- Ничего себе! - возмущенно подпрыгнула на стуле дама, тряхнув круглыми розовыми щечками. - Кто вас вежливости учил, девушка? Что значит - приперлись? Кругом одно хамство! Ладно еще от родной дочери, это можно стерпеть, а от постороннего я не стану!
- Мам, заткнись, а? - то ли проныла, то ли простонала из-за монитора Наташка. - Заткнись, я прошу тебя…
Вздохнув, Леся кинула прощальный взгляд на красотку в шезлонге, потом посидела еще минуту, низко опустив голову и будто ожидая Наташкиных объяснений. Наташка подавленно молчала, поджав губы и низко опустив голову. Мама ее тоже молчала, глядя на дочь потерянно, чувствуя ее крайнее напряжение. Лесе даже ее жалко стало - не хотела бы она попасть в такое неудобное положение. И тут же она одернула себя насмешливо: давай-давай, еще раз Наташку пожалей. Ты же у нас добрая-съедобная, так что давай, выдай очередную порцию душевного сочувствия.
Так мама с дочкой и промолчали, пока Леся одевалась и собирала свои котомки. Открывая дверь, Леся оглянулась на Наташку, ожидая, что она таки поднимет на нее глаза. Нет, не подняла. "И впрямь, черт принес так не вовремя Наташкину маму! - подумала Леся. - Так бы шла она сейчас, ругала бы себя за добрый поступок - все бы ей лучше было. По крайней мере, осознание полезности сделанного грело бы душу. А сейчас на душе ничего нет. Пустота. Досада. Интересно, как она будет Ильке объяснять свое увольнение? Господи, а Ритке?!"
Зимний день готовился к сумеркам - оплывал под грустной серостью низкого снежного неба. Самое тяжелое время суток, между прочим. Не день и не ночь. Время для самоубийц и отчаявшихся. День кончился, в ночь заползать не хотелось. Там еще хуже. Вон трамвай идет - под рельсы броситься, что ли?
Леся содрогнулась, представив себя под трамваем. Было в этой картинке, да и в самом чувстве крайнего отчаяния что-то совсем детское, девчачье, как в стишках-страшилках, которыми они с Веркой увлекались в детстве. Что-то из серии: трамвай переехал отряд октябрят…
Заверещал в кармане куртки мобильник, и Леся осторожно глянула на дисплей. Ага, Илька звонит. С домашнего телефона. Домой пришел из школы, значит. Молодец.
- Да, Илюш… - ласково проворковала Леся в трубку. - Ты уже дома, как я поняла?..
- Лесь, ты только не пугайся, ладно?
- А что такое? - тут же испугалась она. - Что случилось, Илья?
- Да ничего особенного. Говорю же, не пугайся. Я тут подрался немного.
- Ты? Подрался? Не может быть! Ты ж не умеешь!
- Ну, не подрался, меня побили… Пусть будет так, какая разница?
- Сильно побили?
- Как тебе сказать?.. Губу расквасили, и еще глаз заплыл, плохо открывается. Фингал порядочный сядет. Так что ты не пугайся, ладно? И еще это… У меня бок сильно болит…
- Я сейчас приеду, Илюш… А завтра в больницу сходим! Надо же рентген сделать. А вдруг у тебя ребро сломано?
- Да зачем, Лесь? Не надо.
- Ладно, я уже в дороге. Намочи пока полотенце холодной водой, приложи к лицу. И жди меня. Я скоро. Горе ты мое луковое.
* * *
Дверь ему открыла домработница Роза - неуклюжая худышка с постоянным румянцем на юных смуглых щечках. Андрей уставился на нее удивленно, будто не узнал - Розино маленькое личико было бледным, глубоко сидящие раскосые глаза припухли от слез. Из кухни доносились громкие голоса - в основном тещенькин, сердито бубукающий, перекрывающий Анькин высокий тенорок.
- Ты чего это, плакала, что ли? - Андрей заботливо склонился к Розе, и она торопливо отвернула лицо в сторону, махнув рукой.
- Что случилось, Роза? - требовательно встряхнул он ее за худые плечики.
- Да ничего, ничего… Хозяйка вечером кольцо потеряла, а утром у себя в сумочке нашла…
- Понятно. Потом извинилась перед тобой?
- Да ладно… Нашла, и слава богу.
- А сейчас они чего разоряются? - мотнул Андрей головой в сторону кухни.
Роза пожала плечами.
Совсем зашугали девчонку, подумал Андрей. Надо бы на место барынь поставить, давно он по столу кулаком не стучал. Хотя сегодня, пожалуй, не время. Сегодня он и сам виноватый - дома не ночевал. Что ж, пойдем на разборки…
- Ты где всю ночь шлялся, сволочь?
Анька налетела на него, едва он ступил за порог кухни. Но возмущение ее было фальшивое. И сама постановка вопроса фальшивая, театральная, будто выхваченная из юмористической телепередачи "Кривое зеркало". Специально для благодарных зрителей. Для мамы то есть. Чтоб видела мама, в каких ежовых рукавицах дочка своего мужика держит.
