* * *
А в субботу бледная нервозная Ярослава в летнем кружевном пальто мчалась в "порше" Полонского по Ярославскому шоссе. Когда накануне вечером он позвонил ей и попросил ничего на субботу не планировать, ее сердце екнуло. Она знала, знала, что по закону подлости он собирается устроить ей именно это испытание. Интуиция ее не подвела.
– Ты только помни о том, что папа терпеть не может разные молодежные словечки типа "как бы" или "отстой", – напутствовал ее Михаил, – а мама ненавидит вызывающих девиц. Так что будь милой, скромной и интеллигентной, и ты им обязательно со временем понравишься.
Ремарка "со временем" ее насторожила, но Ярослава решила не уточнять.
Она готова была сыграть роль самой примерной девочки в мире. Пока они шли по ухоженной дорожке из гравия к дому, Ярослава примеряла мимику паиньки на свое лицо. Взгляд направлен строго на носки скромных белых босоножек, по губам блуждает дрожащая улыбка, пальцы застенчиво теребят пуговицу пальто.
Судя по всему, перевоплощение удалось ей на славу – Михаил принял ее нервозность за чистую монету. Он приобнял ее – целомудренно, по-отечески и посоветовал:
– Расслабься, моя красавица! И заранее настройся на то, что они тебя не примут.
– Это еще почему? – возмутилась Яся.
– Все дело в моей дурной репутации, – расхохотался Полонский.
"И почему большинство мужчин так гордятся своей дурной репутацией?" – с недоумением подумала Ярослава.
– Они были без ума от моей первой жены. Вторую считали вертихвосткой, но, стиснув зубы, терпели. Когда я пытался представить им более-менее постоянных любовниц, воротили нос. А уж от Оксанки их вообще тошнило, они даже отказывались принимать ее в своем доме… Что поделать, другое поколение…
"Он говорит так, словно считает, что мы с ним из одного поколения! А ведь я почти на двадцать лет моложе!"
– Они считают, что я должен выбрать жену своего возраста. А всех молоденьких считают пустышками.
Лучше бы он всего этого не говорил. Пусть Ярослава в целом была девушкой довольно уравновешенной, но все же небольшой пунктик у нее имелся. С детства она обожала соревноваться, и в напряженной атмосфере конкуренции чувствовала себя как рыба в воде. Так было всегда. Стоило школьному учителю ненароком обмолвиться: никто, мол, в истории школы еще не выигрывал окружную олимпиаду больше, чем по трем предметам, как Ярослава, тогда четырнадцатилетняя, внутренне возмутилась, поднапряглась и блеснула сразу по пяти. Однажды хохотун-физкультурник при всех позволил себе отметить, что у Яси наличествует лишний вес, зато явно отсутствует координация движений. Она даже побледнела от злости и в тот же день записалась в районную секцию бадминтона, где со временем дослужилась даже до спортивного разряда (всего лишь третьего юношеского, но кто об этом помнит?).
– Так что не переживай. Хорошо, что я предупредил тебя заранее.
– А вот это мы еще посмотрим, – улыбнулась она, – на твоем месте я бы такой уверенной не была.
* * *
Ее приветственная улыбка вдребезги разбилась о каменные лица встречавших ее людей – родителей Полонского.
Если бы она не знала, что стоящие перед нею люди являются супругами, то она решила бы, что это брат и сестра. Время сделало их похожими друг на друга. Оба высокие, худые, жилистые, с резкими морщинами на неулыбчивых бледных лицах. Разница только в том, что отец Михаила Марленовича был лысым, а мать красила редкие жесткие волосы в иссиня-черный цвет. Видимо, такой колор был ею выбран, чтобы еще больше походить на ведьму. Крючковатого длинного носа, крупной родинки, похожей на бородавку, на щеке, остренького подбородка и бледных, каких-то змеиных губ ей показалось недостаточно для произведения устрашающего эффекта на неискушенного зрителя.
– Здравствуйте! – как можно более душевно улыбнулась Яся.
Супруги Полонские продолжали стоять перед ней, как истуканы, и без эмоций внимательно рассматривать ее лицо. Никто из них и не подумал сделать шаг в сторону, чтобы дать им пройти в дом. Ярослава вдруг почувствовала себя миссионером, который ходит по квартирам и распространяет дешевые никомуненужности.
– Это она и есть? – Мегера приподняла черную тонкую бровь и вопросительно взглянула на вытянувшегося стрункой Михаила Марленовича.
– Мамочка, папа, познакомьтесь с моей невестой Ярославой Калининой, – торжественно продекларировал Полонский. – Ярослава, это мои родители. Маму зовут Елена Игоревна, а папу – Марлен Борисович.
Ясе захотелось присесть перед ними в глубоком книксене. Она вопросительно посмотрела на потенциального супруга: что же это, мол, за комедия положений? Тот незаметно ей подмигнул.
– Сколько вам лет? – металлическим голосом спросила Елена Игоревна.
– Двадцать четыре… скоро будет, – рапортовала Ярослава.
