Мансур задохнулся от негодования… Это он-то "негодный в постели"! Он, за счастье одной ночи с которым соперничали наложницы отцовского гарема?! Он, который прочел все трактаты о любви, какие только смог найти в дворцовой библиотеке!
– Интересно, кого эта змея имела в виду, когда говорила о своей любимице?
– Я отвечу тебе и на этот вопрос. Но, быть может, ты лучше сейчас выглянешь в окно? Тогда мне не надо будет повторять тех обидных слов, которые еще произнесла девушка с нежным голосом о твоем царственном величестве.
– Да будет так, – пробормотал Мансур.
Он подошел к окну и посмотрел вниз. Огромный двор был заставлен сундуками и казанами, завален мешками и свертками. В дальнем загоне отдыхали унылые верблюды каравана. А прямо под окнами постоялого двора, под навесом стояла огромная клетка. За ее толстыми прутьями лениво посматривала по сторонам великолепная черная пантера. Ее глаза горели зеленым огнем, а шкура блестела в косых утренних лучах солнца.
– Аллах милосердный, так девчонка хотела познакомить меня с этим чудовищем?
– О нет, братец, это просто роскошное животное. Разбалованное и игривое. Большая кошка.
– Да помилует меня Аллах милосердный и всемилостивый, – пробормотал Мансур, с ужасом разглядывая огромные клыки, что виднелись в приоткрытой пасти.
– Вот что, братья, – решительно проговорил Валид. – Я думаю, нам следует уносить ноги, пока за нас не взялись всерьез. Ведь гнев разбойников может быть так страшен…
Саид и Мансур лишь молча кивнули, полностью соглашаясь с младшим братом. Предводитель каравана только вздохнул, услышав повеление немедленно собираться, – он надеялся на день-другой передышки. Но, увы, он был только караван-баши, а эти юнцы – царскими детьми. И их повеление было свято.
Вот поэтому вскоре после полудня караван двинулся в путь. Хозяин караван-сарая преувеличенно любезно проводил гостей, долго кланялся каждому их них и не отводил глаз от дороги, пока караван не исчез в облаке пыли за поворотом.
– Нас слишком легко отпустили, – проговорил вечером Саид.
Среди пустыни нашелся крохотный оазис с ручейком и одинокой пальмой, почти не дававшей тени. Но быстро наступившая ночь принесла прохладу, и потому решено было отдохнуть до рассвета.
Горел костер. Братья сидели вокруг огня на плотно скрученных кошмах. Предводитель каравана, услышав почти всю историю царевича, кроме, конечно, подробностей, о коих ему знать не следовало, пребывал в глубочайшей задумчивости. И на это замечание Саида согласно кивнул и сказал:
– Я думаю, царевичи, что за нами эти шакалы пустят погоню… Или шпиона…
Царевич Мансур с ужасом слушал и брата, и предводителя каравана. Он-то совсем иначе представлял себе путешествие на полночь, к великому учителю. Но разбойники, погони, лазутчики… Увы, это было слишком для трусливого и изнеженного царского сына. Мансур почувствовал себя дичью, которую загоняют в ловушку. И потому он с удивлением смотрел, как укладываются на ночлег его спутники.
– Неужели мы ничего не сможем сделать? Надо же как-то избавиться от слежки…
– Единственно мудрым будет продолжать наш путь как ни в чем не бывало. Ведь мы же просто отправились на полночь к великому учителю. И лучшее, что мы можем сделать, – это завершить наше странствие. Не беспокойся, царевич, вскоре начнутся густонаселенные места. И лазутчику, если он действительно идет за нами, станет не так просто проследить наш путь.
И вновь это сказал не предводитель каравана, человек опытный и закаленный, а младший брат, Валид.
Караванщик же только кивнул, соглашаясь со словами мальчишки, который был младше его, как минимум, втрое.
Наступившее утро подняло караван, и вскоре пыль вновь заклубилась под ногами неутомимых верблюдов.
Шаг за шагом, фарсах за фарсахом, день за днем отмеряли по степи верблюды путь. Прошли три дня, потом истек четвертый…
Ночь опустилась на степь, сменившую пустыню. Холмы, окружавшие лагерь, казались черными. Такими же черными были небеса.
Первым заговорил Мансур. Царевичу все труднее было переносить путешествие. Жара, мухи, бесконечная неторопливая качка в высоком седле на спине верблюда… Поэтому он спросил, словно капризное дитя:
– Валид, ты же говорил, что вскоре начнутся обитаемые места. Где же они?
– Я ожидал их появления вчера на рассвете. Но, вероятно, мои расчеты были неверны. А что скажешь ты, почтенный караван-баши?
– Я соглашусь с тобой, мудрый юноша. Вчера на рассвете должно было показаться селение, а к полудню городок, который местные жители называют Эль-Файр. Но, боюсь, в мои расчеты тоже вкралась ошибка. Хотя я знаю этот путь как собственную ладонь и прошел его не менее дюжины раз.
