы в великого князя влюбилась или даже в самого государя, и то надеялась бы.
- А ты махни, попробуй!
Все громко захохотали.
- Чему вы? - остановил их артист Павлов, выпущенный в драму и сразу обративший на себя внимание начальства и публики. - Чего вы хохочете? Мало ли перед нами ежедневно проходит безумных надежд и несбыточных мечтаний? Да вот я, например, недавно воочию видел, как один молодой рыбак, сидя на берегу реки, наяду к солнцу ревновал!
- Наяду к солнцу? Это очень красиво! - тоном одобрения произнес Радович.
- А я видел это наяву и нахожу, что это вовсе некрасиво и непомерно глупо!
- Что такое? Я опять ничего не понимаю!
- Не понимай. Мое дитя, исполняй свое предназначение! - распростер Радович обе руки над головкой Полины.
- Нет, почему же? - вмешался Павлов. - Я ей сейчас объясню! Видите ли, рыбак влюбился в наяду. Он не знал, что он наяда. Она выросла в его же деревне, вместе с прочими девушками, и рыбак думал, что она тоже простая девушка, как и они. Когда она отправлялась на работу, молодой рыбак шел и помогал ей. Когда она шла купаться, молодой рыбак садился на берегу и ждал ее, ждал молча, не оскорбляя ее своим праздным любопытством. Он решил жениться на наяде, когда заведет свою лодку и свои сети. Он не знал, что она наяда и что ей ни сетей, ни лодки не нужно! И вот однажды, когда она купалась, ее увидало ясное солнце. Солнце ведь все видит, и все ему доступно. Наяда заметила, что оно любуется на нее, и стала кокетничать с ним.
- Это с солнцем-то? - расхохоталась Полина.
- Да, с солнцем. Наяде все можно! А глупый рыбак, заприметив, что солнце любуется на его невесту, вздумал ревновать ее. Это к солнцу-то, к тому солнцу, которому все можно и все доступно! Поняла теперь, о, наибестолковейшая из всех Терпсихор подлунного царства? - спросил Павлов, обращаясь к Полине и почти загораживая собою Асенкову, которая сидела бледная, едва сдерживая слезы.
- Нет, ничего не поняла. Ты вздор какой-то наговорил, - весело и беззаботно пожала плечами Полина.
- Ты не поняла, так другие за тебя поняли! - сказал Павлов, вставая и на ходу слегка потягиваясь.
Он был прав. Другие поняли, и горькие мысли навеяло на молодые души это "понимание".
VII
Роковой шаг
Посещение императрицей Александрийского театра было почти эпохой в истории последнего. К этому посещению готовились за целых две недели и целых два месяца потом говорили и вспоминали о нем.
Поставлена была та пьеса, в которой Асенкова вышла в первый раз, и водевиль "Полковник старых времен" вызвал у императрицы почти такой же восторг, какой и у ее державного супруга. Государыня от души поздравила Гедеонова с таким богатым приобретением для сцены, каким явилась молоденькая Асенкова, и обласкала дебютантку. Асенковой была подана в уборную присланная императрицей роскошная коробка конфет, а на другой день был доставлен Гедеонову для передачи молодой артистке браслет с богатым бриллиантовым фермуаром. Этим завершился и вполне окреп тот выдающийся успех, который выпал на долю хорошенькой дебютантки.
Государь был в восторге от успеха своей любимицы и неделю спустя, придя за кулисы и на этот раз прямо пройдя в уборную Асенковой, тихо сказал ей, нагибаясь к ее хорошенькому, раскрасневшемуся личику:
- Ну, а теперь мы справим второе новоселье!
Для этого "второго новоселья" была выбрана квартира, указанная цыганкой-прорицательницей в том доме, в котором она сама проживала, на Псковской улице.
Небольшая, но прекрасно расположенная квартира убрана была с такой роскошью и с таким никогда не виданным Асенковой комфортом, что молоденькая царская фаворитка в восторге остановилась на ее пороге.
- Господи, как здесь хорошо! - воскликнула она, складывая руки, как на молитве. - Господи, как здесь божественно хорошо… и какой вы сами божественный! - И она, в порыве восторженного обожания схватив руку государя, прижалась к ней горячими губами.
