13
Бховани Патхок выполнил свое обещание. Он прислал к Профулле двух женщин, поручив одной из них - ее звали Мать Гобры - ходить в деревню на базар, а другой - неотлучно находиться при девушке. Мать Гобры была темна кожей, стара - ей исполнилось семьдесят три - и тута на ухо. Было бы полбеды, если б она совсем не слышала, тогда с ней можно было бы объясняться знаками и никаких недоразумений не возникало бы. Но она частенько одни слова разбирала, а другие - нет, и в результате дело нередко доходило до курьезов. Ее напарница была ей полной противоположностью: молодая, всего лишь лет на семь старше Профуллы, красивая и довольно светлокожая. Они словно дополняли друг друга - одна излучала свет, а другая воплощала тьму.
Мать Гобры молча поклонилась Профулле, сложив ладони в пронаме.
- Тебя как звать? - спросила девушка.
Та промолчала.
- Она плохо слышит, - пояснила молодая. - Все ее зовут Мать Гобры.
- Сколько же у тебя детей, Мать Гобры? - снова обратилась к ней Профулла.
- Так, конечно, хорошо, когда человек добрый, - ответила та. - Как же иначе?
Профулла покачала головой.
- Ты какой касты? - поинтересовалась она.
- Да, на базар могу ходить часто, - невозмутимо заявила старуха. - Когда пошлешь, тогда и пойду.
- Я спрашиваю тебя, ты кто такая?
- А зачем тебе другая? Я одна со всем управлюсь. Вот только два дела мне не под силу.
- Какие же? - полюбопытствовала девушка.
У старухи неожиданно прорезался слух.
- Какие? Не могу воду носить - поясница у меня слабая - и стирать. Придется тебе тут самой постараться.
- А остальное все сможешь? - спросила Профулла.
- Посуду мыть тоже должна будешь ты.
- Ладно. А ты-то что делать будешь?
- Да вот еще, мести дом и обмазывать стены я тоже не гожусь.
- А чем же ты станешь заниматься? - удивилась Профулла.
- Как чем? Всем, чем прикажешь. Фитиль для светильника могу свернуть, воду из кувшина вылить, лист грязный, как поем, выброшу. А главное - за покупками ходить стану.
- А считать ты умеешь?
- Да ведь я старая, мать моя, глухая и соображаю плохо, куда уж мне! Но ты не беспокойся. Что мне ни дашь, все истрачу Тут уж тебе обижаться на меня не придется, можешь мне поверить.
- Ну, видно, и впрямь другой такой способной, как ты, не найти, - заметила Профулла.
- А ты и не ищи, мать моя, - ответила Мать Гобры. - Не беспокойся о других, думай лучше о себе.
- А тебя как зовут? - обратилась девушка к молодой женщине.
- Не знаю, - вздохнула та.
- Как не знаешь? - улыбнулась Профулла. - Ведь дали же тебе родители какое-то имя?
- Может быть, и дали, - согласилась женщина. - Да мне оно неизвестно.
- Как же это так?
- Меня украли у отца с матерью еще ребенком, я совсем несмышленышем была.
- Вот как! Но ведь потом тебя как-то называли?
- О да, меня звали по-разному.
- И как же?
- Как? Ну, например, Постылая, Несчастная, Бедняга, Грязнуля…
- Кто меня называет постылой, сам постылый, - неожиданно вмешалась Мать Гобры. Она снова было оглохла, однако стоило произнести знакомые слова, как старуха сразу обрела слух. - Кто ругает несчастной, сам несчастный, а кто обзывает "бесплодной" - сам бесплодный.
- Я не говорила "бесплодная", - засмеялась молодая.
- Говорила или нет - не важно, - сердито проворчала старуха. - Да и почему тебе не сказать?
- Не волнуйся, - со смехом успокоила ее женщина с неизвестным именем. - Мы обо мне говорили, а не о тебе.
- Значит, не обо мне? - обрадовалась Мать Гобры. - Ну тогда продолжайте, беседуйте себе на здоровье. Ты, мать моя, не обращай на нее внимания, - наставительно заметила она Профулле. - Очень уж бойка на язык эта брахманка. Но ты не сердись.
Такая резкая смена настроений старухи - переход от яростной самозащиты к великодушной снисходительности - позабавила ее слушательниц.
- Значит, ты брахманка? - спросила Профулла молодую незнакомку. - Что же ты мне сразу не сказала? Я ведь не совершила тебе пронам!
Она встала и поклонилась ей, поднеся сложенные ладони к груди.
Женщина благословила ее и сказала:
- Отец у меня действительно, говорят, брахман, но я не жена брахмана.
- Почему? - удивилась Профулла.
- Не нашлось, видно, его для меня, - невесело пошутила новая подруга.
- Значит, тебя не выдали замуж? - догадалась девушка. - Как же так?
- Тех, кого крадут в детстве, замуж не выдают, - объяснила ей собеседница.
- И ты по-прежнему живешь у своих похитителей?
- Нет, они потом продали меня одному радже.
- Почему же он не позаботился о тебе?
- Сын раджи собирался пристроить меня, да только свадьба должна была быть тайной.
