- Мы с ним соседствуем по диагонали. У меня ж трехкомнатная, а у них самый высший класс. Липскеры - та еще парочка. Статью в "Совершенно секретно" читала? Бабки немеряные, недвижимость во всех спальных районах земного шарика. Жену боится хуже Женевской прокуратуры. Видать дамочка имеет на сожителя серьезное досье.
- Вот отчего голубчик в клубах не светится, на тусовки не выползает. Ведет замкнутый образ жизни, - я переметнулась на солененькое - салат из креветок.
- Мясное отведай, - Лера пододвинула трех ярусную вазу, загруженную деликатесами.
- Боже, какой окорок! Увы, не успеваем, - взглянув на часы, я мужественно отвела взгляд от стола и с левитановской убедительностью объявила: - В этот момент происходит нечто отвратительное: гнусный бабник пытается обесчестить девушку!
- Телесериал? - Лера ринулась к устрашающих размеров телеку.
- Липскер.
- А-а-а… Утащил-таки в норку серую мышку?
- Она - красавица. У меня разработан план совместной операции.
- Совместной с Блиновым!? - как искренне удивляться могли эти лживые зеленые глаза!
- С Катей и с тобой! Главное - действовать с придельной точностью.
Тащи спички, стремянку. Газету и отвертку я прихватила. У вас общий с Липскерами воздуходув в холле. До самого подвала.
- С ума сошла! Мы сгорим! - Лера в ужасе наблюдала, как я открутила решетку и сунула в темный провал зажженный газетный факел.
- Сигналь охранникам: "возгорание в квартире Липскеров". - Я принюхалась. Если Катя не струсила и сунула в воздуходув тряпичную "закупорку" в виде, допустим, подушки, то дыма там будет достаточно. Если нет…
- Это же… Это же… Немыслимо! - Лера затрясла стремянку. - Помидорина, слазь! Ты была и осталась авантюристкой!
- Я изучила строительные схему и все отлично рассчитала. Мы ничем не рискуем. - Соврала я насчет риска и вытолкала подругу за дверь на лестничную площадку. - Кажется, пора появляться свидетелям.
Мы спустились на один этаж. Пожаром и не пахло. Оба охранника стояли у липскеровской двери почетным караулом и ритмично перемалывали "Орбит".
- Никто не открывает, - доложил первый, бородавчатый, голосом разомлевшего на трудовом посту евнуха. - Вроде ничего не горит.
- Не горит!? У нас все дымом заволокло! Куда они все подевались! Я телефон оборвала! - Лера плечом отстранила амбала и забарабанила в мощную дверь. - Там пожар, а в квартире никого нет! - Она выразительно закашлявшись.
- Минутку, - второй громила - с козлиной бородкой и шаляпинским басом достал универсальную отмычку, поковырял в замке и мы рванулись внутрь. Из глубины квартиры донеслись вопли, дыма, однако, не чувствовалось.
- Туда! Они горят! - воскликнула я и бросилась к воздуходуву, спрятанному, как оказалось, в гигантском шкафе-купе. Распахнула зеркальную дверь и, сраженная лавиной гари, рухнула на руки отважных парней.
- Вызываем пожарных, - бородавчатый достал телефон.
- По какому праву вы вламываетесь на частную территорию! - Заверещал знакомый голос персоны ВКП.
В декорации горящего Версаля выбежал знакомый мне господин, поддерживая обеими руками расстегнутые брюки. Рыдая, к нам бросилась девушка со следами неравного боя - пунцовая, растрепанная, в порванном халатике.
- Господи! Да здесь настоящий притон! Естественно, весь дом сгорит! - Выразительно охнула Лера, поддержав бедняжку. - Ее едва не изнасиловали! Или уже?
Народу, дыму, визга к этому моменту на лестничной площадке оказалось предостаточно. Лера в тонах возмущенной добродетели делилась впечатлениями с соседями, прибывшие пожарные в космических скафандрах тянули шланги. Мы с Катей не стали любоваться, как великолепие липскеровского гнездышка заливает вода, хлещущая из шлангов не хуже, чем из разорванной Питергофским Самсоном пасти льва. Как сотый раз излагает Лера подтягивающимся жильцам омерзительную историю, свидетельницей которой стала. Под шумок покинув место происшествия, мы с Катей поехала ночевать ко мне.
