- Да пусть хоть всю бочку осушат и крутят любовь с любой бабой в Плимуте, если хотят, но пусть делают это как люди, а не как скоты; для начала им не мешает мундиры почистить. - С брезгливой гримасой он отвернулся от стены, затем обратился ко мне: - А теперь давайте проверим, кому вы лучше делаете реверанс, мне или герцогу. Приподнимите платье, вот так; согните правое колено, так; перенесите тяжесть - впрочем, весьма незначительную - нижней половины тела на левую ногу, хорошо.
Давясь от смеха, я выполнила все, что он говорил. Меня очень забавляло, что полковник армии Его Величества дает мне уроки хороших манер на стене Плимутского замка.
- Поверьте мне, это не шуточное дело, - заметил он серьезно. - Неуклюжая женщина выглядит ужасно. Вот, теперь отлично. Еще раз… Великолепно. Стоило постараться, и все получилось. Все дело в том, что вы лентяйка, а братья вас мало шлепали. - С неподражаемым хладнокровием он одернул на мне платье и поправил кружева на плечах. - Я не желаю обедать с неряхой.
- А я и не собираюсь с вами обедать, - живо ответила я.
- Боюсь, больше вас никто не пригласит. Пошли, возьмите мою руку; я голоден как волк.
Он повел меня обратно в замок. К своему ужасу, я увидела, что гости в зале уже расселись за длинными столами, и слуги начали разносить блюда. Когда мы вошли, все повернули головы в нашу сторону, и присутствие духа оставило меня. Не забывайте, это был мой первый выход в свет.
- Давайте уйдем, - взмолилась я, потянув своего кавалера за рукав. - Нам же негде сесть, все места уже заняты.
- Уйти? Да ни за что на свете! Я есть хочу.
И, отстранив слуг, он решительно двинулся вперед, чуть не оторвав меня от пола. Продолжая вполголоса беседовать, гости уставились на нас, на какое-то мгновение передо мной мелькнуло лицо Мери, сидевшей рядом с Робином где-то в центре зала. Я заметила выражение ужаса и удивления в ее глазах; она торопливо прошептала что-то брату, несколько раз повторив, как я поняла по губам, слово "Онор". Но что я могла поделать: держась за бестрепетную руку Ричарда Гренвиля, я неслась, наступая себе на подол, прямиком к столу в дальнем конце зала, где чинно восседал герцог Бекингемский и графиня Маунт Эджкум и где пировала, вдали от простых людей, корнуэльская и девонширская знать.
- Вы ведете меня к столу, где сидит избранное общество, - запротестовала я, упираясь изо всех сил.
- Ну и что? - Он удивленно воззрился на меня. - Будь я проклят, если сяду где-то в другом месте. Эй, дорогу сэру Ричарду Гренвилю!
При звуке его голоса слуги вжались в стену, все головы вновь повернулись в нашу сторону, и я увидела, что даже герцог прервал беседу с графиней. Стулья быстро сдвинули, людей потеснили, и мы кое-как втиснулись за стол неподалеку от герцога. Леди Маунт Эджкум повернулась и бросила на меня ледяной взгляд. Ричард Гренвиль с улыбкой поклонился.
- Возможно, вы уже знакомы с Онор Гаррис, графиня, - произнес он. - Моя свояченица. Сегодня ей исполняется восемнадцать лет.
Графиня поклонилась в ответ, но по ней не было заметно, что известие произвело на нее большое впечатление.
- Не обращайте на нее внимания, - сказал мне Ричард Гренвиль. - Она совершенно глухая. Но, ради Бога, улыбайтесь и не глядите на всех остекленевшими глазами.
Я готова была умереть со стыда, но смерть не приходила; тогда я взяла кусок жареного лебедя, лежащий у меня на тарелке, и принялась есть. В этот момент герцог Бекингемский, подняв бокал с вином, повернулся ко мне:
- Я поздравляю вас с днем рождения, - громко произнес он.
Я пробормотала в ответ слова благодарности и тряхнула головой, чтобы упавшие локоны скрыли мои пунцовые щеки.
- Это пустая формальность, - прошептал Гренвиль мне на ухо. - Не берите в голову. У Джорджа уже не меньше дюжины любовниц, и, к тому же, он влюблен в королеву Франции.
Он ел с явным наслаждением, что, впрочем, не мешало ему всячески поносить соседей по столу, а так как он при этом не понижал голоса, то я уверена, что все слышали его слова. Мне самой было не до еды, во время всей трапезы я сидела словно рыба, которую вытащили из воды. Но наконец пытка подошла к концу, и Гренвиль помог мне встать из-за стола. Из-за выпитого вина, которое я глотала будто воду, ноги у меня стали ватными, и мне пришлось опереться на своего кавалера. Что было дальше, я вспоминаю с трудом: зазвучала музыка, раздалось пение, какие-то сицилийские танцоры, украшенные лентами, сплясали тарантеллу; их головокружительное вращение в конце танца довершило дело; я со стыдом вспоминаю, как мне помогли добраться до какой-то темной уединенной комнаты в глубине замка, где, подчиняясь законам природы, жареный лебедь покинул мой желудок навсегда. Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на кушетке, а Ричард Гренвиль держит меня за руку и промокает мне лоб платком.
