И на этой ноте Мэри ввела пароль в компьютерную систему, и сердце забилось за ребрами, живот скрутило, ее начало подташнивать. Для истинных любителей социальных сетей, она считалась в этом деле дилетанткой, анти-Кардашьян… и, тем не менее, каждый вечер, но всего раз в сутки, она заходила в "Фейсбук".
И молилась, чтобы ничего не обнаружить.
Она вошла в группу в "Фейсбук", предназначенную только для членов расы. Созданная Ви после набегов, группа находилась под модерацией Фритца, информационная служба позволяла связываться в пределах вампирского сообщества относительно всего - начиная с координат Убежища - зашифрованных, разумеется - и до гаражных распродаж.
Просмотрев сообщения за последние сутки, Мэри шумно выдохнула. Ничего.
От облегчения закружилась голова и офис вокруг… но потом она зашла в группу на "Яху!". Рецепт для медленноварки. Встреча вязального кружка… продажа снегоуборщика… вопрос о том, где можно починить компьютер…
Тоже ничего.
- Спасибо, господи, - прошептала она, пометив очередной галочкой цифру на календаре.
Почти конец декабря, и значит, прошло два месяца. К маю? Они перейдут на следующий этап.
Когда тахикардия отпустила сердце, Мэри задумалась, как, черт возьми, ей пережить эту Ай-Ти-пытку еще сто тридцать раз? Но у нее не было выбора. Хорошо хоть, что у нее получалось придерживаться графика проверки один-раз-за-ночь. Иначе она бы заглядывала в гребаный телефон каждые пятнадцать минут.
Но она должна вести себя честно по отношению к возможным родственникам. Аннулирование родительских притязаний - серьезное дело, не имевшее прецедентов в истории вампиров, поэтому ей, Мариссе, как главе Убежища, Рофу, Слепому Королю, и Сэкстону, главному юрисконсульту Короля, придется разработать алгоритм, предоставляющий приемлемый срок уведомления.
Но у чувств нет срока ожидания, и родители, любившие своих детей, не могли притормозить свои сердца.
Марисса, словно уловив ее мысли, показалась в дверном проёме.
- Есть что-нибудь?
Мэри улыбнулась своей начальнице и по совместительству лучшей подруге.
- Ничего. Клянусь, я никогда и ничего не ждала так, как жду этого мая.
- Знаешь, у меня всегда было хорошее предчувствие по этому вопросу.
- Я боюсь сглазить, поэтому промолчу. - Мэри снова сосредоточилась на календаре. - Слушай, следующим вечером меня не будет. У Битти назначен медосмотр.
- А, точно. Удачи… Жаль, что приходится ехать ради этого к Хэйверсу.
- Док Джейн сказала, что ей не хватает знаний. Педиатрия у вампиров, очевидно, имеет свои особенности.
Марисса нежно улыбнулась.
- Что ж, у нас с братом все сложно в отношениях, но я никогда не ставила под сомнение его способность предоставить пациентам должное лечение. Битти в надежных руках.
- Я все равно осталась бы с ней в учебном центре. Но, в конечном итоге, первостепенное значение имеет то, что правильно для нее.
- Это называется "быть хорошим родителем".
Мэри посмотрела на свой браслет.
- Воистину.
Глава 3
- Элиза! Только не говори, что ты ходишь в университет!
Ее отец вышел из своего кабинета, напоминая бешеного быка так, как это только может тонкий, словно трость, утонченный аристократ… в общем, получался даже не бык, а скорее европейский принц, отчитывающий дворецкого. Феликс Младший не смог справиться с прилившей к лицу краской, весьма несвойственной ему, и даже не застегнул свой пиджак, когда выскочил из-за стола ей навстречу.
Если бы он был простым гражданским, то наверняка бы начал швыряться мебелью и сыпать в воздух разными вариациями ругани на букву "Б".
И встречая его, Элиза внезапно вспомнила строчку из сериала "МЭШ": "Во-первых Винчестеры не потеют, а покрываются испариной. И во-вторых, я не покрываюсь испариной".
Или что-то в этом духе. Нельзя не любить Чарльза Эмерсона Уинчестера III.
- Объяснись!
Было несколько вариантов, подумала Элиза. Отрицать, отнекиваться до последнего, но рюкзак висел на ее плече, она была покрыта вездесущими снежинками, и ранее вечером сказала, что останется дома с книжкой. Он не купится, во-первых, и, во-вторых, она сама ненавидела ложь. Второй вариант - пройти мимо, но так нельзя… воспитание не позволяло ей грубить старшим.
Ииииии, оставался последний вариант.
Правда.
