Mr. Raily невозмутимо дожевал ветчину, запил ее изрядным глотком красного вина и гордо прошествовал к фортепьяно, огласив залу звуками менуэта. Все погрузились в слух, однако, ненадолго, пока Полина не подбежала к англичанину и что-то шепнула ему на ухо. Быстро скомкав менуэт, mr. Raily все с тою же меланхолическою физиономией перешел к вальсу, а я, не теряясь, вскочил и пригласил Полину Матвеевну, вызвав одобрительный возглас генерала.
- Я, может быть, не с вами хотела танцевать, - смеясь, сказала Полина, принимая мое предложение. - Экий вы, подпоручик, скорый…
Зала закружилась вместе с нами, и только лукавые глаза Полины и белые зубки ее оставались недвижны передо мною. Танцор не очень-то ловкий, я только и думал о том, как бы не опозориться и не сбиться с такта, ничего не видя, кроме ее воздушных ангельских черт.
- Ваш товарищ гораздо смелее вас, - говорила Полина, склоняя пленительную свою головку. - Хотя мне приятна ваша прямота и откровенность. Мне кажется, ваш барон - большая зануда!
- Что вы, Полина Матвеевна, - с жаром принялся я защищать бедного фон Мерка. - Это чрезвычайно благородный и искренний человек, не говоря уже о том, как он далек от обычных гвардейских шалостей и глупостей!
- Уж не хотите ли вы сказать, что вы - большой шалун в отличие от вашего друга? - снова засмеялась Полина.
- Нет, что вы, я в полку считаюсь белою вороной, - откровенно выдал я себя, не думая, какое впечатление это произведет на нее.
- Господи, еще один праведник, - надула губки Полина. - Не понимаю, как вам не скучно друг с другом! Вы, наверное, между учениями и парадами ему баллады господина Жуковского читаете?
Покраснев еще больше, я уж и не знал, что отвечать ехидному созданию, припомнив, как она использовала меня в качестве подушечки для своих колкостей при нашей встрече в Летнем саду, а, надобно сказать, допекла она меня тогда изрядно. Я, признаться, никогда не слыл остроумцем, и, ежели меня испытывает на находчивость столь очаровательное и непосредственное существо, попросту теряюсь или ляпаю что-нибудь, не подумав. Слава богу, вальс закончился, и неутомимый англичанин перешел к какому-то ноктюрну, который Полина, подсев рядом, заиграла с ним в четыре руки. С мокрою спиной, заняв свое прежнее место, я невольно поймал на себе странный взгляд фон Мерка, который он, опомнившись, немедленно перевел на генерала, продолжая с ним негромкую беседу о чем-то.
Обед удался на славу. Прощаясь, Полина Матвеевна запросто взяла меня за руки и попросила бывать у них чаще, что немедленно подтвердили и генерал с супругою. С фон Мерком шаловливая богиня простилась обычным кивком, правда, крайне приветливо ему улыбаясь. На обратном пути мы почти не разговаривали с Августом, не считая пары ничего не значащих фраз об усилившемся до чрезвычайности холодном ветре. Каждый думал о своем, а вероятнее всего, об одном и том же…
По прибытию в полк мне передали письмо, из которого я узнал о тяжкой болезни моей дорогой матушки. Испросив двухнедельный отпуск, я немедля отправился в свою деревню, ни на минуту не переставая вспоминать глаза и улыбку той, которая отныне навеки завладела сердцем и разумом моим.
4
Писано В.В. Беклемишевым
Снова вынужден отвлечь любезного читателя от записок Павла Никитича своими комментариями, ибо во время его вынужденной отлучки события в Петербурге продолжали развиваться своим ходом и, думается, не совсем так, как бы ему того хотелось. Кроме того, я уж обещал вам несколько детальнее обрисовать портрет Матвея Ильича Кашина, что и попытаюсь сделать чуть ниже.
После давешнего обеда в доме князя, он неоднократно во время моих визитов зазывал меня к себе и, как всегда без утайки, делился своими сокровенными мыслями. Дело в том, что Полине Матвеевне исполнилось уже осьмнадцать лет - возраст, по мнению генерала, самый подходящий для удачного замужества.
- Ты сам посуди, друг мой, - рассуждал Матвей Ильич. - Я уже не юноша, случись что со мною - кто позаботится о ней? На Марью Захаровну надежды мало, она у меня все больше по хозяйству да за сыном приглядывает, а Полина уже вышла из-под ее опеки… Да что там, мне иной раз с нею не совладать - моя натура, ей-богу, моя! А как с ее характером стукнет ей за двадцать - и пиши пропало, уже перестарок! Приданого за ней, конечно, дам, но немного, я сам, брат, небогат - так, тыщонок двадцать - двадцать пять. Нынешним франтам этого на месяц не хватит, здесь надобен дельный молодой человек - с перспективою! - При последнем слове Матвей Ильич с важностью поднял вверх указательный палец, причем густые брови его тоже приподнялись вместе с пальцем.