- Вам нужно научиться пить вино, - сказал он строго. Я чувствовала себя совершенно разбитой, мне было стыдно, и на глаза навернулись слезы.
- Ну нет, - произнес Гренвиль, и его голос, до этого насмешливый и резкий, вдруг потеплел, - не надо плакать. В день рождения нельзя плакать, - и он вновь приложил платок к моему лбу.
- Я н-никогда раньше н-не ела жарен-ного лебедя, - сказала я, запинаясь, и закрыла глаза; воспоминания о пережитом позоре заставляли меня невыносимо страдать.
- Это не лебедь, это бургундское, - проговорил он. - Лежите тихо, сейчас все пройдет.
Голова у меня все еще кружилась, и я была так рада ощущать на лбу крепкую руку Гренвиля, словно это была рука моей матери. Мне совсем не казалось странным, что я лежу, ослабевшая и разбитая, в какой-то темной комнате, а Ричард Гренвиль ухаживает за мной, будто опытная сиделка.
- Вы мне сначала совсем не понравились. А теперь нравитесь, - сообщила я ему.
- Нелегко сознавать, что до того как понравиться, я показался вам настолько тошнотворным, что вас стошнило.
Я засмеялась, но тут же снова застонала: лебедь все еще давал о себе знать.
- Прислонитесь к моему плечу, - предложил он. - Бедная малышка, такое печальное завершение дня рождения.
Я почувствовала, как он сотрясается от беззвучного смеха, но его голос и руки были на удивление нежными, и я чувствовала себя очень хорошо рядом с ним.
- Вы похожи на Бевила, - сказала я.
- Вовсе нет, - ответил он. - Бевил джентльмен, а я обыкновенный прохвост. Я всегда был паршивой овцой у нас в семье.
- А Гартред?
- Гартред - сама себе голова. Вы, наверное, и сами это поняли в детстве, когда она была женой вашего брата.
- Я ненавидела ее всем сердцем, - сообщила я.
- Вас трудно осуждать за это.
- Она довольна, что опять вышла замуж?
- Гартред никогда не будет довольна, - ответил он. - Такой уж она уродилась, жадной до денег и мужчин. Она положила глаз на Энтони Дениса задолго до смерти вашего брата.
- И не только на Энтони Дениса, - заметила я.
- У вас были ушки на макушке, как я погляжу, - ответил он.
Я поднялась и поправила волосы, пока он одергивал на мне платье.
- Вы были очень добры ко мне, - произнесла я официально, внезапно вспомнив о своем возрасте. - Я никогда не забуду этого вечера.
- Я тоже, - ответил он.
- А сейчас, не могли бы вы отвести меня к братьям?
- Думаю, что могу.
Я вышла из темной комнатенки в освещенный коридор.
- А где же мы провели все это время? - спросила я с сомнением, бросив взгляд через плечо.
Он рассмеялся и покачал головой.
- Бог его знает. Скорее всего, граф Маунт Эджкум расчесывает в этом чуланчике свои волосы. - Он, улыбаясь, поглядел на меня, на мгновение его рука коснулась моей головы. - Кстати, я хочу сказать вам, что никогда еще не сидел рядом с женщиной, которую тошнит.
- Я тоже никогда еще так не позорилась перед мужчиной, - ответила я с достоинством.
Он наклонился и неожиданно подхватил меня на руки словно ребенка.
- И я никогда еще не проводил время в темной комнате с такой красавицей, как вы, Онор, без того, чтобы не добиваться ее любви, - сказал он и, прижав меня на секунду к себе, опустил на пол.
- А сейчас разрешите отвести вас домой.
Таков правдивый и верный рассказ о моей первой встрече с Ричардом Гренвилем.
4
Меньше чем через неделю после описанных событий меня отослали обратно в Ланрест к матери в наказание за плохое поведение, а дома замучили наставлениями, раз по двадцать на дню напоминая, как подобает вести себя воспитанной девушке моего возраста. Оказывается, я всех поставила в неловкое положение: Джо - тем, что сделала этот дурацкий реверанс герцогу Бекингемскому и, к тому же, оскорбила его жену Элизабет, усевшись обедать за стол, предназначенный для знати, куда ее не пригласили. Затем я бросила Мери на весь вечер, и многие видели, как я скакала на стене замка с каким-то офицером, и, наконец, далеко за полночь, в неприлично помятом и растрепанном виде вышла из отдаленной комнаты замка.
Такое поведение, строго заметила моя мать, возможно, навсегда лишит меня расположения света, и если бы был жив отец, то он, скорее всего, тут же отослал бы меня в монастырь года на два-три, чтобы за это время все позабыли о моих выходках. Но сейчас, когда отец умер… Больше она не могла ничего придумать и лишь горько сетовала на то, что мои замужние сестры Сесилия и Бриджит должны скоро родить м не могут пригласить меня к себе, и, значит, я должна остаться дома.
После Редфорда Ланрест казался мне очень скучным, потому что Робин остался в Плимуте, а младший брат Перси все еще был в Оксфорде. Таким образом, свой позор я несла в гордом одиночестве.