Глава 3
- Мой волшебный цветок! - сказал Леонард миссис Ченг. - Моя изысканная желтая жемчужина! Где, черт возьми, мои шлепанцы!!!
- Моя ставить под кровать.
- Вот как, под кровать? - Он выпрямился, опираясь на трость, и посмотрел на китаянку очень-очень сверху вниз. - И каким образом я со своими негнущимися сочленениями и сердцем на последнем издыхании, каким образом я должен их оттуда выуживать? Или, может быть, дряхлому старику полезно ползать на брюхе по полу?
Миссис Ченг продолжала помахивать метелкой для пыли - туда-сюда, туда-сюда, как автомат. - Ну?!
- Моя знать - так положено.
- Ни черта так не положено! Видно, придется мне таскаться по дому в одних носках!
- Так положено.
Леонард наслаждался каждой секундой этого диалога. Он в самом деле обожал миссис Ченг, и потом неделя выдалась не из легких. Человек заслуживает немного простых радостей.
- В этом доме создалась нездоровая атмосфера, - доверительно сообщил он. - Что-то вроде ядерного конфликта. Чревато самыми ужасными последствиями. Вот ведь никогда не подумаешь! Сбил старую каргу - и на тебе, ядерный гриб.
- Моя не знать, - был ответ.
Китаянка прошагала к раковине и принялась убирать наставленные там пузырьки с лекарствами.
- А я очень хочу знать, какой черт… - Леонард повернул трость ручкой вниз, пошарил под кроватью и выудил сперва одну тапочку, потом другую, - какой черт дернул Джеймса выехать, когда он знал, что без очков ни черта не видит?
Миссис Ченг не ответила, истово надраивая смеситель.
- Теперь таскается к этой старой карге, шаркает перед ней ножкой. Кейт это не по нраву, а, спрашивается, почему? Сама все время отирается среди дряхлых и немощных, а Джеймсу, видите ли, нельзя зайти в гости к безобидной старушенции? Почему, я тебя спрашиваю?
- Моя не знать, - сказала миссис Ченг. - Твоя хотеть кофе?
- Кофе я бы выпил, но не твоего. Во всем мире не найдется китаезы, который умел бы приготовить кофе. Ты хоть понимаешь, какую бурду варишь?
- Моя твоя не понимать! - отрезала китаянка, расставляя назад пузырьки.
- Люблю женщин с перчиком! - восхитился Леонард. - Немного здоровой перепалки никогда не повредит, ты уж поверь старику. В Кейт перчик имеется, да-с. Как думаешь, у Джеймса с той старой каргой есть что-нибудь общее, кроме возраста?
- Твоя не говорить про возраст, - с тем же замечательным внешним бесстрастием высказалась миссис Ченг. - Твоя сама старая. Твоя скоро будет сто лет.
- Да уж, я старый негодяй, - с нескрываемым удовольствием произнес Леонард. - Где же наконец кофе? Долго еще ждать? За что тебе только деньги платят, ты, невежественная крестьянка!
Сунув метелку в бездонный карман, китаянка принялась сворачивать шланг пылесоса.
- Я вот узнаю, сколько ты тут у нас зарабатываешь…
- Мало, но за вас мне приплачивают, иначе ноги бы моей тут не было, - сказала миссис Ченг, внезапно теряя свой дремучий акцент.
К кофе Джеймсу было предложено весьма ординарное печенье в восьмиугольной жестяной коробке - китайской, если судить по орнаменту из журавлей и пионов. Жестянка была древняя и видавшая виды, как и все остальное в тесной душной гостиной мисс Бачелор, за исключением разве что приемника. Мисс Бачелор высоко ценила этот прибор: он исключительно хорошо ловил Би-би-си и тем самым скрашивал ей долгие одинокие ночи.
Надо сказать, гостиная поражала не только обилием старого хлама, но и своим редкостным унынием. Мисс Бачелор была так же неспособна украсить свое жилище, как и себя самое, и принимала этот факт с достоинством.
- Как вы, без сомнения, заметили, - сказала она Джеймсу, - дизайнер из меня никудышный. То, что я умею воспринимать прекрасное, мало помогает мне в повседневной жизни.
Часть мебели была еще викторианской, то есть тяжеловесной и как бы раздутой, часть словно перекочевала сюда из дешевых меблированных комнат и неприятно выделялась своим крикливым глянцем. Кресло, в котором сидел Джеймс, было прежде всего удивительно неудобным, а чехол все время сбивался. Ковер неплохо было бы как следует вычистить, а занавески отгладить. За приоткрытой дверью, замок на которой, должно быть, давно разболтался, виднелась кровать под застиранным стеганым покрывалом, некогда малиновым, а теперь тускло-бурым. Единственным источником позитивных эмоций были стены, увешанные репродукциями любимых итальянских живописцев хозяйки, вроде Беллини и Джорджоне, и копиями барельефов Гиберти и делла Роббиа.