- Явернуласьвуниверситет. - Когда отец нахмурился, подавшись вперед, она повторила громче и медленней: - Да, я вернулась в университет.
Отец шокировано молчал, и Элиза изучала его так, словно впервые видела. У него было лицо римского патриция, рафинированные черты доведены до идеальности благодаря хорошей родословной, настолько, что глазами можно видеть его принадлежность к мужскому полу, но мужественность в нем была не кричащей, а скорее тихой и ненавязчивой. Темные волосы, хотя она сама была блондинкой, и глаза бледно-серые, не синие. Но у них был одинаковый акцент, как и осанка, эмоциональный облик и… моральные критерии.
Поэтому да, Элиза чувствовала, что сделала что-то плохое. Хотя она давно пережила превращение, была совершеннолетней, особенно по человеческим стандартам, и не сделала ничего предосудительного, просто провела три часа в библиотеке, изучая курсовые.
- Ты… как ты… как ты посмела… - Отец не сразу смог закончить предложение. - Я запретил там появляться! После набегов я недвусмысленно дал понять, что это небезопасно, и что тебе запрещено там появляться! И это было до…
Элиза закрыла глаза. Он не договорил, потому что это была Тема, Которую Нельзя Обсуждать.
Имя Эллисон не произносили вслух с той ночи, когда им сообщили о ее смерти. Они даже не провели Церемонию ухода в Забвение.
- Так, что?! - потребовал отец. - Что ты скажешь в свое оправдание?!
- Отец, прости, но я…
- Как можно быть такой безответственной! Если бы мамэн была жива, ее бы хватил удар! Как давно это продолжается?
- Год.
- Год?!
В этот момент из задней половины дома примчался дворецкий, словно услышал шум и испугался, что какой-то сумасшедший ворвался в особняк, за который он нес ответственность. Когда доджен бросил один взгляд на ее отца? Он скрылся быстро, как мышь при виде кота.
- Целый год?! - прошипел ее отец, его голос дрожал. - Как ты… как ты обманывала меня? Столько времени?
Элиза сняла рюкзак и поставила между ног.
- Отец, что мне оставалось?
- Сидеть дома! В Колдвелле опасно!
- Но набеги закончились. А когда они произошли, убийцы нападали на вампиров, не на людей. Это человеческий университет…
- Люди - животные! Тебе известно, какой вред они наносят друг другу! Я смотрю новости… пистолеты, насилие! Даже если они не признают в тебе другой биологический вид, ты могла попасть под огонь!
Подняв глаза к потолку, Элиза пыталась подобрать нужную комбинацию слов, которая могла бы все наладить.
- Мы не станем обсуждать это здесь. - Отец понизил голос. - В мой кабинет. Сейчас же.
Когда он ткнул пальцем в сторону открытой двери, Элиза подняла рюкзак и направилась в кабинет. Отец шел по ее пятам, маршируя, и она не удивилась, когда он захлопнул резную дверь, запирая их наедине.
Комната была красивой, в камине потрескивал огонь, оживленное пламя мерцало возле кожаных кресел, первые издания книг расставлены на полках, на стенах висели масляные картины с изображением охотничьих собак, которые отец привез из Старого Света.
- Сядь, - отдал отец тихий приказ.
Она знала, где он хотел ее видеть, и подошла к креслу напротив его стола, опустилась на антиквариат, не выпуская рюкзак из рук. Последнее, что она хотела - чтобы отец забрал его.
Во время их противостояния рюкзак символизировал для нее свободу.
Феликс сел за стол и свел пальцы, словно пытался обрести контроль.
- Ты знаешь, что происходит, когда женщина выходит из дома без сопровождения.
Элиза снова подняла глаза на потолок и старалась отвечать тихо.
- Я - не Эллисон.
- Ты была одна в человеческом мире. Как и она.
- Я знаю, куда она ходила. И, отец, это был не университет.
- Я не стану обсуждать подробности и тебе не советую. Что ты сделаешь - так это поклянешься мне, здесь и сейчас, что больше ты не обманешь мое доверие. Что ты останешься здесь и…
Элиза вскочила с кресла, прежде чем успела подумать.
- Я не могу тратить жизнь впустую, просиживая все ночи дома, нигде не бывая и занимаясь только вышивкой. Я хочу получить ученую степень. Я хочу закончить начатое! Я хочу жить!
Он отшатнулся, казалось, удивленный ее вспышкой. Пытаясь сгладить нарушение субординации, Элиза опустилась на кресло.
- Прости меня, Отец. Я не хотела выражаться так резко, просто… почему ты не можешь понять, что я хочу жить своей жизнью?