- Скорее всего именно так. Это его бесило, и он хотел, убив их, почувствовать на себе отблеск их славы. Оба убийства - жестокие и в то же время совершены очень аккуратно. Нет никаких повреждений ни на лице, ни на теле. Только перерезано горло. Спереди. То есть - лицом к лицу. Надо еще учесть, что нож - очень личное оружие, он - как продолжение руки. Это не револьвер, бьющий с расстояния, и не яд, наносящий опосредованный удар. Убийца хотел сделать это своей рукой, увидеть кровь, насладиться ее запахом. Он, очевидно, очень ценит то, что контролировал ситуацию, что действовал по плану.
- Значит, вы не думаете, что убийства были заказными?
- Такая возможность есть всегда, Ева. Но, по-моему, убийца хотел быть именно непосредственным исполнителем. И потом - эти сувениры, которые он прихватил на память…
- Зонтик Тауэрс?
- И правая туфля Меткальф. Как вам удалось скрыть это от прессы?
- С трудом. - Ева вспомнила Морса и его команду, примчавшихся на место преступления. - Наемнику действительно сувениры ни к чему. И это на случайность не похоже: оба убийства выглядят слишком хорошо спланированными.
- Согласна. Мы имеем дело с человеком рациональным и очень амбициозным. А когда убийца доволен своей работой, это значит, что он пойдет на новое преступление.
- Или она, - вставила Ева. - Если дело в зависти, то убийцей может оказаться и женщина. Не исключено, что ей не удалось стать в жизни тем, кем она хотела. А обеим жертвам - удалось. Они были красивыми, удачливыми, знаменитыми, сильными. А убивают часто слабые.
- Да, довольно часто. Пока что у нас недостаточно данных, чтобы с уверенностью определить пол убийцы. Мы знаем одно: жертвами выбираются те, кто завоевал известность.
- И что мне делать со всем этим, доктор Мира? Установить аппаратуру наблюдения за всеми знаменитыми женщинами? В том числен за вами?
- Странно, а я как раз подумала о вас…
- Обо мне?! - Ева, взявшая было со стола чашку, поставила ее обратно. - Но это же смешно!
- Не думаю. Вы тоже стали знаменитостью, Ева. Особенно после дела Дебласс. Вас уважают коллеги, о вас пишут в газетах… Но главное, - продолжила она, не дав Еве себя перебить, - у вас есть нечто общее с обеими жертвами. Все вы имели некие отношения с Рорком.
Ева почувствовала, что бледнеет. Увы, настолько контролировать себя она не могла, но приложила все усилия, чтобы хотя бы голос не дрожал.
- Связи с Тауэрс у Рорка были сугубо деловые, причем весьма незначительные. А интимные отношения с Меткальф прекратились довольно давно.
- И все же вы стараетесь защитить его - даже передо мной…
- Я его не защищаю! - резко сказала Ева. - Я просто констатирую факты. Рорк сам в состоянии себя защитить.
- Без сомнения. Он человек сильный и умный. Но тем не менее вы о нем беспокоитесь…
- Вы считаете Рорка возможным убийцей?
- Никоим образом. Хотя если бы я составляла его психологический портрет, то почти наверняка обнаружила бы в нем потенциального убийцу. - Доктор Мира подумала, что с удовольствием бы покопалась в мозгу Рорка. - Но его мотив был бы весьма определенным. Сильная любовь или сильная ненависть. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь еще могло толкнуть его на убийство. Не волнуйтесь, Ева, - тихо добавила Мира. - Вы любите не убийцу.
- Я никого не люблю. И мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои чувства.
- Разумеется, нет. Но уверяю вас: состояние души следователя всегда очень важно. И, если мне потребуется дать оценку вашему состоянию, мне придется сказать, что вы крайне измучены, очень обеспокоены и эмоционально нестабильны.
Ева взяла дискету и встала.
- Слава Богу, что у вас не потребуют оценки моего состояния. Я абсолютно пригодна к работе.
- В этом я не сомневаюсь. Но какой ценой вам это дается?!
- Если бы я была не в силах работать, это обошлось бы мне дороже. Я собираюсь найти того, кто убил этих женщин! И я хочу, чтобы какой-нибудь хороший прокурор - вроде прокурора Тауэрс - был обвинителем на процессе. - Ева сунула дискету в сумку. - Кстати, у обеих жертв есть еще нечто общее - то, что вы, доктор Мира, упустили, - Ева смотрела на Миру холодно и сурово. - Семья! У обеих есть семьи, с которыми они были тесно связаны. У меня этот фактор отсутствует, так что вряд ли я стану следующей жертвой.