– Ошибка? Какая может быть ошибка, сын гиены?! Ты же управляешь караваном, который почтили своим присутствием сыновья самого царя Омара! Как смеешь ты говорить об ошибке?
Предводитель каравана промолчал. И потому Саиду пришлось ставить на место своего разбалованного и не слишком умного брата.
– Царевич, тебе придется просить прощения у нашего достойного караванщика. Ибо законы каравана таковы, что сейчас он – наиглавнейший. А мы не царские дети, что почтили своим присутствием его караван, а просто путники, нуждающиеся в услугах каравана. И, кроме того, замечу, что любой человек вправе говорить об ошибке. Ибо не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.
– Мне?! Мне просить прощения?
– И немедленно. Ибо сейчас от тебя зависит, останемся мы здесь, среди степи, или добрый караван-баши позволит нам завтра на рассвете вновь забраться в седло. Таковы законы каравана. И их вправе нарушить лишь тот, кто более не хочет никуда двигаться.
Видя, что оба брата вполне серьезны, Мансур попытался задуматься. Но, увы, им по-прежнему владел лишь гнев. Царевич насупился, а потом и вовсе встал и ушел к своему верблюду. Пытаясь, быть может, у него найти утешения.
Меж тем беседа продолжалась. Караванщик, почувствовав, что с братьями можно говорить откровенно, начал:
– Меня смущает и цвет степи, о мудрые путники. Да и сама степь… Пустыню должны были сменить каменистые холмы. Но перед нами степь… Сколько бы я не смотрел на компас, сколько бы ни сверялся с картами – я вижу одно и тоже: путь наш проложен правильно. Но то, что предстает передо мной, совсем не похоже на караванную тропу, исхоженную ногами моих верблюдов.
– Я боюсь спросить тебя, добрый караванщик, но, быть может, компас испорчен?
– Но тогда это, увы, произошло совсем недавно… И я ничего не вижу, ибо компас все время со мной, я его держу в кармане кафтана. Вот он.
И караванщик вытащил небольшую деревянную богато инкрустированную коробочку. Не без трепета отдал ее Валиду и не спускал глаз, пока юноша рассматривал ее.
– Да, самый обычный, хотя и очень красивый компас…
Со вздохом облегчения караванщик взял коробочку и хотел уже ее спрятать, но Валид вновь обратился к нему:
– Мудрый караванщик, не будет ли большой дерзостью просить тебя, чтобы ты открыл компас?
– Повинуюсь, мой гость! – довольно проговорил предводитель каравана. Он видел, с каким уважением относятся к нему эти двое и потому был с ними доброжелателен и приветлив.
Коробочка раскрылась. Под круглым стеклом тоненькая стрелка, чуть подрагивая, показывала направление на полночь.
– Прости меня, любезный предводитель каравана, но позволишь ли ты мне заглянуть внутрь?
Караванщик, вздохнув, вновь согласился. Валид поддел кончиком ножа костяную пластину, на которую были нанесены деления, и вытащил ее. Опустил коробочку ближе к костру, чтобы пояснее разглядеть содержимое. А потом поднял глаза на караванщика.
– О мой добрый караванщик, не скажешь ли ты, что это?
И, еще раз поддев что-то кончиком ножа, вытащил железную пластиночку из недр компаса.
– О Аллах, что это?
– Это и есть наша ошибка. Это железная пластинка, которую на меду прикрепили к компасу те, кто хотел завести нас в необитаемые места. Завести, чтобы ограбить и убить…
– Мудрость твоя велика, юноша… Но кто это мог сделать?
– Мне думается, что это сделали в караван-сарае… Выходит, ремесло содержателя приюта для усталых путников не так доходно, как кажется… И несчастному хозяину приходится подрабатывать ремеслом разбойника и грабителя.
– Но что же нам теперь делать, почтенный?
– Хорошенько подумать о том, как перехитрить этих хитрецов. Вот тебе твой компас, – Валид протянул караванщику коробочку, – теперь он вновь показывает на полночь без ошибок. – А мы с братом попытаемся придумать хитрость против хитрости…
– Повинуюсь, мой мудрый гость!
Еще одно соображение не давало покоя младшему из сыновей наложницы.
– И, добрый предводитель каравана, я сердечно прошу тебя – не обращай внимания на глупые слова нашего брата. Он разбалован, не приспособлен к дальним странствиям, неумен…
– Меня, о мудрый юноша, не обидели его слова. Но я жалею вашу несчастную страну, ведь когда-то этот недалекий и скверно воспитанный человек станет вашим правителем…
Саид выпрямился, чтобы дать суровую отповедь этому человеку. Но подумал и промолчал. Ведь, увы, караванщик был прав.
– Ну что ж, брат, а теперь наш черед думать о разбойниках, – проговорил Валид, когда караван-баши удалился от костра.
Саид улыбнулся: