Он проводил по ней языком, поигрывая с сосками, целовал, сосал, покусывал. Непередаваемо приятные ощущения разливались по телу Джемаймы. Она постанывала, сама того не замечая. Действия Лучиано становились все более и более решительными. Она ерзала и извивалась от удовольствия. Бедра сами приподнялись, сигнализируя о готовности. Ни единой мысли в голове, только ощущения, только чувства. То, что он делал с ней, было ни на что не похоже.
Он бесцеремонно сорвал с нее юбку и сам оголился до пояса. Джемайма смотрела на него снизу вверх с замиранием сердца. Красив, как бог! Бронзовая кожа, широкие плечи с округлыми упругими мышцами, плоский твердый живот, мускулистые узкие бедра. Она с неохотой оторвала от него взгляд и обнаружила, что ее грудь оголена. Инстинктивно она подняла руки, чтобы прикрыться, но он перехватил их и прижал к кровати над головой Джемаймы.
– Без самодеятельности. Мы сделаем так, как я хочу.
Джемайма зарделась, хотя не чувствовала стыда за то, что лежит полуобнаженная. Лучиано снова начал ласкать ее грудь языком. Она выгнулась от переполняющих ее новых ощущений.
– Пожалуйста, позволь мне прикоснуться к тебе.
– Как-нибудь в другой раз. – Он осыпал ее поцелуями, медленно спускаясь все ниже.
Джемайма застыла в ожидании, пока он не дотронулся языком до самой чувствительной точки. Джемайму обдало жаром. Мысли улетучились, она всем своим естеством сосредоточилась на том, что он с ней делал и как ей было хорошо. Он начал медленно, осторожно, будто несмело, но поразительно точно. Раз за разом от прикосновений его языка ее бедра самопроизвольно напрягались, а потом и вовсе приподнялись.
Лучиано усмехнулся:
– Я действительно хорош в этом.
Он не лгал, ухитряясь найти каждую чувствительную точку ее лона, умело орудовал языком, пальцами и зубами. Джемайма издавала стоны от каждого его прикосновения. Ощущала, как в ответ на его действия становится влажной, а сердце бешено стучит. Страсть переполняла ее, она была не в силах с ней справляться и начала крутиться из стороны в сторону, чтобы хоть как-то выплеснуть накопившуюся сексуальную энергию. Лучиано крепко держал ее за бедра, каждое его прикосновение было сродни электрическому заряду. Пожар разгорался все сильнее, и вскоре Джемайма уже не могла себя сдерживать. Казалось, все вокруг поплыло, душа воспарила в облака, а тело, тяжелое и изможденное, осталось на земле.
Он оторвался от нее и накрыл полностью своим телом.
– Я с ума по тебе схожу.
Джемайма не успела ничего ответить, он тут же впился в ее пухлые губы. Все, что сейчас происходило, стало для нее открытием. Она покинула свой комфортный надежный мирок и вступила в более опасный мир страсти, познав собственную слабость. С наслаждением смотрела в его смеющиеся хитрые глаза, когда он наблюдал за ней сверху. Осознание того, что, ублажая ее, он сам получает удовольствие, давало ей еще большее наслаждение. Она знала, что так помогает ему избавиться от плохого настроения.
– Что ты со мной вытворяешь? Я чуть не забыл о презервативе.
Быстро и умело надев его, Лучиано крепко схватил ее за бедра и впервые прикоснулся к ней своим готовым к бою орудием.
Не проникая, он плавно касался ее разгоряченного лона, наклонился и нежно, почти ласково стал целовать в губы. Проник языком ей в рот и закружил в танце с ее горячим жаждущим языком. Не было ничего более соблазнительного, чем этот поцелуй. Глаза его горели жаждой овладеть ею немедленно. Джемайма видела это и тоже хотела его. Внезапно она почувствовала первый толчок. Глаза широко раскрылись от неожиданности.
– У тебя все так узко там, – прохрипел Лучиано немного расстроенно.
Он проявил настойчивость и обхватил ее бедра.
Джемайма чувствовала, как внутри ее все растягивается, чтобы принять его полностью. Она не могла признаться, что он у нее первый, и зажмурилась, приподняв бедра, будто приглашая его действовать дальше.
Лучиано еще немного продвинулся вперед и тут же вошел полностью. Джемайма распахнула глаза. Боль пронзила все тело.
– Мне больно!
Лучиано остановился, не доверяя собственным ушам. Сознание отказывалось в это верить. Он явно чувствовал некое препятствие на своем пути, но он не ожидал, что девственная плева окажется не тронутой, хотя уже точно знал, что она не является матерью его ребенка, но почему-то был уверен, что она в постели столь же опытна, как и ее сестра. Осознание того, что он лишил ее девственности, прояснило разум от алкоголя и страсти, до этого затмевавших рассудок.
– Ты в порядке?
– Да, да, конечно.
Она немного поерзала под ним, в нетерпении снова испытать умопомрачительные ощущения, доводящие до вершины блаженства. Он немного расслабил руки, крепко сжимавшие ее бедра, и снова, но уже медленнее и аккуратнее погрузился в нее целиком.
