Николай, чуть помедлив для приличия, осторожно взял его под локоть, отвел в угол зала и разъяснил ситуацию. Он признался, что имеет клиента, очень уважаемого человека, переживающего, что письмо, относящееся непосредственно к нему, висит в общем зале и мозолит глаза, прямо-таки на виду у всех. Посему, клиент хочет предпринять шаги – к примеру, выкупить означенный документ без огласки и по сходной цене – а он, Николай, посредничая в этом деле, никак не решит, к кому обратиться. Понятно, что с Миловым, этим котом, разговаривать вообще бесполезно, а лучше всего, знает каждый, иметь дело напрямую со спе-ци-а-листом – он сделал скупой жест ладонью в сторону Печорского. Потому что вопрос подлинности тоже важен, да и ведь с умным человеком всегда легче договориться.
Они помолчали, потом Марк Львович вздохнул и проворчал сварливо: – "Да что тут подлинность – невооруженным, так сказать, глазом…" – но Крамской видел, что он польщен. "Вот насчет непосредственного отношения, так это клиенту самому решать сподручней… – неуверенно добавил старичок, а потом спросил с некоторым даже страхом: – Так Вы что же, хотите, чтобы я Вам этот экспонат продал?"
"Ну а чего ходить вокруг да около, – развел Николай руками, безмятежно глядя старичку в глаза. – Именно: продайте, да и дело с концом. Милов-то ведь небось и не заметит".
"Милов… – Марк Львович скорчил рожу. – Да что он вообще заметит. Но вы конечно хватили – музейный экспонат…"
"А с другой стороны – личная реликвия, – в тон ему возразил Николай. – Никто и не узнает, а человеку приятно. Человек, опять же, солидный, слов и обещаний на ветер не бросает".
Марк Львович Печорский помолчал, пожевал губами и сказал, деликатно кашлянув: – "Помочь-то я Вам, пожалуй, мог бы, но вопрос-то ведь в деталях".
"Если говорить о деталях, – негромко, но внятно произнес Николай, – то Вы просто назовите вашу цену".
"Вот как", – скривился Печорский, еще подумал и даже достал из кармана трубку, но потом решительно сунул ее обратно.
"Пятьсот долларов США! – выговорил он сердито и отвернулся в сторону. Потом глянул на Николая снизу-вверх, снова повторил: – Пятьсот! – и тут же забормотал, оправдываясь: – У дочери свадьба, а что я могу? Я понимаю, что много, но и Вы меня поймите. И клиент солидный, Вы говорите, а на свадьбу у меня и правда нет совсем".
"Да Вы не волнуйтесь, – успокоил его Николай. – Пятьсот, так пятьсот, и вовсе это даже не много".
"Для Вас не много, – вспылил вдруг старичок, – а для меня это трехмесячная зарплата! И не думайте, пожалуйста, что я рвач, просто – ну надо же иметь совесть…"
Потом он сразу вдруг успокоился и стал суетливо-деловит. "Завтра сделаем маленькую инвентаризацию, – бормотал он, провожая Крамского к лестнице. – Я другое вывешу, из запасника, никто и не разберет. Вечерком и встретимся, я Вам и передам. Это как, удобно?"
"Удобнее не бывает, – заверил его Николай, а потом спросил из какого-то озорства: – Ну а Милов ваш, он тоже не разберет?"
"Милов! – презрительно фыркнул Марк Львович: – Да у Милова одни усы, да секретарша с пятым бюстом, если Вы понимаете, о чем я. Разберет… Он знаете, что разберет? Да он тут ничего не разберет!"
Словом, все устроилось как нельзя лучше. Они тепло распрощались, уговорившись встретиться на набережной следующим вечером. Николай, чувствуя, что проголодался, и испытывая приятное довольство собой, вышел из музея и буквально через минуту столкнулся нос к носу с живописной группой, состоящей из инвалида, милицейского сержанта и американского подданного Уайта Джуниора, который, в отличие от него, только что потерпел полную неудачу. Вызволив Фрэнка из цепких милицейских рук и отойдя вместе с ним в близлежащий сквер, Крамской вежливо осведомился о сути произошедшего, зная уже отчего-то, что случай не прост.
Фрэнк вначале отнекивался и лишь невнятно благодарил, но потом воспылал вдруг последней отчаянной надеждой, вцепился в Крамского, как утопающий в ивовую ветку, и сразу вывалил множество бессвязных фактов, сочиняя на ходу и путаясь в собственных словах. Николай, конечно же, ничего не понял, но заключил, что с Уайтом Джуниором стряслась какая-то беда. Убедившись, что вопрос запутан и не связан с немедленным выбором между жизнью и смертью, он предложил тому пойти пообедать, а заодно и вникнуть совместно в существо проблемы, которая, очевидно, требует вдумчивого рассмотрения. Несколько приободрившийся Фрэнк с радостью согласился, и уже через четверть часа они сидели в том самом азиатском ресторане, откуда совсем недавно вышли Елизавета с Тимофеем Царьковым, порадовавшим официанток щедрыми чаевыми.
