Август, 3
Приехали утром. Расположились у моей знакомой хозяйки и сразу же - на море, на дикий пляж, на Высокий берег. Там находится любимое мое место. Сейчас расскажу. Дорога к нему трудна, романтична: идет вдоль отвесного обрыва, сложенного, как пирог, из слоев сланца. Места дикие, безжизненные, узкая прибрежная полоска сланцевых плит, загроможденная валунами, по которым приходится карабкаться и прыгать, солнце, ветер - долгий и неудобный жаркий путь. Ни кустика, ни капли пресной воды - море, камни, косые лучи светила. За мысом начинается тот самый дикий пляж. Прибежище нудистов. Я тоже сразу раздеваюсь. Чтоб не смущать голых девушек. И уже прыгаю дальше, освобожденный от одежд и условностей. Располагаюсь так, чтобы обзор был получше, невдалеке от группы из двух обнаженных женщин и двух полуголых девиц. (Когда я только что проходил мимо, все они дружно перевернулись спинами кверху. Понятно - чтобы загорать. Но стоило мне присесть невдалеке за камнями, как они - то одна, то другая - потихоньку попереворачивались вверх животами, а молоденькие девушки даже постаскивали с себя трусики, присоединившись своими прелестями к обществу.) Из-за камней мне наблюдалось прекрасно. Картина была настолько отрадной, что хуй не выдержал и напрягся. Я вытащил из кулька Марию: в таком окружении она напряглась тоже - она не признает извращений в их любом виде. Даже в таком невинном. Что странно, учитывая, как мы с ней живем. Но принципы - одно, практика другое, очевидно, не только у людей, но и у небожителей.
Я отправился купаться, специально выбрав кружной путь к воде, поближе к этой аркадийской группе. Мгновенно перевернувшись на животы, эти четыре очаровательные голышки наблюдали за мною, прыгавшим перед ними, и, отметив мой возбужденный вид, вернулись обратно к прежним позам, стоило мне уйти под воду: больше я не был им опасен своим вниманием.
Мария дожидалась меня, нежась на солнышке. Я приступил к ней сразу же. Я был перевозбужден моими пляжными нудистскими впечатлениями, и пенис почти сразу же выдал божественный сок, едва только я взялся за него. Омытая спермой, Мария похорошела. Ей уже было не зазорно со мной на нудистском пляже, любовь оправдывала все. От начала и до конца. И ничего не могло быть стыдным во имя ее. Всегда важно лишь, чтобы она была. И тогда все, что допустимо ею - то есть нами, ее служителями, - все может быть. Ничто во имя ее не стыдно. Стыдной может быть только подделка под нее. И вот как раз тогда нравственно недопустимо все. Любовь как исток есть гармония; она сама гармонизирует себя и все, что с нею соприкасается. И сама не допустит того, что невозможно для нее. И свершиться нечто подобное может только за ее рамками - то есть на территории, где любви нет. Всему этому научила меня Мария. Хотя я понимаю, как невероятно это звучит - разговаривать-то мы не можем. Но наш с ней опыт доказывает, что не только общение, но и обучение может идти на совершенно невербальном уровне. Все это она буквально влила в меня через хлипкий мостик моей протоплазмы - единственную нашу материальную связь. Вот именно так: она влила в мое сознание, потому что никогда ничего подобного не приходило мне в голову, хотя до этого у меня был и секс, и, как мне представлялось, настоящая любовь. Но представляться может что угодно, а настоящее глубинное знание, настоящее основание идет от Бога или Его близких - Христа, Марии… Да и кто мы такие - иметь самостоятельность в Его мире, мире Его наказания? Хорошо еще, если распознаешь путь Его розги, розги наставления. А не то грозит тебе быть не только непросвещенно битому, но битому еще и бесполезно, и бесцельно, и безвыходно. Все определено Им, все обозначено звездами рождения; и разве можно преодолеть рок? Попытаться - да, но пересилить - нет. Реальность может прогнуться, уступая натиску искренней страсти, но только искренней - не по уму или по убеждениям, - чтобы затем вернуться с торжествующим хлопком под зад: лети! Единственный выход - правильно определить свое предназначение. Момент рождения, а еще точнее, зачатия, даже совокупления родителей, застает неповторимую ситуацию мироздания, взаимодействия мировых сил, закладывающих направления судьбы каждого, определяющие силовые составляющие будущей жизни, а также единственную и неповторимую конфигурацию звезд на этот момент, которая изменяется во времени вместе с последним. Так что астрология - наука, гораздо более точно соотнесенная с историей жизни человека, чем кажется на первый взгляд. И по звездам, в частности, можно рассудить о своей роли в Бытии, иными словами, предсказать судьбу. Я своей не знаю и живу очертя голову, то есть, по сути, во всем полагаясь на Бога.
Иногда думаю: не схожу ли я с ума на любовной почве? Нет, полагаю, что нет, и Мария тому порукой. Не будь ее, ничего бы у меня не было ни с нею, ни с Богом, ни с Сыном, ни с миром. Я лежу рядом с ней на камнях, обсыхая под солнцем, и самым верным способом проникаю в суть мира - через Марию чувством постигаю реальность - ее жизнью, ее любовью. А значит, и своей судьбой. Меня нет без нее, как меня не было без Бога. Но и они все уже присутствуют в реальности неотделимо от меня.