Против всех ожиданий, это даже не была отдельная квартира. Дом на Кардиган-стрит принадлежал невестке мисс Бачелор, и здесь ей было отведено всего два помещения. Невестку Джеймс встречал у входа, как раз она и отворяла ему дверь - неприветливая женщина, вдова, снедаемая одиночеством и ипохондрией. Впрочем, она и раньше была не слишком счастлива, не в силах простить мужу его более высокого интеллекта. Позже это негодование обратилось на Беатрис. Гость мужского пола, да еще с бутылкой хереса, не говоря уже о цветах, явился для вдовы прямо-таки личным оскорблением.
В свое третье посещение дома на Кардиган-стрит Джеймс имел неосторожность воскликнуть:
- Миссис Бачелор, как хорошо вы сегодня выглядите!
- Вы окончательно восстановили ее против себя, - заметила Беатрис. - Она ни минуты не сомневается, что это едкая насмешка.
- И что? Она вас выставит за порог?
- По крайней мере попробует: спрячет мою масленку, не впустит мою кошку или что-нибудь в этом роде. Но я уже научилась облекать себя в мантию восточного бесстрастия. Это ее, во-первых, раздражает, а во-вторых, заставляет отступать.
На ногах Беатрис под простецкими колготками все еще виднелось несколько жуткого вида синяков. Джеймс дал себе слово не прекращать визитов, пока они совершенно не побледнеют, хотя уже в самый первый раз, когда он начал многословно распинаться насчет своих глубоких сожалений, Беатрис перебила его, сказав, что не желает больше об этом слышать.
- Мы оба пострадали, мистер Маллоу. Пострадало наше достоинство. Возвращаясь к этому прискорбному случаю, мы будем заново терять его в своих воспоминаниях.
Цветы - горшочек живых гиацинтов - неописуемо порадовали Беатрис, да и херес тоже.
- Были в моей жизни моменты, когда я употребляла этот напиток, и притом в больших дозах. В очень больших, - сказала она задумчиво. - Например, когда приходилось ехать в Грецию в одиночку, просто потому что было не с кем. Вид этой бутылки вызывает в душе двойственный отклик: стимулирует и при этом навевает грусть. Но случались со мной и авантюры.
- Какие же? - полюбопытствовал Джеймс.
Беатрис отвела взгляд.
- Это было как-то связано с мужчинами? - не унимался он.
Она не ответила.
- О! Мисс Бачелор! - воскликнул он с неожиданным для себя оттенком игривости. - Я чем дальше, тем больше рад, что зава… повалил вас.
В ходе знакомства выяснилось, что, помимо острого ума, Беатрис обладает рядом других достоинств. Например, она не признавала условностей - возможно, потому, что много лет работала в женской школе и уволилась только ради ухода за престарелыми родителями (на редкость хлопотливого и долгого ухода, прежде чем оба они отправились в лучший мир).
- Я любила отца и мать, - спокойно объяснила она Джеймсу, - но никто из них ни чуточки мне не нравился.
Наследство было крохотное, его хватило лишь на то, чтобы кое-как устроиться брату с женой и пристроить ее, Беатрис.
- Брат был человек непрактичный и - это еще мягко выражаясь - слабохарактерный. Настоящий подкаблучник. Из-за жены всю жизнь просидел в секретарях у мелкого нотариуса. Я отдавала (и теперь отдаю) на хозяйство всю пенсию, которую, увы, едва можно разглядеть невооруженным взглядом.
- На Грецию уже не выкроить? - сочувственно предположил Джеймс.
- Те поездки обходились не так уж дорого. Я имею в виду в финансовом смысле, - хмыкнула Беатрис.
Разумеется, он не преминул поделиться пикантной информацией с Кейт.
- Как думаешь, что там у нее было, в этих поездках? Если уж заграница обходится дешево, значит, кто-то платит за удовольствие! Вообрази, молодой красавец показывает ей достопримечательности, а она с ним расплачивается натурой. Черт, даже как-то романтично! Вино, свежий хлеб, подарки, а потом любовь под раскидистой оливой…
Кейт не разделила этих восторгов. У нее был хмурый, отчужденный вид. Она сказала, что Джеймс выставляет в дураках и себя, и бедняжку мисс Бачелор, а когда он попробовал спорить, резко оборвала разговор.
- Ого! - сказал Леонард. - Ревнует.
- К кому это? - изумился Джеймс. - К мисс Бачелор, что ли?!
- Я не настолько туп, как думают некоторые, и в этих делах разбираюсь.
- Старый ты провокатор!
Отложив газету, Леонард долго смотрел на племянника и наконец сказал:
- А ты старый болван.
Почему это болван? - удивился Джеймс. Потому что без труда вписался в убогую, безобразную обстановку гостиной мисс Бачелор? Потому что там он чудесным образом в ладу с самим собой? Потому что легко нашел общий язык с нелепой старой девой? Он чувствовал себя в сто раз больше болваном там, где предпочитала бывать Кейт, - в местах сборищ отбросов современного общества, людей без будущего, без настоящего, а порой и без прошлого, людей с выжженной душой.
И почему не сама Кейт, а Леонард ставит ему это в вину?
- Я живу с женщиной на двадцать пять лет моложе, - сказал Джеймс Беатрис в свой третий визит. - И с ее дочерью, которой четырнадцать. И с моим дядей, которому восемьдесят пять.
- Богатая коллекция.