Лишь прислонившись спиной к запертой изнутри двери моего малогабаритного гнездышка, Катя облегченно вздохнула.
- Все позади! Будем пить чай и злорадствовать, - объявила я, спешно накрывая стол. - Немного поволновались, но какой кайф! Вспомни физиономию насильника! Можно не сомневаться, Лера подробно опишет супруге Феоктиста Лазоревича неприятный инцидент. Умойся хорошенько, возьми там мой халат и давай сюда.
Умытая, укутанная в теплый халат Катя, присела на табуретку в углу.
- Альбина Григорьевна… Я ведь подушку, как мы договорились, в шахту не бросала. Приготовила господину Липскеру ванну и будто шпионка какая-то пробралась в холл с отверткой. Еле нашла воздуходув - они ж его в шкаф упрятали! Боялась - аж коленки дрожали. И все про себя повторяла, что вы говорили: "не бойся, мол, дура! Сама за себя постоять должна!" Отвинтила решетку, глянула - а там дырища огромная - куда подушка, целый матрац проскочит!
- И ничего не бросила? - я едва не выронила чашку с жасминовым чае. - Но ведь горело! Что же там горело!?
- Вот я и боюсь… - она глянула на меня с тоской. - Нас могут под суд отдать. Вдруг там внизу сгорело что-то нужное. Например - автомобиль чей-то. Ведь подземная автостоянка прямо под подъездом.
- О……. - протянула я всхлип греческой трагедии, мысленно вставляя вместо многоточий слова неформальной лексики. Прозвучало внушительно.
- Нет, я вас ни за что не выдам! - сверкнула честными глазами Катя.
- Никакого суда! Что за пессимизм? Не в первый раз, - я залихватски подмигнула. Успела сообразить, что машины внизу не горели - был бы страшнейший взрыв. Скорее всего, дымил застрявший между этажами строительный мусор. Но даже если не мусор - паниковать я сейчас не имела права! Ни в коем случае нельзя было испортить девочке вкус выигранного сражения.
- Запомни вот что. У тебя, Катюша, сегодня День личной победы. С этого исторического момента ты не имеешь право давать слабину. Если будет страшно, держись за это. - Я повесила ей на шею шнурок с крапчатой ракушкой.
- Вот за эту тоненькую веревочку меня вытащил из морской пучины очень интересный мужчина. На Золотых песках…
…Да, я тонула. Если честно, тонула по-настоящему, не веря в это - весело и лихо. Морю я доверяла как другу, наверно, с рождения. И никогда не ждала от него подлянки. Ну, подумаешь, влезла в четырехбальный шторм, нарушая запрет. Плаваю я ведь с утробы матери. А как приятно покачаться на волне, особенно, когда они такие - крупные и пологие с белым пенным барашком на макушке. И солнце палит, обжигая куражем и радостью. Трудно войти в воду, проскочив полосу прибоя в момент затишья, а потом - сплошная нега! Подгребешь к верхушке поднимающего вала, окунешься в пенную шипучку и - полный расслабон - невесомое скольжение вниз, в ложбину между волн. Подгребаешь на верхушку следующей - и снова полет… Упоение… Выйти, правда, еще труднее, чем войти. После третьей неудачной попытки, когда меня, кувыркая, заставляя хлебать суп из песка, уволокла обратно мутная прибрежная вода, я поняла - надо отплыть чуток и отдохнуть. Иначе - кранты. На берегу свистел во все спортивные легкие загорелый атлет в люминесцентной каскетке СПАСАЕЛЬ. И что-то кричал по-болгарски. Меня снова накрыло мутноватой, жесткой волной и потянуло вниз…
- Дура! Дура набита… - болгарский герой крепко держал меня за ремешок, на котором болтался местный сувенир - крапчатая, гладкая, как пельмешек ракушка. Я лежала на золотом песке, а кругом стояли пляжники. Протиснувшийся в толпе доктор - в белом халате и саквояжем - склонился надо мной.
Штраф мне тогда пришлось уплатить. Потом я ужинала под магнолиями агнешкой на вертеле. Черные, как ночь глаза моего спасителя смотрели строго, а крупные губы шептали: - Набита дура! Красива жена не можа затонуть…
Ой, как он оказался прав, вооружив мой личный кодекс принципом: "красивая женщина не может утонуть"….