Необходимо здесь пояснить причины беспокойства генерала. Оно конечно, человек с его именем и титулом, казалось бы, не должен был тревожиться за будущее дочери, но тут была одна небольшая, но весьма важная загвоздка, в детали которой я как родственник и друг семьи был посвящен (а помимо меня, кажется, еще пол-Петербурга). Суть была в том, что Матвей Ильич был, деликатно выражаясь, не в чести у государя, а следовательно, и у остальных влиятельных и богатых особ. Началось сие еще во времена царствования Александра Павловича, когда, уже после военной кампании 1812 года, будучи в числе прочих приглашенным на высочайший прием, храбрый прямодушный вояка Кашин со всею откровенностью брякнул царственной особе что-то об обойденных милостями товарищах своих, ехидно пройдясь по "некоторым иным", и не нюхавшим пороха, а осыпанным государем чинами и наградами. Александр Павлович со свойственной ему невозмутимостью генерала выслушал, ничего не ответил, но более имя его никогда не упоминал и морщился, когда его упоминали другие. Немедля вокруг откровенного князя будто стена выросла, про него как-то сразу все забыли, о карьере можно было далее и не помышлять, и пришлось ему подавать в отставку. Новый государь, не покладая сил принявшийся проводить реформу за реформой во благо Отечества, несмотря на отчаянную нехватку толковых и честных людей, о генерале тоже не вспоминал, сам же Матвей Ильич, стыдясь продвигать себя и напоминать о своей персоне, ничего для снятия опалы не делал. Оттого-то и вышла весьма престранная ситуация, когда охотников на Полину Матвеевну, мягко выражаясь, находилось очень и очень немного, не считая откровенных проходимцев, падких на богатое приданое. Рассчитывать же на внимание со стороны титулованных и состоятельных женихов явно не приходилось - никто не хотел связываться узами Гименея с дочерью опального уже более двух десятков лет князя, к тому же весьма - по петербуржским меркам - небогатого.
- Вот такие дела, Володенька, - вздыхал Матвей Ильич, вопросительно глядя на меня. - Вот кабы ты попросил руку Полины - не задумываясь, согласие бы дал, ты - другое дело, не вертопрах, не мот, у начальства на хорошем счету. Ну, чем она тебе не хороша?
- Дело, дядюшка, не в Полине, а во мне, - отбояривался я. - Пока не произведут в надворные советники - жениться не стану, даже ежели государь великую княжну мне сватать будет. Я придерживаюсь того взгляда, что, прежде чем семью заводить, надобно сперва на ноги крепко встать.
- Так-то оно так, - снова вздыхал Кашин, но, после длительных раздумий опять брал меня в оборот. Если бы гордая Полина Матвеевна знала, какими трудами ее сватают собственному кузену, она бы немедленно отказалась от всякого общения со мною и с отцом заодно.
- Ну а вот, к примеру, твои новые друзья, - осторожно говорил Матвей Ильич, - какого ты мнения о них? Взять хоть этого барона - что он за птица?
- Очень дельный молодой человек, - с жаром принялся я убеждать генерала, радуясь, что он отступился, наконец, от моей скромной персоны. - И, по моему убеждению, далеко пойдет! Да и второй - Толмачев - ничуть не хуже! Сам государь его на заметку взял после героической смерти брата…
- Вроде бы ты и прав, - протянул Матвей Ильич, - да больно твой Толмачев мне себя в молодости напоминает, прост слишком, боюсь, далее капитана не продвинется. О вот фон Мерк этот мне понравился. Как он мне возразил, а?! А ведь рассуждения-то его - верные, ей-богу, верные! Одной храбростью ныне карьеры не сделать, здесь холодная кровь нужна, немецкая.
- Помилуйте, дядюшка! - решительно возражал я. - А почему бы вам не узнать у Полины Матвеевны - кто ей милее?
- Она, конечно, егоза, да и характер у нее не дай боже, - твердо говорил генерал, - но против отца - не пойдет! Одними чувствами да романами не проживешь.
Все было решено, фон Мерка стали приглашать чуть ли не ежедневно. Мое дело, конечно, было стороннее, но, откровенно говоря, я бы не стал на его месте столь часто бывать у Кашиных в отсутствие лучшего друга, к тому же при достаточно недвусмысленной проявленной им симпатии к Полине Матвеевне. Не в силах удержаться, я как-то наедине высказал это барону, на что он, не поведя и бровью, ответил, что бывает здесь исключительно из чувства признательности к семейству генерала за внимание к скромному поручику и ничего предосудительного по отношению к Толмачеву не предпринимает. Он и правда не совершал по отношению к моей кузине никаких действий, дающих повод заподозрить его в сердечных пристрастиях к ней или даже в полунамеке на обычный гвардейский флирт. Напротив, основное время, находясь в доме генерала, он проводил в долгих беседах с Матвеем Ильичом и даже Марьей Захаровной, единожды только отвлекшись на танец с Полиной Матвеевной. Заявляю со всею откровенностью - ежели это был ловкий маневр с его стороны, то он удался полностью, не говоря уж о том, что формально придраться к поведению фон Мерка было невозможно - оно было безукоризненным.