Оба горячо заверили друг друга, что ни за что не будут пить алкоголь, но потом все же взяли по бутылке пива, а чуть позже и еще по одной. Фрэнк извинился за свою горячность, признавшись, что растерялся в незнакомом городе, а Николай убедил его, что это ерунда и случается со всяким. Они быстро нашли общий язык, после чего Уайт Джуниор достал из кармана заветный план, придумав тут же историю о поместье русского прадедушки, от которого осталась лишь вот эта карта, заведшая его в тупик. Крамской сразу определил фальшивку и прочитал Фрэнку короткую лекцию об особенностях древних рукописных документов, прибавив даже в шутку, что помятая ксерокопия смахивает на схему захоронения какого-то клада, чем привел собеседника в неописуемое смущение. В целом же, тот достойно принял вердикт, будучи внутренне к нему готов, и пообедал с завидным аппетитом, ничуть не уступив в этом смысле Николаю.
В ресторане они сидели долго, не имея причин куда-либо торопиться, а покончив с обедом, рассматривали гуляющих по набережной девиц, сойдясь во мнении, что Сиволдайск неплохой город и заслуживает даже того, чтобы приехать в него еще раз. Пройдясь вдоль реки, они еще более укрепились в этой мысли и для окончательной ее проверки решили дойти пешком до главного проспекта, где концентрация женской части населения должна быть наиболее высока. От набережной они поднялись чуть вверх, к улице Чернышевского, вздорного просветителя с больной печенью, и там, на перекрестке, их остановила Елизавета Бестужева, поджидавшая Тимофея. Тот задержался на минуту, выясняя что-то незначимое с сотрудницей, скучавшей в офисе, несмотря на выходной.
Глава 15
Заговорить с незнакомцами Елизавету заставила неожиданная проблема. Как бы ни был хорош план Царькова, все же и он оказался не идеален, как вообще не идеален мир. Именно на несовершенство мира в сердцах сетовал Тимофей, положив телефонную трубку, а еще на то, что ни в одном деле нельзя полагаться на других, если хочешь, чтобы оно было сделано правильно и в срок.
На этот раз слабым звеном оказалась пара свидетелей, найденная им с величайшими предосторожностями. Секретность бракосочетания предполагала, что в него не могут быть вовлечены люди, которые потом могут стать источником слухов и сплетен. Человечество вообще любопытно до крайности, это Царьков усвоил твердо, и город Сиволдайск не отличался в этом смысле от прочих мест. Свидетелей, что должны по закону скрепить своими подписями гражданский акт, нужно было искать на стороне. Именно это он и проделал заранее, проведя целую операцию, с треском провалившуюся в последний момент.
Те, на кого он рассчитывал, внезапно и безоговорочно подвели, заставив в спешке искать замену, а значит – полагаться на случай. Это было тем более обидно, что подготовленный вариант, казалось, подходил на все сто – Царьков не зря провел полдня под жарким солнцем, болтаясь на пристани, куда высаживают туристов с больших и малых волжских кораблей. Была суббота, речной вокзал работал с полной нагрузкой, толпа то прибывала, то сходила на нет, оставляя после себя мусор и запах дешевого пива. У Тимофея взмокла спина и даже разболелась голова с непривычки, но он был упорен, не желал сдаваться и, ближе к обеду, сделал свой выбор. На самом оживленном пятачке, между пневматическим тиром и ларьком караоке, Царьков познакомился с парой из Волгограда – Юрой и Шурой, которых он тут же окрестил про себя "Солдат и Дура", припомнив читанного в юности гениального поэта. Волгоградцы представляли из себя то, что он искал: иногородние, но жившие неподалеку, молодые и легкие на подъём, но уже не столь юные и беспечные, а к тому же – жадные, неумные и чувствительные к чужому мнению. Таких в общем-то попадалось немало, но почему-то именно эти сразу запали ему в душу – случайность, потом сыгравшая против, что, конечно же, никак нельзя было предусмотреть.
Вертлявая Шурочка так и стреляла зрачками по сторонам, ей был занятен каждый скользнувший по ней взгляд, хоть было видно, как цепко она держится за спутника, крупного мужчину в необъятных парусиновых штанах, который солидно отхлёбывал из пивной бутылки, демонстрируя презрение к окружающему не хуже какого-нибудь Чайлд-Гарольда. Тимофей рассудил, что оба должны быть падки на грубую лесть и сообщил им с простодушным видом, что они походят на людей "с понятием". От этого Шура зарделась, а Юра самодовольно кивнул, так что стало ясно, что контакт налажен, и дело сделано почти наполовину. Затем он пригласил их в кафе, предложил широким жестом не стесняться в выборе закусок и рассказал романтическую историю, подбирая слова попроще и выражая всем видом взволнованность и серьезность.