Вообще, по сложившейся с Анькой давней договоренности, у него право на такой загул имело место быть. Мама ее долго к этому приучала. Пусть, мол, мужик расслабится, посидит в компании друзей. Ему надо. Иначе озвереет. Анька поначалу, конечно, с большой неохотой к его расслабухам относилась, а потом ничего, привыкла. Да он и не злоупотреблял. Тем более поводов для ревности ей никогда не давал. А тещенька - та мудростей да тонкостей супружеских отношений не понимает, ей этот спектакль как воздух нужен, чтоб с криком, чтоб со скалкой наперевес. Хотя скалка у нее в нынешней барской жизни не в чести оказалась. Теперь, в нынешней культурности, она больше выражением лица работала, презрение к нему изображала. Андрей сам давеча слышал, как она читала дочери статью из модного женского журнала "Космополитен". Громко читала, с уважением и придыханием. Для нее этот самый "Космополитен" теперь - как Библия для верующего. Кладезь премудрости. Раньше бы наперед Аньки варежку раззявила, а теперь молчит. В той статье как раз речь и шла о том, каким порядком надо теще с зятем общаться. Если, мол, у молодых разборки пошли, то встревать в них старшему поколению не советуется. Надо отойти и помолчать культурненько. Дать молодым выплеснуться. Ну раз надо, так надо. Раз написано про "выплеснуться", вот Анька и старается. Все по писаному, как мама в журнале вычитала.
- Ты же сама знаешь, где я был. У Кирюхи. Где еще-то?
Наверное, он слишком спокойно ей ответил, равнодушно даже. Не по статье. Потому что Анька, взглянув на маму растерянно и вопрошающе, выкрикнула совсем уж невпопад:
- А на фига ты там был?
Вот те на! Зрасте, приехали. Как будто она не знает, зачем он к Кирюхе ездит.
- Да мы книжку вместе читали… А потом всю ночь обсуждали прочитанное.
- Какую книжку? - опешила Анька, уставившись на него подозрительно. С юмором у нее всегда было плоховато.
- Да беленькую такую… Интересная такая книжица, занятная. Хочешь, тебе тоже принесу? Вместе почитаем?
Анька моргнула, скуксилась, снова кинула растерянный взгляд на мать. Не удался нынче спектакль, явно не удался. Да и тещенька заветы журнала "Космополитен" по "невстреванию" старшего поколения на секунду подзабыла, взвилась тут же криком:
- Чего ты нам тут заливаешь, алкоголик окаянный? Нашел дурочек с переулочка! Блыкал где-то всю ночь, так и скажи! По бабам, поди, шастал! А жена тут с утра в гул воет, волосенки на себе рвет!
- Зачем? - повернулся он к Аньке, дурашливо улыбнувшись. - Анька, ты зачем себе на голове волосенки рвала? Совсем с ума сошла, что ли?
- Мам… Да он правда у Кирюхи был… - не выдержав больше непривычного актерства, рассыпалась горошинами смешинок Анька. - Не видишь, он с похмелюги какой? От него несет, как от Феди Хламова…
Андрей посмотрел на нее, хмыкнул недовольно - это уж, простите, чересчур. На такое сравнение он, простите, не согласен! Федя Хламов был соседом по старому дому с городской окраины, где он всю жизнь прожил с матерью и куда привел законную супругу Аньку. Препротивнейшим существом был Федя Хламов. Немытым, брюзгливым, жадным. Тащил с окрестных помоек в дом все, что глаз видит, ничем не брезговал. Из его квартиры такая вонища иногда перла, что пройти нельзя, носа не зажав. Запах похмельного перегара по сравнению с тем запахом - просто амброзия душещипательная, и сравнить нельзя.
- Не нравится - не нюхай… - буркнул он сердито, по-хозяйски садясь за стол. - Зачем-то Федю ко мне приплела?.. Ну, выпили, с кем не бывает? Сейчас позавтракаю, душ приму и как огурчик буду. Федя-то тут при чем?
- Да ладно… Я и сама не поняла, чего брякнула. С языка сорвалось, - примирительно покивала головой Анька. - Расскажи лучше, как там Кирюха живет? Не женился еще?
- Чего он, с ума сошел, жениться? Зачем?
- А ты зачем женился?
- Да дурак был.
Конец перебранки получился уже классически беззлобным. Они всегда именно на этом обстоятельстве - зачем женился, дурак был - и заканчивали свои ссоры, и расходились по своим делам, провожаемые мамиными насмешливыми взглядами. Но то ж были взгляды мамины, царствие ей небесное. Тещеньку такой конец "взаимного выплескивания" совсем не устроил. Вон как глазенки прищурила, так и бьет из них электричеством.
- Аньк, ты чё, совсем с глузду съехала? Поверила ему, что ли? Мужик плетет, чё ни попадя, а ты и уши развесила! С мужиками он водку всю ночь пил, надо же… Да ты папаню своего родного вспомни, вспомни! Он тоже мне про пьянку заливал, а сам к Зинке Сердюковой, к шалаве леспромхозовской, ночами шастал.