- А где они тут у вас?
Было темно и пришлось вглядываться.
Но я ничего не видел. Не мог видеть.
Потому что ладонь моя лежала на тонкой девичьей талии. В неё, в мою ладонь и переместились все мои органы чувств.
Сердце стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит наружу.
- Вон там, - Тамара показала рукой вглубь сада.
- Не вижу, - отвечал я, а мои губы едва не касались её щеки.
- За теми кустами роз, - уточнила девочка.
- Не вижу, - тихо промолвил я.
И в этот момент мои губы коснулись её щеки.
Теперь я не мог увидеть ни гладиолусов, ни роз, даже если бы они все засветились ярким пламенем.
- Не надо, - прошептала Тамара.
- Почему? Я хочу тебя поцеловать, - искренне признался я.
- А я этого хочу? - спросила Тамара.
- Хочешь, - нахально заявил я.
- Почему?
- Потому что ты мне нравишься.
От этих слов мне почему-то стало жарко.
Какой я нахал!
Мои губы искали настоящего поцелуя, но девочка увернулась, и я смог лишь поцеловать её в щеку.
- А как же Ира? - строго спросила Тамара.
- Никак.
Я обнял девочку крепче, увереннее и привлёк к себе.
И мы стали целоваться.
Это было упоительное чувство - целовать любимую.
Я осторожно прижимал Тамару к себе, а она, слегка сопротивляясь, поддавалась мне.
Первый поцелуй в губы был легче дуновения ветра.
Где-то на задворках памяти мелькнуло воспоминание о том, как я целовал Ирку. Разве это были поцелуи? Странно было то, что я вообще пытался её целовать - ведь она никогда не позволяла мне сделать это по-настоящему. Всегда хихикала и уворачивалась. Словно ей были неприятны мои неуклюжие нежности. Теперь Ирка была в прошлом.
- Тамара… - страстно прошептал я.
Наши губы вновь встретились.
- Что? - едва слышно спросила она.
- Я тебя… Ты мне нравишься, - отчаянно произнёс я.
- Ты это уже говорил, - многозначительно заметила Тамара.
Мне хотелось сказать, что я её люблю, но слова почему-то застревали где-то в горле.
В начале августа у нас появилось новое серьёзное занятие - загадывание желаний.
Поводом послужили десятки метеоритов, которые то и дело рассекали ночное небо.
- Звезда упала, - прошептала Тамара.
- Да? Где? - спросил я.
- Вон там, - она показала рукой. - Нужно загадывать желания.
Мы прекращали целоваться и напряжённо смотрели вверх.
И вот - удача, яркий метеорит, оставляя после себя длинный светящийся хвост, пролетал над нами и я… не успевал ничего загадать. "Вон он!" - это всё, что мне приходило в голову.
- Загадал? - спрашивала Тамара.
- Не успел, - честно признавался я.
- А я загадала…
- Что?
- Это нельзя говорить.
Пролетал ещё один метеорит, и я опять не успевал ничего загадать.
Тогда я решил схитрить и, глядя в небо, стал, словно заклинание, шептать про себя: "Хочу быть всегда с Тамарой, хочу быть всегда с Тамарой…"
Теперь мне повезло, одна звёздочка, вторая, третья…
- Загадал? - спрашивала Тамара.
- Загадал! - отвечал я радостно.
После этого мы снова целовались, но теперь в наших поцелуях было что-то новое, словно мы дали друг другу обет верности.
Под волшебным звездопадом.
Незаметно подкралась осень. Настал сентябрь.
Я пошёл в девятый класс, а моя Тамара в восьмой.
Самым неприятным было то, что теперь мы учились в разных школах.
На ногтях своих рук я написал чернилами её имя и фамилию.
Как раз десять букв.
Хорошо, когда у твоей девочки короткая фамилия.
Часть вторая
Одноклассницы сразу заметили художественное оформление моих ногтей.
Не только заметили, но и ухитрились прочесть.
- Кто эта Тамара? - спросила меня Женя, соседка по парте.
- Какая Тамара? - притворно удивился я и почувствовал, что краснею.
- Которую ты увековечил на своих ногтях, - улыбнулась девушка.
- А! Это с прошлого года не могу отмыть, - попытался отшутиться я.
- Крепкая зазноба! - рассмеялась Женя.
- Почему это? - не понял я.
- Ну… Раз с прошлого года отмыть не удаётся, - ответила Женя.
Действительно, никогда в жизни я ещё не был так сильно влюблён.
Прежде я влюблялся часто, но, бегая за одной девчонкой, не считал зазорным время от времени подумать и о другой.
Тамара не давала мне такого шанса.
Я думал только о ней. Только о ней.
Прежде, в восьмом классе, я сидел за одной партой с Лёшкой, но он, перейдя со мной в другую школу, оказался в параллельном классе, и как-то так получилось, что моей соседкой по парте стала Женя - улыбчивая и немного полноватая девушка.