Вечером бродили по городу, гуляли вдоль набережной. Какая все же прелестная эта Анапа! Таинственные по-южному фонари в трепетной листве, усугубляющие ночь. Живописная курортная публика: кто еще только возвращается с моря, а кто уже спешит на концерт заезжих знаменитостей. Кто - в купальниках, кто в вечернем наряде. Музыка отовсюду, вино на каждом шагу, девушки.
Август, 13
Случилось. Я бился с Ним. И факт, что записываю это, говорит о том, что я, по крайней мере, еще жив. Хотя и проиграл - был повержен. Но подумать только - Кем! Подлый прием - подсечка рукой: Он ударил мне в сухожилие под коленом. Подобным образом Он повредил ногу библейскому Иакову, когда тот всю ночь боролся с Ним в схватке при реке Иавок, близ Пенуэла. Коронный приемчик, что ли? Как у Центрового в Маме? Но тогда не прохиляло - Иаков устоял, молодец. А не устоял - чем бы теперь был Израиль? Да не было бы его вовсе: ведь Израиль - личная персональная кличка Иакова чисто конкретно данная ему Богом за то, что устоял. Богоборец. Вот - соперник! А я кто? Фраер.
Я катился по отвесному склону, цепляясь руками за легко выдергивающуюся траву. Чудом затормозил перед самым отвесом вниз. И первое, что осознал: Мария, скатывающаяся вслед за мной к обрыву. Остановившаяся полуметром выше. Это она спасла меня, кинувшись с кручи вслед за мной. Она - ибо я должен был погибнуть. Впрочем, смерть еще не отменялась: двумя метрами ниже почти отвесный склон уходил сам под себя отрицательным углом, и дальше ничего не было, кроме тридцатиметрового расстояния до ближайших валунов на отрезке пляжа перед вечным морем.
Я буквально висел, вонзая пальцы рук и ног в зыбкий, состоящий из глинистых осколков, грозящий вот-вот осыпаться вместе со мной склон. Что делать - было неясно, похоже, обстоятельства все-таки подвели меня к концу, и только Мария полуметром выше оставалась единственной ниточкой, связующей меня с надеждой жизни. Я впивался в эту предательскую почву, надеясь слиться с нею совершенно и более всего опасаясь неожиданного оползня.
Меня сняла специальная команда, которую вызвали нудисты, плававшие невдалеке от берега на надувном резиновом матрасике. Они были потрясены дикой пляской человека на краю опасной тропинки и последовавшим затем падением. Но некогда было их убеждать, что это не танец, а борьба, и не падение, а проигрыш: противник-то мой был невидим!
Август, 15
Все обошлось. Мария найдена. Ну, теперь по порядку.
Всевышний не выдержал - не хватило характера. Все-таки, может быть, я излишне нагло вел себя последнее время. Чем себя поставил в совершенно маргинальную ситуацию, я это понимаю. Впору было не выдержать. Но мне-то совершенно все равно: я стал абсолютно свободен в предчувствии смерти. Но Он-то Бог! Всевышний! Должен быть выше земных обид, которые Сам же и спровоцировал.
Он подстерегал меня на узком участке тропы над самой кручей вдоль обрыва. Я беспечно шел с Марией в кармане и кульком провизии в руке, намереваясь спуститься на пляж немного далее обычного. И вдруг почувствовал, что дальше идти не могу; да что - идти!
Не могу сдвинуться с места. Тропка и правда брала здесь немного вверх, действительно налетел ветер, но дело было не в этом. Я не мог двинуться вперед, хотя никакого видимого препятствия не было. Это было похоже на сон наяву: когда напрягаешь все усилия двинуть рукой или ногой - а не можешь неизвестно почему. И тут Нечто (или Некто?) с неведомой силой стал гнуть меня и сталкивать с тропинки. Мне удалось вывернуться и как бы обхватить этого Некоего, из последних сил удерживаясь на краю обрыва. Я глянул вниз, куда с кручи подпрыгивая скатывались отброшенные нами в схватке мелкие камешки и куда только что едва не полетел я сам; внизу поджидали булыжники, но, странно, страха я не чувствовал. Я напрягался, пытаясь не поддаться скручивающей меня силе, но страха не было. Как не было и злости - одно лишь чувство соперничества. Я выбросил иконку из кармана на дорожку, чтобы обезопасить Марию от падения со мною в пропасть, после чего вывинтился еще раз из сжимавших меня борцовским "ключом" объятий, и обхватил сзади руками Борющегося со мной. В какой-то момент я даже оказался в сильной позиции, и вот тут-то этот Некто и применил подсечку рукой, ударив меня по сухожилию. Нога тут же отказала. Какое-то время я балансировал на одной ноге, еще пытаясь что-то предпринять, и через мгновение полетел в пропасть. И как теперь понимаю, Мария тут же бросилась за мной, не раздумывая. Она спасла меня - полагаю, только из-за нее Он не решился устроить в этом месте оползня.