Государь оглянулся.
Они были совершенно одни. Прислуга, приставленная к квартире и рекомендованная старой цыганкой, была, очевидно, опытна. Она моментально исчезла и стала на страже этого первого свидания.
Государь провел свою спутницу по всем комнатам квартирки и, слегка обняв ее за талию и нежно нагнувшись над ее сиявшим от счастья личиком, тихо проговорил:
- Тебе здесь очень нравится?
- О да! - ответила Варя голосом, дрогнувшим от волнения.
- Хочешь ты теперь здесь, на новом своем новоселье, послушать цыган, которые тебе так понравились в собрании?
- О да, очень хочу, - воскликнула Асенкова.
- Сейчас! Я уже заранее распорядился, и цыгане готовы. Только сегодня они, как я тебе и обещал, будут петь для нас одних!
Государь ударил в ладоши, и в дверях появился личный его камердинер, часто сопровождавший императора в его таинственных экскурсиях, так называемых "васильковых действах". Только этому камердинеру, выбранному самим государем из среды мелких чиновников дворцовой конторы, император Николай доверял свои сердечные тайны. Один только этот камердинер знал и имена, и адреса почти всех царских фавориток, и только в таких серьезных увлечениях, как связь государя с фрейлиной Нелидовой, участие доверенного камердинера не требовалось. Нелидова, гордая и надменная, не потерпела бы, даже в угоду императору, подобного вмешательства. Зато маленькая Асенкова была и кротка, и неопытна, да и все, окружавшее ее, так сильно выходило из пределов всей ее предшествовавшей до тех пор жизни, что ей и в голову не могло прийти выражать свое удовольствие или неудовольствие по поводу того или другого царского распоряжения.
- Введи цыган в зал! - сказал государь, называя этим помпезным словом небольшую светлую, как фонарик, комнатку, выходившую окнами на большой пустырь, расположенный за домом.
Вообще вся квартирка напоминала уютный и где-то далеко спрятанный поэтический уголок.
До слуха очарованной молодой артистки донеслись звуки настраиваемых гитар, и она вздрогнула от восторга. Ей не верилось, чтобы в действительности эти чудные, волшебные звуки могли предназначаться только для нее одной! Так далеко ее воображение не заходило, так не могло быть даже в волшебной сказке.
Государь с улыбкой предложил Асенковой руку и вместе с ней вышел в зал.
При их появлении все цыгане встали с места. Государь милостиво кивнул им головой. Асенкова же не знала, что ей делать: поклониться она не решалась, не поклониться совсем было неловко. Государь с улыбкой взглянул на нее и произнес:
- Они тебе кланяются!
Варя боязливо подняла на него взор. На минуту она задумалась, а затем, поднявшись с места, сделала цыганам глубокий реверанс.
Цыгане с удивлением переглянулись. В первую минуту им показалось, что над ними смеются, и их непокорная цыганская кровь заговорила - они обиделись. Но улыбка государя и растерянный вид маленькой хозяйки дома показали им, что они ошибались. Они в свою очередь улыбнулись и отдали вторичный глубокий поклон.
- Ну!.. Спойте нам что-нибудь! Вот барышне ваше пение очень полюбилось, - сказал государь, обращаясь к дирижеру.
- Что приказать изволите? - обратился цыган, прямо взглядывая на Асенкову.
Он своей восточной смекалкой понял, в чьих руках в эту минуту была настоящая власть.
- Что-нибудь из того, что вы недавно пели, - сказала Асенкова, оправившаяся от своего смущения, - что-нибудь широкое, вольное, где про степь вашу кочевую говорится!
Дирижер почтительно поклонился и, обернувшись к хору, бросил ему несколько слов на своем гортанном наречии.
С места поднялась солистка и под аккомпанемент двух гитар густым, бархатным, в душу просящимся контральто запела свою чарующую песню. Хор подхватил, и стены маленького зала словно раздвинулись, чтобы вместить все это море звуков, всю ширь этого необъятного простора.