- Возможно. А вы думаете иногда о своей семье, Ева?
- Только не начинайте опять играть со мной в ваши игры.
- Вы сами об этом заговорили, - заметила Мира. - А поскольку обычно вы следите за тем, о чем говорите со мной, единственный вывод, который я могу сделать, - это то, что вы думаете о семье.
- У меня нет семьи! - отрезала Ева. - И думаю я об убийствах. А если вы хотите доложить майору Уитни, что я не способна исполнять свои обязанности, что ж, это ваше право.
- Когда же вы наконец поверите, что мне можно доверять?! - Впервые Ева услышала в ее обычно спокойном голосе нотки раздражения. - Почему вы не хотите понять, что я искренне к вам расположена? Да-да, расположена! - повторила Мира, заметив Евин удивленный взгляд. - И понимаю вас лучше, чем вы хотите думать.
- Мне не нужно от вас понимания! - Ева не могла скрыть волнения. - Я сейчас не на тестировании и не на психотерапевтическом сеансе!
- Поэтому и запись не ведется. - Мира отставила чашку, а Ева засунула руки в карманы. - Вы что, думаете, только вам одной в детстве пришлось пережить унижения и издевательства? Что только вам пришлось учиться преодолевать страх?
Что-то в голосе Миры заставило Еву насторожиться. Вернее - она просто удивилась.
- Мне не надо ничего преодолевать. И я не понимаю…
- Мой отчим насиловал меня с двенадцатилетнего возраста, - спокойно сказала Мира. - Три года. Три года я жила, не зная, когда это случится в следующий раз. И никто не хотел меня выслушать.
Ева почувствовала, как на нее накатывает приступ тошноты, и стиснула руки.
- Я не хочу ничего об этом знать! Зачем вы мне рассказываете?
- Потому что я смотрю вам в глаза и вижу себя. Но у вас есть человек, который готов вас выслушать.
Ева облизнула пересохшие губы.
- А почему это прекратилось?
- Потому что я наконец набралась смелости, пошла в Центр по защите подростков, рассказала обо всем психологу, прошла медицинское и психологическое обследование. Это казалось мне ужасным и унизительным, но альтернатива была еще страшнее.
- Зачем вы заставляете меня вспоминать?! Все давно кончилось, и я…
- Почему вы плохо спите?
- Потому что расследование зашло в тупик, потому что…
- Ева!
Услышав этот ласковый голос, Ева закрыла глаза. Труднее всего противостоять состраданию.
- Меня мучают картинки из прошлого, - прошептала она, ненавидя себя и свою слабость. - Кошмарные сны.
- О том, что было до того, как вас нашли?
- Это только какие-то обрывки, отдельные вспышки…
- Я могу помочь вам воссоздать всю картину.
- Зачем мне это?
- А разве вы сами уже не начали это делать? - Мира встала из-за стола. - Когда-то давно вы вытеснили прошлое из своего сознания, вы умеете собраться и работать. Я видела, как многие годы вам это удавалось. Но счастье ускользает от вас, и так будет продолжаться, пока вы не убедите себя, что заслуживаете его.
- Это была не моя вина!
- Нет. - Мира ласково взяла Еву за локоть. - Нет, это была не ваша вина.
Ева почувствовала, как к глазам подступают слезы, и ей стало мучительно стыдно.
- Я не могу об этом говорить…
- Дорогая моя, вы уже начали! Когда вы будете готовы продолжить - знайте: я всегда здесь.
Ева кивнула и подошла к двери.
- Можно задать вам один вопрос?
- Вы всегда задаете вопросы.
- Такая уж я, - улыбнулась Мира. - Вы бываете счастливы с Рорком?
- Иногда. - Ева зажмурилась и мысленно выругалась. - Да, да, он делает меня счастливой! Когда не делает несчастной…
- Прекрасно. Я очень рада за вас обоих. Постарайтесь выспаться, Ева. Если не хотите принимать таблетки, просто представьте себе что-нибудь хорошее.
- Буду иметь это в виду. - Ева открыла дверь и обернулась. - Спасибо.
- Рада вам помочь.