Июль, 1
Вчера, проводив жену с дочкой на самолет, я вернулся домой. Начинался душный июльский вечер. Я разделся, принял душ, освеженный и голый вышел к Марии. Она тихо ждала на своей полочке, не поднимая глаз.
Удивительно, удивительно, как эта женщина меня терпит! Невероятное для земного ума забвение себя. Кто вообще я такой, с моими комплексами, неудовлетворенностями и амбициями? Ординарный субъект, секундный писк в хорале вечности. Был - нет, кто вспомнит? Впрочем, а ну как и правда, что наша личность не растворяется в небытии и времени совсем, а оставляет отпечаток своих дел, мыслей и чувств в некоем информационно-торсионном поле - навсегда, причем остается все, в том числе всякая дрянь и мелочь? Так ведь еще хуже: куда это мы навечно попадем? И будет ли нам позволено? Кто мы такие, чтобы нашим персонам пребывать вне времени? То есть тем самым оказаться в пространстве, достижимом для потомков? И что они, эти потомки, почувствуют, вдруг обнаружив нас рядом? Достойно ли мы им явимся? Мы-то? Кто из нас может с уверенностью предположить, что его присутствие в будущем станет благодетельным для тех, кто там в этот момент окажется? Для людей грядущих времен? Одно дело - Мария, тут я понимаю. Богородица - вне всяких времен. Они, эти грядущие поколения, все равно снова откроют ее для себя и пребудут с нею. Может статься, кто-нибудь тоже будет близок с нею. И я - рядом? "А это кто?" Нет, лучше уж мне пропасть, лучше умереть. Эта женщина так вознесла меня, а кто я, если вдуматься? Только благодаря этой женщине я реально обрел статус, о котором принято лишь говорить, - подобия Божиего. Теперь для меня Бог не умственная абстракция, как прежде, - Он рядом со мной. И я познаю Его как сущность, близкую мне в ощущениях, а не только в рассуждениях. Как своего. Как Кума. Сильно сказано? Я понимаю. Ну и что? Если человек - по образу и подобию Божиему, то и его архетипы, и личностные связи, и взаимоотношения должны быть по образу Божию. Кто отвечает за все? Не человек же - существо ограниченное, неспособное предвидеть даже собственную смерть! Так что и Бог, как и Его некое земное подобие, может вполне быть чьим-нибудь Кумом. Моим, например. И нет в этом ничего оскорбительного. Он даже им является.
Подтверждение - моя Мария. Неизвестно еще, кто к ней в большей степени приближен, а значит, и кто больше обязан ей своим выбором. Она стоит между нами, и она нас связывает. Я не имею права говорить о Нем плохо, потому что она принадлежит Ему тоже. Нехорошо отзываясь о Нем, я оскорбляю ее. Но ведь и Он в том же положении! Ты слышишь? Ты не имеешь права бесцеремонно, как Ты привык со всеми, поступать со мной, потому что она - и моя тоже. Ты себя оскорбишь, задев меня. Оскорбление умаляет. Что для Тебя недопустимо, Совершенный!
Эти мысли в виде смутных, каких-то первичных ощущений опахнули меня и исчезли, пока я стоял перед Марией голый, теребя свой поднявшийся ей навстречу пенис.
Что она все-таки думает обо мне? Ведь это очень важно! Или совсем для нее не важно? Мария глядела на меня с загадочным выражением. Растолковать его я не мог. Кто я для нее, познавшей Его? Познавшей Бога как никто? Что ей во мне и в моей нелепой любви? Ей-то, небожительнице, для чего этот глупый треугольник? Что она может найти в земных чувствах, приниженных бытовыми проблемами? И наконец, самое главное: что она находит во мне? Любовь? Да. Тогда - да. Только любовь - и все? Получается, что все. Только любовь - в ее чистом, беспримесном проявлении, ибо ни я ничего другого не хочу от нее, да и не могу получить, ни она от меня. Любовь - и это все. Но, оказывается, любовь - это и взаправду вовсе не такая малость в мироздании, и мои взаимоотношения с Ним благодаря ей, только подтверждают: любовь - это все, практически все, это главное. Любовь!
Я кончил, достреливая до ее полочки своей плазмой; неотрывно глядя ей в лицо, ощущая ее каждой складочкой своей души и шепча это волшебное слово всепрощения: Любовь!
Июль, 4
Я не могу решительно понять своей роли в Его семье. Или Он не склонен считать Ее с сыном Своей семьей? А как же тогда быть с земными семьями? Здесь Его подловить несложно по той же схеме, что я уже проделывал: коль человек - образ и подобие Божие, то и его личные связи должны быть уподоблены божественным. А значит, и семье неоткуда больше взяться, как только от Божеского образца. Итак, кто я? Любовник жены? Или приятель любовницы? Счастливый соперник Самого? Неизвестно, что обиднее. Зачем Ему это? Почему и как Он допустил меня? Вообще допустил все это? Весь трансцендентальный этот адюльтер? А может, не смог воспрепятствовать? Тогда это только лишний раз доказывает существование силы, превыше Его.
