- Ни в коем случае! - сухо ответствовала мисс Андерсон. - Вы же прекрасно помните, мадам, что, придя сюда обучать Локиту танцу, вы обещали нам, что никогда не обмолвитесь о существовании этого дитя за пределами этого дома!
- Помню! Помню! - соглашалась мадам. - Но ведь она так талантлива! Преступно держать столь трепетный свет под таким большим спудом!
От собственной шутки мадам прыскала со смеху, однако мисс Андерсон не разделяла ее веселья.
В наставшие вскоре мрачные дни - когда мисс Андерсон получила известие от адвокатов, что должники наводят справки о состоянии, наследуемом Локитой после смерти отца - она бросилась за помощью к мадам.
- Неужели вы и впрямь хотите сказать, что это взращенное в роскоши дитя теперь без гроша за душой? - спросила мадам.
- У меня есть крохотные сбережения, - сказала мисс Андерсон. - Совсем ничтожные. Разумеется, мы могли бы продать этот дом, но куда нам в этом случае податься? Ведь он принадлежит Локите, и мы не платим за его аренду, так что дешевле нам оставаться жить здесь.
- Гораздо дешевле! - твердо заявила мадам. - Аренда в Париже дорожает не по дням, а по часам. Барон Гусман снес самые дешевые дома, а на их месте выстроил служебные здания.
В то время на это обстоятельство сетовал весь Париж, и мисс Андерсон промолчала, не желая продолжать тему.
- Как вы полагаете, мадам, не могла ли Локита быть вам полезной в занятиях с вашими ученицами и таким образом иметь небольшой заработок?
- Пустая трата времени и таланта! - отрезала мадам. - Она должна выступать на сцене!
- Это невозможно, - не соглашалась мисс Андерсон. - Решительно невозможно.
В общей сложности не меньше сорока восьми часов провели эти женщины в ожесточенных спорах, и всякий раз мисс Андерсон твердила то же самое; и однако, когда тучи сгустились окончательно, она капитулировала.
- А почему я не могу воспользоваться деньгами, которые достались мне после папиной смерти? - спросила Локита, когда ей было объявлено о принятом решении.
- Потому что твоя тетя - сестра отца - нечистоплотная проныра, - ответила мисс Андерсон. - Твой отец всегда опасался, что она вынюхает о твоем существовании.
- Но почему же ей нельзя знать о моем существовании?
И еще до того, как мисс Андерсон ответила, она знала, что та ей скажет.
- Существуют причины, и самые серьезные, по которым факт твоего существования следует держать в глубокой тайне.
- Но разве теперь, когда умер папа, ты не расскажешь мне все?
- Когда-нибудь ты об этом узнаешь, - обещала мисс Андерсон. - Но не сейчас. Сейчас это невозможно.
К этому слову Локита прониклась ненавистью.
"Невозможно" было поступать так и этак, "невозможно" было заводить друзей, нынче стало "невозможно" обсуждать князя Ивана Волконского, - уже не говоря о том, чтобы принять его цветы и подарок.
И все же, несмотря на бесчисленные "невозможно", слетавшие с уст Энди, ей было позволено теперь зарабатывать колоссальные, как ей представлялось, суммы на сцене императорского театра "Шатле".
Разумеется, владельца театра и режиссера, которые должны были взглянуть на ее танец, привела с собой мадам Альбертини.
Едва завидев этих двоих мужчин, Локита тотчас уверилась в том, что они настроены крайне скептически к исполнению, которое им собираются показать в этом крохотном домике на окраине Булонского леса.
Ей представилось, как губы их кривятся, чтобы процедить: "Любительщина" или "Нет, об этом не может быть речи".
Войдя в малую гостиную, в сюртуках, с тростями, не оставив в прихожей шляп с высокими тульями, они расселись на диване. Мадам подошла к роялю.
- Не волнуйся, милочка, - негромко сказала мадам своей воспитаннице. На Локите было тогда скромное белое платьице, которое она обыкновенно надевала к занятиям.
Она твердо решила подавить волнение: она знала - это проверка ее таланта. Но помимо прочего ее не покидала уверенность, что отец от всего сердца пожелал бы ей показать лучшее, на что она способна.
Тогда она подумала о тех хлопотах, что взяла на себя мадам: привела сюда этих господ, сломила сопротивление Энди.
И вот снова мысли об отце, и это принесло облегчение.
Она стала танцевать для него, как бы по его просьбе, - так всегда бывало во время его посещений; ей казалось, что она рассказывает ему не только о том, что творится в ее уме и сердце, но и чем жива ее душа.
Она танцевала, позабыв обо всем, вокруг, помня лишь о своем бессловесном рассказе…
И, лишь закончив танец, вслушиваясь в оторопелое молчание присутствующих мужчин, она догадалась, что то была безоговорочная победа.
