Глава 16
Это был Лес. Он уже несколько дней не брился, на нем была та же одежда, в которой я видела его в доме Люси. Короткие волосы сбились на сторону и примялись.
- О Господи, Лес! Что ты делаешь в моей машине?
Лес потер глаза.
- Мне же нужно где-то спать. И потом, я хотел поговорить с тобой. Кстати, куда ты едешь?
- К родителям, в Ноэ-Вэлли.
- Отлично. Высадишь меня на углу Шестнадцатой и Миссии.
- Как ты попал в машину?
Лес показал мне короткий плоский кусок металла:
- Отмычка.
- Отмычка, - повторила я, подражая его прозаичной интонации. - У тебя что, передоз "Полицейских"? Нельзя просто так взламывать в чужие машины!
- Я знал, что ты не рассердишься.
- Ты знал, что я не рассержусь? Да этой машине всего полгода! Если ты сломал замок, я тебя прикончу!
- Не прикончишь. - Он ухмыльнулся, и в усмешке промелькнул намек на его прежнее самомнения. Даже в тяжелых обстоятельствах он все еще оставался классным.
- Ты прав, не прикончу. - Я отвернулась и завела двигатель. - Как ты вообще? В порядке?
- О, со мной все супер, Энджи, просто чертовски хорошо! Полиция следит за моим домом, я ночую в чужих машинах, они допрашивают всех моих друзей - что может быть лучше?
- Мне жаль, Лес, но я тебе говорила - не пускайся в бега, - отозвалась я и подумала, что говорю в точности как мать.
- Ты сделала запись, как я просил? Получилось что-нибудь?
- Не знаю. Но я отнесла ее в полицию, как ты и хотел.
Лес рванулся ко мне, стукнувшись о спинку сиденья.
- И что они сказали? Собираются кого-нибудь арестовать?
- Инспектора это не убедило. Он сказал, полиция уже давно за ними наблюдает, но ничего противозаконного не заметили. Правда, копию видео он сделал, но; думаю, это только для того, чтобы подбодрить меня. - Я посмотрела в зеркало. Лес потирал небритый подбородок.
- Копай глубже, Энджи. Должно быть какое-то другое место, или пусть они пригласят тебя к себе домой, или еще что-нибудь…
- Я копаю глубоко, Лес. Глубже, чем ты думаешь.
Мы доехали до угла Шестнадцатой и Миссии. На улице было полно зевак. Я перестроилась на автобусную полосу и остановилась.
- Посмотри на меня, Энджи, - сказал Лес.
Я посмотрела, он напряженно уставился мне в лицо.
- Ты тоже знаешь этого парня, так?
Я промолчала, но он и не ждал ответа.
- Энджи, вот он и станет твоим пропуском. Заставь его разговориться, пусть он расскажет тебе, что случилось с Люси. Я уверен, он и есть… - Дрожа от возбуждения, Лес навис надо мной.
- Прекрати! - заорала я. - Ты его не знаешь! Откуда мне знать, что это не твоих рук дело, Лес? И я должна помочь тебе прикрыть задницу, подставив другого человека?
Лес медленно выдохнул сквозь сжатые губы.
- Он тебя зацепил, Энджи, да? Ты говоришь в точности как Люси. А если хорошенько подумать, той выглядишь как она. Бледная, нездоровая. Глаза бешеные. - Он печально посмотрел на меня, протянул руку и положил ее мне на плечо. - Энджи, есть один человек, его зовут Николай Блалок, он изучает вампиров. Может быть, он сумеет помочь тебе разорвать чары. Я его нашел, когда пытался вытащить Люси с этого шабаша ведьм.
- И он помог?
- Нет. Люси отказалась с ним разговаривать.
- И где этот Николай?
- Не знаю, я разговаривал с ним только по телефону. У него есть веб-сайт, называется vampire-hunter.com. - Лес взялся за дверную ручку.
- Лес, как мне тебя найти, если что?
- Никак. Я сам с тобой свяжусь, когда понадобится. Будь осторожна, Энджи. Похоже, сейчас тебе помощь требуется больше, чем мне.
И он в одно мгновение растворился в толпе.
Чтобы добраться до родителей, я свернула на Долорес-стрит, широкий бульвар с зелеными островками пальм по центру, проехала Мимо Миссии Долорес, в чью честь названа улица, и по непонятным для самой себя причинам припарковалась. Старая Миссий Долорес - глинобитное строение с известковой побелкой, широкими низкими колоннами и красной черепичной крышей было построено в 1790 году и считалось самым старым зданием в городе. Я видела его на фотографиях девятнадцатого века. Оно и тогда выглядело почти так же, как сейчас. Его тогда окружали лишь грязь да животноводческие фермы. Построенный рядом с ним грандиозный собор затмевал небольшое глинобитное строение, но туристы посещали в первую очередь Миссию.
Район, в котором я выросла, находился всего в нескольких кварталах отсюда, за следующим холмом, и мы довольно часто ходили на службы в церковь Святого Филиппа, а по особым случаям вроде Рождества или Пасхи посещали мессу в соборе Миссии Долорес.