– Мама, может быть, ты позволишь нам войти? – вдруг вырвался на передовую проснувшийся от спячки Михаил. – Мы все-таки с дороги устали.
Аргумент был по меньшей мере смешным, потому что "дорога" заключалась в том, что они минут сорок провели в кондиционированном авто. Но ведьма, поджав и без того тонкие губки, все же соизволила освободить проход.
Дом был обставлен шикарно – именно такое жилище и должно быть у любимых родителей преуспевающего бизнесмена. Сплошная классика, которая могла бы показаться скучноватой, если бы не столь основательное и дорогое исполнение. На полу – дубовый паркет, выложенный какими-то крестами и полукругами, на второй этаж ведет мраморная лестница с белой ковровой дорожкой и золотыми перилами. Просторную прихожую украшает бронзовая статуэтка балерины и изящные светильнички от Сваровски.
Где-то на заднем плане промелькнула шустрая горничная в униформе. Сразу было понятно, что в этой семье придирчиво относятся к понятию домашнего уюта.
– Ну что же ты стоишь, проходи, – Михаил подтолкнул ее в спину, – Ярослава просто стесняется.
– Еще бы, – фыркнула Елена Игоревна, – видимо, твоя Мирослава впервые попала в такой дом.
– Ярослава, – поправила она, скидывая туфли, – а вы мне тапочки не дадите?
– Мы вполне можем себе позволить пропускать гостей в обуви, – надменно объявил Марлен Борисович, – и такого пережитка совковости, как домашние тапки, дома не держим.
Кто бы знал, как это было унизительно – опять впихивать ноги в босоножки и, согнувшись в три погибели, возиться с застежками под перекрестным огнем недоброжелательных взглядов.
– Обед подан, – тихо объявила непонятно откуда взявшаяся домработница.
Елена Игоревна молча кивнула в сторону гостиной и, гордо расправив спину, направилась туда; за ней последовал и Марлен Борисович.
– Что происходит? – шепотом спросила Яся. – Ты предупредил, что они меня не примут, но не сказал, что они сразу же меня возненавидят!
– Да брось ты, Ясечка, они тебя не ненавидят. – Полонский погладил ее по волосам, и она окончательно почувствовала себя угнетенной школьницей. – Ты пойми, у мамы моей сложный характер. Она бывшая балерина, и нервы у нее, если честно, ни к черту.
– А твой отец? Он тоже бывший балерун? – Она усмехнулась, представив себе тощего Марлена Борисовича в гриме и обтягивающем трико.
Полонскому ее искрометная шутка явно не понравилась.
– Нет, мой папа – писатель, – сказал он с такой гордостью, будто бы занудный Марлен Борисович носил фамилию как минимум "Достоевский", – он написал четыре детских книги и сборник рассказов. Ладно, пойдем в гостиную, мама сердится, если опаздывают к обеду.
Гостиная была столь же шикарной и предсказуемой, как и прочие помещения этого негостеприимного дома. Камин, шкура зебры на полу, стол на восемнадцать персон, огромные напольные часы, разноцветный витраж на потолке.
– Я нанимал самого дорогого в Москве дизайнера, десять тысяч долларов заплатил, чтобы он придумал вот этот интерьер, – похвастался Полонский, заметив, что она рассматривает шкуру зебры.
– Надо же, – Яся не удержалась от хохотка, – а у моей подружки дома точно такая же. Она ее в ИКЕА купила, за девятьсот девяносто девять рублей.
Марлен Борисович, который степенно подносил ко рту хрустальный бокал с темно-красным вином, поперхнулся, не успев ничего отхлебнуть. Яся понимала, конечно, что с таким поведением у нее нет ровно никаких шансов понравиться родителям будущего супруга. Однако сидеть, сложив на коленях руки и изображать из себя скромную провинциальную тетю Хасю, которая верхом изящества считает трехъярусную хрустальную люстру и теряется, услышав слова "дизайнер" и "интерьер", тоже не могла.
Может быть, то была своеобразная защитная реакция, а может быть, родители Полонского и впрямь были столь отвратительны. Но они казались Ясе просто карикатурными персонажами. Да хиппующие родители Максима Андрейчика – просто чудо по сравнению с этой парочкой!
У его матери были бриллиантовые серьги и расширенные поры на носу. Отец, сжевав предложенный в качестве холодной закуски сыр бри, довольно громко рыгнул, деликатно прикрыв рот ладошкой. Елена Игоревна как ни в чем не бывало ела фаршированные икрой яйца десертной вилочкой. Интересно, если она не знает элементарных правил этикета, то зачем же было выкладывать на стол полный столовый набор для дипломатических ужинов (включая щипцы для разделывания омаров)? Она просто хотела продемонстрировать застенчивой невесте содержимое своего серванта, что ли?!
Когда домработница притащила из кухни тарелку с дымящимися аппетитно-красными раками, лицо Марлена Борисовича перекосила неприятная усмешка. Наверное, он предвкушал нехилую борьбу неловкой Яси с раковыми панцирями, в которой с огромным перевесом победят последние.