Проезжая теперь по Булонскому лесу, Локита вдруг поймала себя на диковинном ощущении.
Оно до такой степени отличалось от привычных для нее эмоций, что ей стало не по себе.
Ей вдруг страстно захотелось станцевать только для князя Ивана Волконского, увидеть в его темном взоре признание и восторг.
Она знала, что прошлым вечером, до того как спуститься к служебному входу, он сидел в зрительном зале. Он был в числе сотен других неистово рукоплескавших ей людей, требовал ее выхода к публике, что, в свою очередь, также было запрещено Энди и даже особо оговаривалось в ее контракте.
Чувство это было совсем не схоже с тем, с каким танцевала она для своего отца, когда купалась в исходящих от него волнах любви и благодарности.
Ведь она могла поведать ему о своем счастье, о радостях, о тревогах, когда он подолгу не навещал ее.
И, закончив танец, она всегда подбегала к нему, обвивала руками его шею, а он прижимал ее к себе и, прежде чем заговорить, крепко целовал.
Локита почувствовала, что краснеет: "Уж конечно, для князя я этого делать не буду! И все равно, мне хочется станцевать только для него одного".
Глава 3
Локита с Сержем добрались галопом до малопосещаемой части Булонского леса, где лишь изредка виднелись разрозненные группки гуляющих.
В свое время император задумал перепланировку Булонского леса по образцу английского парка, и теперь множество парижан твердо стояли на том, что он попросту уничтожил девственный рай.
Ныне же, как заметил один острослов, "даже утки и те стали механическими, а деревья выглядят так, будто их намалевали на холсте для декораций "Театра Варьете".
И все же сохранились еще заповедные места, на которые не посягнули ни император, ни его садовник-декоратор, месье Варэ, и здесь-то и оказалась Локита со своим напарником.
После быстрой езды щеки ее разрумянились. Придержав своего скакуна в раскидистой тени, она обратилась к Сержу с нарочито небрежной интонацией:
- Когда ты жил в России, Серж, тебе приходилось слышать фамилию князей Волконских?
- Как же иначе, княжна, - отозвался Серж. - Это фамилия очень славная и благородная.
Когда они оставались наедине, Серж всегда звал Локиту "княжной", что по-русски означает "принцесса".
Она помнила, что когда была еще совсем маленькой, Серж частенько говорил ей:
- А сейчас давайте прокатимся у меня на плечах, княжна, - и с этими словами поднимал ее, смеющуюся, высоко-высоко над землей.
Теперь же мисс Андерсон раздражало, что он не называет ее "мадемуазель".
- Мы во Франции, Серж, - сурово возвещала она. - И здесь есть только мадемуазель Локита.
Серж склонял голову в знак повиновения, но стоило им остаться вдвоем, как он вновь прибегал к титулу, которым, она знала, он только и именует ее про себя.
- Расскажи мне о Волконских, - попросила она.
- С тех пор прошло уже много лет, княжна, - сказал он. - Я помню лишь, что они были очень богаты, могущественны и приходились родственниками государю.
- Императору Николаю? - спросила Локита, догадываясь, что тот имеет в виду Николая I, который занимал русский престол в бытность Сержа в России.
Предчувствие не обмануло ее: при упоминании о Николае глаза Сержа затуманились. Из прочитанных книг по истории Локита знала, что Николай I был одним из самых жестких государей Европы.
Унаследовав трон, он за считанные годы превратил в казарму необъятную империю. Власть для него сводилась исключительно к возможности насаждать армейскую муштру.
Однажды Локита, заинтригованная прочитанным, решила расспросить отца об императоре Николае.
Тот ответил не сразу, затем голосом, который изменился почти до неузнаваемости, медленно произнес:
- Его леденящий душу взор приводил в трепет всех его придворных, да и каждого петербуржца.
- Он был так жесток, папа?
- Невообразимо жесток, - сказал отец. - Он сослал князя Юсупова на Кавказ только за то, что у князя был роман, который не пришелся по нраву его матери. Он завел себе также чудовищную привычку объявлять душевнобольными людей, которые чем-то ему не угодили.
- Какой страшный человек, папа! - воскликнула Локита.
- Его боялась и ненавидела вся Россия - мужчины, женщины, дети, - с трудом вымолвил отец. - Теперь в этом мире дышится спокойнее.
Он говорил все это с таким тяжелым чувством, что Локита легко догадалась: даже одно упоминание имени царя причиняло ему какие-то личные страдания. И потому, решив более не тревожить его расспросами, она стала рыться в книгах, пытаясь отыскать новые сведения об этом человеке.
Ему ничего не стоило, узнавала она, заставить тысячи людей превращать залы для танцев в сады с фонтанами и декоративными каменными горками, а настоящие сады - в пышные восточные хоромы.