Я поднялась по широким бетонным ступеням в церковь. Она была пустой, но в воздухе витал запах ладана после утреннего богослужения. Статуя Иисуса на кресте светилась, будто только что покрашенная, и даже издалека я хорошо видела кровь на его руках, ногах, груди и лбе. Глаза под тяжелыми веками смотрели в небо, возможно, в ожидании освобождения от земных испытаний. Я села на самую дальнюю скамью и стала смотреть на статую. Когда-то давно Эрик был религиозен до такой степени, что собирался посвятить свою жизнь Богу. Интересно, что он думает о Нем сейчас, и вдруг мне вспомнились слова моего отца: "В окопах нет ни одного атеиста". Раз уж я оказалась здесь, то решила помолиться.
"Дорогой Господь, - произнесла я про себя. - Пожалуйста, присматривай за мной. Я больше ничего не понимаю и не знаю, к кому обратиться за помощью. Ты знаешь кое-что о зле и оберегаешь от него людей, так, может быть, пошлешь мне знак? - Я сомневалась, стоит ли говорить что-нибудь про Эрика, а потом сообразила, что если уж Бог в самом деле существует, Он все знает сам и об Эрике, и о моих чувствах к нему. - Скажи, как мне быть с Эриком. И пожалуйста, присмотри за Люси. Я очень надеюсь, что она сейчас наверху, с тобой". На всякий случай я еще и перекрестилась.
Я вышла из церкви, погода была великолепной. Точнее, я бы так сказала раньше, до того как прониклась отвращением к солнцу. Стоял чудесный октябрьский день, ясный, чистый и теплый, с залива дул соленый ветерок. Я наслаждалась теплом, но свет меня угнетал. Отыскав на заднем сиденье бейсболку, я натянула ее пониже и поехала вверх по холму, к дому родителей, понадеявшись, что смогу войти, пообедать и уехать, не рассказывая слишком много о случившемся. Но это будет сложно. Обычно мои родители выкачивают из меня сведения о моей жизни, как бурой вышка - нефть.
Родители живут на тихой улице в Ноэ-Вэлли, в доме, купленном еще дедушкой в 1955 году. Дед был пожарным, как и мой отец, и погиб во время пожара на складе, когда я еще была младенцем. С тех пор мы все жил и вместе - родители, бабушка, брат, сестра и я. И пользовались одной ванной. Я всегда умела принять душ быстрее любого моего знакомого.
Отец подстригал живую изгородь на лужайке размером с почтовую марку. Худощавый, жилистый Фрэнк Маккафри казался скорее моим братом, чем отцом, но это и понятно - я родилась, когда ему было всего восемнадцать. Единственными признаками его возраста были морщинки вокруг глаз, когда он смеялся - что случалось очень часто.
Когда я въехала на дорожку, папа отложил ножницы.
- Мэм, вам нельзя тут парковаться, это частная собственность. - Он грозно нахмурился.
Сдаваясь, я подняла руки:
- Все-все-все, ты победил!
Он подошел и стиснул меня в медвежьем объятии. От него пахло свежескошенной травой и потом.
- Рад, что ты приехала, милая. Мы прочитали про Люси Уэстон в утренней газете.
Я тоже обняла его, зная, что больше он ничего по этому поводу не скажет. Работая пожарным, папа не раз сталкивался со смертью и справлялся с этим при помощи пива и молчания.
- Иди поздоровайся с мамой, она беспокоится о тебе.
Я открыла дверь и вошла в прихожую. Риелторы называли дом, в котором я выросла, "сказочным коттеджем", имея в виду, что он очень маленький. Слева находилась гостиная, а ступеньки справа вели в три крохотные спальни и ванную комнату. В конце прихожей располагались столовая и недавно переоборудованная кухня, выходившая на задний двор. Все, кроме кухни и ванной, относилось примерно к 1895 году.
Дом заполняли звуки оркестра гамелан - на мой вкус, кто-то ритмично колотил по сотне кастрюль. Музыкальные пристрастия моей мамы всегда отличались эклектичностью.
Сейчас она в окружении грязных кастрюль и сковородок занималась спанакопитой - равномерно размазывала шпинат по тонким пластам слоеного теста и посыпала сверху сыром. Когда она готовила, то наотрез отказывалась мыть кастрюли или хотя бы убирать их подальше, боясь нарушить творческий процесс. Я неплохо научилась у нее готовить, но боюсь, что это умение заржавело за ненадобностью.
- Привет, мам. А я рассчитывала на мясной рулет…
Мама подняла руку, призывая меня к молчанию, взяла тончайший пласт слоеного теста и начала искусно сворачивать прямоугольник в треугольник. Я молча наблюдала, а она свернула и второй тоже, положила оба на противень к дюжине остальных и засунула в духовку. Потом она вытерла руки полотенцем и только тогда подошла ко мне и обняла.
Ее пышная грудь прижалась к моей. Этого я от мамы не унаследовала. И шелковистых белокурых волос, стянутых сзади двумя заколками, чтобы не падали на глаза, тоже.
- Если хотела мясной рулет, нужно было предупредить заранее. - Она отодвинула меня от себя на расстояние вытянутой руки. - Как ты, милая?
Я не могла ответить ей: "Прекрасно", - как все остальным. В уголках глаз закипели слезы, я быстренько смахнула их, чтобы она не заметила, и спросила:
- Фрэнки и Теа тоже придут?