Что интересует юного девятиклассника, когда он впервые смотрит на девушку?
Правильно - её ножки.
Но, странное дело, я поймал себя на мысли, что ножки Жени меня почти не волнуют.
Девушка вела себя весьма непринуждённо, она запросто прижималась ко мне своим упругим, теплым бедром, вроде, по делу: то одно ей было непонятно, то другое.
Мне ничего бы не стоило, словно невзначай, положить ладонь на её бедро, которое было лишь наполовину прикрыто короткой школьной формой. Уверен - это не вызвало бы скандала.
Ну, убрала бы она мою лапу - и всё.
А в зависимости от того, как именно она это сделала, я решал бы, повторить свою выходку или обратить всё в шутку.
Но я не делал этого.
Потому что у меня была Тамара.
Моя Тамара!
Каким новым оказалось это удивительное слово - "моя"!
В нём было что-то взрослое, меня охватывало неясное чувство собственника, когда кто-нибудь из приятелей говорил мне: "Твоя-то вчера на танцах была в таком классном платье!"
Это сладкое слово "моя"!
Наверное из него рождалась моя ревность.
Я ревновал Тамару по любому поводу. Взять те же вчерашние танцы. Сам я не смог прийти, а потому жутко переживал, с кем и сколько раз танцевала моя девушка.
Как великое одолжение, нам разрешали приходить на танцы в школу, где мы прежде учились. Но мы чувствовали себя неловко, наверное, потому, что здесь не было наших сверстников. Хотелось одного: порадовать Тамару двумя-тремя танцами и тихо уйти с ней в прохладную темноту ночи, чтобы, уединившись, целоваться до потери сознания.
Лёшка и Наташа отныне гуляли сами по себе.
Мы не мешали друг другу, и это было чудесно.
Целоваться стоя было приятно, но неудобно.
Хотелось сесть.
И мы с Тамарой нашли себе местечко.
У речки, на маленьком деревянном мостике, совсем недалеко от дома моей девушки.
Этот мостик почему-то назывался "кладочка".
Свесив вниз ноги, мы осторожно садились на кладочку. Теплое, не очень широкое бревно служило нам верой и правдой. Вечером этой кладочкой уже никто не пользовался, и мы могли сидеть здесь сколько угодно.
Теперь это было наше место.
Мы целовались, целовались и целовались.
Сладок и памятен первый поцелуй, но он такой робкий и неумелый. Но как быстро и как легко освоили мы эту немудрёную науку, и уже через пару вечеров я целовал мою девушку так жарко и страстно, что у нас обоих захватывало дух.
- Не нужно так сильно… - капризно жаловалась она.
- Хорошо, не буду, - послушно отвечал я.
На некоторое время я становился паинькой, и мои губы едва-едва прикасались к нежным девичьим губам. Левой рукой я обнимал Тамару за плечи, правая ладонь робко покоилась на моих коленях.
Здесь нет ошибки. На моих коленях!
Хотя…
Мне мучительно хотелось переложить свою руку на девичьи колени. Но я боялся, что Тамара рассердится. Нет, определённо, это был уже не я. Кто-то другой влез в мою шкуру и влюбился в Тамару.
Разве так я обращался с Иркой?
Потрогать девичьи коленки?
Совершеннейшая мелочь!
Да что там коленки!
Я подходил к Ирке и с наглой улыбкой спрашивал:
"Какой сегодня день недели?" Девчонка отлично знала, что именно я сделаю через секунду и резко прижимала к бедрам свою короткую юбочку. И напрасно! Должен же я был, в конце концов, узнать, какой сегодня день недели!
Должен!
Борьба наша была короткой и весёлой. Ирка, смеясь, отталкивала мои дерзкие ладони, но я был более ловким и задирал вверх тонкую ткань. Всего на секунду.
Ирка взвизгивала, а я удовлетворённо говорил:
"Трусики - белые. Значит, сегодня понедельник."
Вот как я вёл себя с Иркой. Как свинья…
А тут, на деревянной кладочке, я словно боялся прикоснуться к девичьим коленям.
Это было непостижимо!
Распирала мысль: "Разве можно целовать и ласкать девушку, если ты не сказал ей, что это не просто так. Это серьезно.
Это потому, что я люблю её."
Признавался ли я девчонкам в любви прежде?
Конечно. Много раз. Без труда.
Но те признания были как бесплатное приложение к объятиям и поцелуям. Они, признания, вылетали из меня легко и просто. Произнеся их, было легче добиться этих самых поцелуев и объятий.
Но теперь я робел. Чувства распирали меня.
Слова рождались в сердце и застревали в горле.
- Тамара… - начинал я.
- Что?
- Ты… Это…
- Что?
- Ты влюблялась когда-нибудь?
- Конечно.
- Сильно? - огорчённо спрашивал я.
- По-всякому.
- А сейчас тебе нравится кто-нибудь?
- Да, - многозначительно сказала Тамара.
Радостное предчувствие согревало мне душу.