То есть, что Он не Первый в мироздании и, значит, тоже был кем-то или чем-то когда-то создан. А как же Его семя? Его Он сам спродуцировал или оно пришло к нему, как и ко мне, как некая своего рода приморди-альная субстанция Вселенной, возникшая непосредственно от любви еще в досотворенном мире?
Но уж Свою-то семью Он сам создал или она тоже так как-то сама собой образовалась? И Он как бы и не при чем? Демиург, Творец Вселенной - не при чем? А я? Ну хорошо, что могу противопоставить? Чем са-мому-то похвастаться? А вот - поди ж ты: никто ничто и звать никак - Божеский кум!
Просыпаюсь, и не верю: не может быть - вот она, моя Мария, рядом! Обнимаю ее - мою любовь, мое оправдание. Снова накатываюсь на нее сверху, и мы опять соединяемся, как бы подтверждая еще раз нашу ни от кого и ни от чего независимость. И мы принадлежим друг другу в некоем внебожественном континууме, в некоем пространстве, где еще нет Бога, и существует, быть может, только слог АУМ, а может, и вовсе ничего, кроме любви. Так мы становимся равными Ему и можем уже собой Его оценивать. Нет, пожалуй, это слишком. Ну ладно, Мария - Богородица, а я? Просто наглец. Как Он допустил вообще меня до этого? До возможности так думать о Нем, да еще и Его оценивать? Какова Его цель?
Распаленный потоком мыслей, я мастурбирую рядом с Марией, и страсть удерживает нас на этой высоте: Божественной, и иначе никак не достижимой. Я снова растворяюсь в сладостном любовном ощущении совокупления с моей Марией, и кажется, что чувственно, невыразимо словами постигаю Бога.
Июль, 10
В воскресенье мы устроили с Марией пикник, выехали на природу, к пруду. Я выбрал место в кустах, скрытое от чужих глаз, и разделся полностью. Я люблю купаться обнаженным, но в этот раз не купался: я хотел сразу соединиться с нею, для того и разоблачался, чтобы тут же совершить половой акт. Только я устроился на расстеленном полотенце с набухшим членом и придвинул к себе Марию, как услышал невдалеке шуршание кустарника. Я приподнялся на локте, и первое, что увидел в просвете между ветвями, была обнаженная женская грудь. Ее владелица стояла вполоборота ко мне, глядя куда-то в даль пруда и прикрывая глаза рукой от яркого солнца, отчего ее грудь слегка приподнималась, являя собой совершенную форму. Я замер, чувствуя впрыск адреналина в кровь: а что если она повернется и увидит меня, голого, возбужденно сжимающего в кулаке отвердевший половой член? Но она не повернулась и присела, скрывшись в зарослях. "Интересно, она там одна, или с другом, или, может быть, с подругой?" - в этот момент меня посещали разные мысли. Идея о совокупляющейся рядом голой паре занимала меня чрезвычайно.
После женитьбы мы как-то раз ебались с женой стоя перед большим зеркалом в прихожей: мы хотели видеть со стороны, как у нас все получается. Но кого-либо другого так со стороны мы никогда не наблюдали. И если не считать ту молодую случайную пару в подъезде, я при настоящей ебле сторонним наблюдателем никогда не присутствовал.
Возбужденный эротической ситуацией, забыв в эту минуту и о Марии и обо всем, я продвинулся между кустов в ту сторону, куда скрылась женщина, и вдруг увидел ее. Она стояла голая на коленях, раздвинув бедра, запрокинув голову, и дрочила! Сбоку я отчетливо видел бодро прыгающий между пальцев ее довольно крупный похотник. Он был как хуйчик малыша, только что начавший подниматься при виде голых баб в женской бане, куда по малолетству его водят еще без стеснения. Вид мастурбирующей женщины, так высокомерно и просто плюющей на условности, откровенно занимающейся самоудовлетворением, настолько возбудил меня, что превратил буквально в один напряженный орган. Все презрев, я с диким азартом Дрочил свой пенис, не сводя глаз с лидирующей в нашей гонке к финалу незнакомки. В эти секунды я чувствовал: какая-то нить протянулась от нее ко мне, соединив нас в одно целое, и мы были не слишком для этого далеки друг от друга - всего лишь метрах в двух, наверное. Больше всего на свете в этот момент я хотел, чтобы она обернулась и увидела меня: голого, распаленного и онанирующего вместе с нею. Но этого не произошло. И вот тело прекрасной полногрудой маетурбантки начало содрогаться, предчувствуя разрядку. Конвульсии прошлись несколькими волнами, и она захрипела. Но прежде чем оргазм завершил в этой женщине полный свой круг и она опустилась на четвереньки, чтобы потом без сил рухнуть на бок, я кончил сам.
Стараясь не производить лишнего шума, я задом пробрался к своему полотенцу и прилег.
Как я писал уже раньше, моя жена не дрочит, предпочитая еблю, и потому я впервые в жизни видел мастурбирующую женщину. И хотя у меня до женитьбы была одна подружка, которая, когда мы с ней ебались, всегда теребила пальцами свой клитор, "помогая себе", как она говорила, и в самом деле доводила себя благодаря этому до оргазма, все же видеть женский онанизм в чистом виде мне до сих пор не представлялось возможным.