- Он сам имел на тебя виды? - сообразила Профулла.
- Этого я тоже до времени не могу сказать тебе, - уклонилась от ответа ее собеседница.
- Что же произошло с тобой потом?
- Я поняла его замысел и сбежала.
- А потом?
- У меня имелись драгоценности - мне подарила их старшая рани. Я прихватила их с собой и попала в руки разбойников. Они подчинялись Бховани Патхоку. Он узнал мою историю и не только не отобрал у меня украшения, но еще добавил новых. Он взял меня к себе, заменил мне отца и решил мою судьбу.
- Как же?
- Всю меня отдал великому Кришне.
- Как это - всю? - не поняла Профулла.
- Да так, вместе с моей молодостью, красотой, моей душой. Теперь он - мой господин.
- Выходит, великий Кришна вроде бы твой муж? - уточнила Профулла.
- Да, - ответила незнакомка, - потому что тот, кто владеет нами, и есть наш муж.
- Не знаю, - вздохнула Профулла. - Наверное, ты так говоришь потому, что не замужем. Имей ты мужа, ты не променяла бы его на Кришну.
Ах, бедный неразумный Броджешор! Слышал бы он эти слова!
- Все женщины могут принадлежать Кришне, - наставительно заметила молодая красавица. - Он всем доступен, потому что беспределен в своих проявлениях и качествах - молодости, могуществе…
Что могла возразить неграмотная Профулла ученице Бховани Патхока? Но если бы на ее месте оказался знаток индуизма - учения, которое в толковании супружеской любви занимает особое место среди всех религий, он напомнил бы своему собеседнику, что поскольку человек своим ограниченным умом не в состоянии познать беспредельного всевышнего, существующего в виде абстрактного абсолюта, индус осознает его в более конкретной форме бога Кришны. А так как муж для женщины конкретнее бога, любовь к нему для индуски - первая ступенька приобщения к создателю, и, следовательно, муж для нее тоже бог.
- Мне, сестра, не понять твои ученые речи, - проговорила непросвещенная Профулла. - Скажи лучше, как тебя зовут?
- Бховани-тхакур дал мне имя Ниши. Ниши - сестра Дибы. Я тебя потом познакомлю с Дибой. Но ты слушай дальше. Раз создатель - наш высший господин, великий Кришна - всеобщий бог, а муж - личный бог каждой женщины, то, значит, ей приходится поклоняться двум божествам одновременно. Что же останется тогда от ее преданности, если ее делить на двоих?
- А разве женская преданность и любовь не безграничны? - возразила Профулла.
- Любовь - да, - ответила Ниши, - но не преданность. Любовь и преданность не одно и то же.
- Не знаю, - неуверенно проговорила ее собеседница. - Я еще не разобралась в этом. Для меня оба эти чувства новые.
Слезы навернулись у нее на глаза и потекли по щекам.
- О, тебе, сестра, видно, пришлось нелегко, - воскликнула Ниши. Она обняла Профуллу за плечи и вытерла ей глаза. - Я не знала этого, - заметила она, воочию убеждаясь в том, что именно с преданности мужу начинается у женщины преданность богу.
14
Броджешор хорошо ездил верхом. У него был свой скакун, и в ту самую ночь, когда Дурлобх Чакраборти похитил Профуллу из дома ее матери, Броджешор, как только домашние заснули, вскочил на коня и отправился в Дургапур, намереваясь до утра вернуться обратно. Дом своей жены он нашел пустым, окутанным мраком. Соседей, чтобы спросить о его обитательнице, поблизости не оказалось, и он решил, что Профулла, не выдержав одиночества, отправилась к кому-нибудь из своих родственников. Он не рискнул задержаться дольше и поспешил домой, опасаясь, как бы отец не хватился его.
Прошло несколько дней. Жизнь в семействе Хорболлоба шла по заведенному порядку, каждый занимался своим делом. Один Броджешор не находил себе места. Сначала никто не догадывался о его состоянии, но вскоре мать заметила, что с сыном происходит неладное: он плохо ел - молоко оставалось нетронутым, и даже до такого лакомства, как рыбья голова, сын едва дотрагивался. "Неспроста он есть не хочет", - подумала она и решила, что сын страдает несварением желудка. Тогда она начала пичкать его разными снадобьями, лимонами и отварами, а когда и это не помогло, заговорила о лекаре. Но Броджешор и слышать об этом не хотел и на все уговоры отвечал шутками. Он достаточно легко успокоил свою мать, но отделаться от старой Брахмы ему оказалось непросто.
- Послушай, Бродж, - спросила она его, - почему ты не глядишь на Нойан?
- А чего на нее глядеть? - улыбнулся Броджешор. - Ходит мрачная, как туча, да еще громы с молниями мечет.
- Ну, бог с ней, - промолвила сводная бабушка. - Пусть сама о себе беспокоится. Ты мне скажи лучше, почему есть перестал?
- Плохо готовишь, - сдерзил Броджешор.
- Но я всегда так готовила! - возразила старушка.
- Теперь ты сама себя превзошла.
- А молоко почему отставляешь? Я, что ли, его делаю?
- Коровы испортились. Скверное молоко дают, вот я и не пью.