Боль постепенно утихла, сменившись пронизывающим все тело удовольствием. С каждым новым движением наслаждение росло. Джемайма вцепилась в руки Лучиано, бедра вздымались каждый раз, когда она ждала следующего проникновения. Он набирал скорость и наконец вошел в ритм, с силой погружаясь в нее снова и снова, пока Джемайма не почувствовала, что теряет связь с реальностью. Сердце колотилось, воздуха не хватало, она часто и тяжело дышала, мышцы от напряжения задергались в конвульсии. Она испытала пик наслаждения в тот самый момент, когда Лучиано сильнее и глубже проник в нее и остановился. Расслабленная и удовлетворенная, она обняла его, но он в буквальном смысле сбросил ее с себя и устремился в ванную. На нем была кровь. Лучиано заметил это, войдя в душ. Джемайма точно девственница. Кто бы мог предположить, что в столь лживой, притворной особе осталось что-то святое. О чем он только думал?
Лучиано натянул джинсы, чувствуя себя виноватым. Однако мысль о ее шикарном теле снова заставила его орудие прийти в боевую готовность. Лучиано это взбесило. Он хотел как-то выпустить пар. Он думал, что Джемайма врет, что она такая же охотница за деньгами, как настоящая мать его сына. Нет, не стоит вспоминать прошлое. Однако именно прошлое сделало его жестоким и бесцеремонным по отношению к женщинам.
Она должна была предупредить его. Нет, не могла, не сказав правды. Осознавала ли она, что в первый раз может быть больно? Раньше он никогда не задумывался об этом, ему не доводилось быть первым. Только с Джемаймой. Это не должно отразиться на его отношении к ней, но каким-то образом восприятие поменялось. Он уже не мог сравнивать ее с шлюшкой Джули или со своей бывшей женой Джиджи. Кроме того, Джемайма менее искушена в сексе, чем они.
Джемайма завернулась в простыню, прикрыв наготу. Хотя уже поздно это делать. Лучиано вышел из ванной. Что он о ней теперь думает? Вдруг ее будто громом поразило. Ведь теперь он все знает. Ее обман раскрыт. Девственница не может быть матерью его сына. Где были мозги, когда она позволила ему уложить себя в постель? Как она упустила этот маленький интимный факт, доказывающий ее ложь. Конечно, кто бы мог подумать, что у них будет секс. Мечтать – одно, действовать – совсем другое. Кроме того, она даже не рассчитывала соблазнить такого мужчину, как Лучиано. Он страстный и гиперсексуальный, видел, что она хочет его, и воспользовался ситуацией. Она стала легкой добычей.
– Итак, – Лучиано прислонился к двери, босоногий, с голым торсом, в отлично сидящих джинсах, король соблазна, – сколько ты хочешь за твою девственность?
– Что?
– Очевидно, и для этого есть своя цена. Ты же все делаешь не просто так. Ты и для моего сына определила цену. Отдавать что-то бесплатно не твой стиль.
Джемайма покраснела:
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Давай прекратим лгать. Ты же знаешь, это выводит из себя, не беси меня.
Мороз пробежал по коже Джемаймы, будто по разгоряченной коже дотронулись острыми ледяными сосульками. Ему не нужно стараться, чтобы напугать ее, она и так осознала, что ошиблась.
– Хорошо, больше не буду лгать. Теперь ты знаешь, что я не мать Никки.
– Определенно. Итак, почем сейчас девственность? Ты отдала ее по какой-то причине, а для тебя достойная причина – это деньги.
– Я не такая.
Лучиано скривился.
– Если ты пыталась продать мне моего же сына, думаю, ты и на девственность сможешь повесить ценник.
– Я бы никогда в жизни не попыталась продать ребенка. Понимаю, как это ужасно.
– Но для тебя было нормальным скрывать его от отца, когда его мать умерла.
Джемайма вздрогнула от такого аргумента. Слезы брызнули из глаз. Она не могла винить сестру за ее деяния. Она с самого начала не сказала Лучиано ни капли правды. А вступив с ним в интимные отношения, усугубила ситуацию, преступила границы дозволенного. Теперь отступать было некуда.
– Сначала я должен был спросить, кто ты такая, но в этом случае тоже оказался бы лжецом, зная, что ты не та, за кого себя выдаешь, еще до того, как мы оказались в постели.
Джемайма в растерянности посмотрела на него:
– Ты знал? И все равно…
Она не договорила. Голос сорвался. Девушка в недоумении окинула взглядом смятые простыни.
– Я не ожидал, что ты девственница.
Джемайма все еще не могла осознать его предыдущую фразу.
– Ты знал, что я не мать Никки, и все равно хотел.
– Джемайма, секс – это секс. Кроме того, я изрядно выпил. Когда припирает, мне в принципе не важно, кто ты.
Джемайма старалась сдерживать свои чувства, но лицо выдавало ее. Она сначала покраснела, потом побледнела. Это наказание за то, что она не соблюдала осторожность. Надо было подумать заранее, с кем ложиться в постель. Он только что признался, что использовал ее, чтобы удовлетворить внезапную потребность, заранее зная, что она не та, за кого себя выдает.
– Как давно ты знаешь?