Она не возражала. Глядела на прохожих. Теперь их было много. Уже близился вечер. Однако грузовики по-прежнему шли непрерывным потоком. И обычных автомашин в этот час тоже хватало. Вернулся официант с двумя порциями мороженого. Мороженое оказалось не из лучших. Она съела одну ложечку, поморщилась и перестала. Потом с каким-то смутным интересом стала наблюдать, как я ел свое. Я покончил с ним, выскреб до дна. На бульваре образовалась пробка, и вся площадь была запружена грузовиками и автобусами. Два автобуса остановились прямо напротив нашего кафе, один полный девочек, другой - мальчиков. Все автомашины одновременно гудели клаксонами. Мальчишки пели "Подле моей блондинки", а девочки одновременно с ними распевали какую-то английскую песенку. Перед автобусом с мальчишками стоял еще один, с пожилыми американками, растроганно смотревшими на ребят. Шум был невообразимый. Она зажмурилась, явно с трудом перенося все это. Совсем не понимая происходящего и в то же время будто смирившись, как если бы я перенес ее с яхты на эту террасу, пока она спала. Лицо ее было по-прежнему печальным. Но она уже немного протрезвела.
- Ты не ешь свое мороженое?
- Оно не очень вкусное.
Она сморщилась, силясь улыбнуться.
- Но нельзя же оставлять его, - заметил я, - официант может обидеться.
Она сделала еще одну попытку, но нет, опять бросила.
- Не могу.
Мимо нас проходило немало матросов и солдат всех национальностей. Шли они по двое. Перед нашим кафе замедляли шаг и пялились на эту женщину с распущенными волосами и каким-то глупым, испуганным лицом.
- Пожалуй, тебе надо выпить кофе, хорошего, крепкого кофе, - предложил я.
- Почему именно кофе?
- Хороший кофе, от него всегда лучше.
В нескольких метрах от нас стоял официант, отвернувшись в сторону порта, но ни на минуту не теряя нас из виду. Я заказал ему кофе.
- Но почему? - снова удивилась она. Официант принес кофе. Он оказался не слишком хорошим, чуть теплым. Она сделала маленький глоток и вдруг с отчаянием в голосе, будто вот-вот расплачется, пожаловалась:
- В этом кафе все плохо. Мороженое было никудышное.
- Ничего не поделаешь, так уж здесь во всем городе. Если мороженое плохое в каком-то одном кафе, значит, оно плохое во всем городе, во всех городских кафе. Ведь все кафе снабжает один и тот же мороженщик.
- А как насчет кофе?
- Вот кофе, - ответил я, - это совсем другое дело. Если хочешь, можно заказать, чтобы его приготовили нам прямо в кофеварке с фильтром.
- Ой, лучше не надо, - запротестовала она.
Взяла сигарету. Но зажигалка упорно не хотела подчиняться. И она долго жалобно вздыхала. Я вытащил у нее изо рта сигарету и зажег. Обычно она никогда не огорчалась из-за такого рода мелких неприятностей и никогда ни на что не жаловалась. Теперь курила, скривив губы от отвращения.
- Уж лучше бы мы остались на яхте, - пожалела она, потом добавила: - Вот всегда так, стоит только сойти на берег.
Я почувствовал, как лицо у меня буквально перекосилось от неудержимого смеха. Она этого даже не заметила.
Перед нами тянулась улица, заполненная до краев. Автобусы, автомобили и грузовики в адском шуме плотными рядами проплывали мимо террасы.
- Больше никогда не сойду на берег, - пообещала она.
- Ничего не поделаешь, все равно придется, - возразил я, - в Дагомее, у этих Эпаминондасовых эве.
Она улыбнулась мне так приветливо, как только смогла.
- Я просто уверен, что у нас все получится, - продолжил я, - будем охотиться на куду, в общем, развлечемся в свое удовольствие. Самая большая ошибка, какую обычно совершают люди, происходит как раз оттого, что они слишком мало развлекаются. Нарядимся, я надену пробковый шлем, нацеплю темные очки, брюки-галифе, а тебе повешу небольшой такой ягдташик, он нам очень пригодится в случае, если мы совсем падем духом.
- Не хочу, - упрямилась она.
- Я буду с тобой разговаривать, - пообещал я, - по вечерам, в палатке, а где-то рядом будут рычать львы. Возьмем с собой Эпаминондаса?
- Нет.
- Я буду с тобой разговаривать, - еще раз пообещал я.
- Нет, - снова возразила она, - нет больше никаких куду.
- Да их полным-полно, куда ни глянь, кругом куду, - не согласился я, - просто ты в этом ничего не смыслишь, вот и все.
- Теперь, - призналась она, - я жду уже вовсе не его.
- Всегда чего-нибудь ждешь, - изрек я, - иначе не получается. А когда ожидание слишком затягивается, приходится менять цель и ждать того, кто явится поскорей. Вот куду, они как раз для того и существуют, чтобы не долго ждать, так сказать, скрашивать ожидание. Тебе бы не помешало к этому привыкнуть.
Она промолчала. Разговаривать было очень трудно, приходилось почти кричать. Через равные промежутки времени, отмеренные светофорами, на нас обрушивался настоящий шквал невообразимого шума. Сотрясались дома, обрывались все разговоры.
- Мне очень хочется с тобой поговорить, - продолжил я, - только ты все еще не можешь идти. Тебе бы надо выпить чашечку хорошего, крепкого кофе.
- Нет, - упрямилась она, - не хочу никакого кофе.
Я снова подозвал официанта. И объяснил ему, что ей необходимо выпить чашечку настоящего крепкого кофе.
- Это она, - заговорщически сообщил я, - та самая женщина с "Гибралтара".
Он так и остолбенел от изумления. Но сразу же, не сомневаясь ни секунды, поверил. И, будто это было достаточно веским обещанием, заверил, что немедленно сварит ей в отдельной кофеварке с фильтром настоящий крепкий кофе. На это потребуется от силы минут десять, не больше. Я сказал, что мы подождем. А вот она была совсем другого мнения.
- Хочу вернуться на яхту, - потребовала она.
Я сделал вид, будто даже не услыхал ее слов. Те десять минут, что мы прождали кофе, она ужасно страдала от шума.
- Какой смысл ждать, - капризничала она, - уверена, что и кофе будет тоже никудышный.
Ей хотелось, чтобы все было никудышным, чтобы все шло хуже некуда. Мне показалось, что она вот-вот закричит, я взял ее за руку и крепко сжал, чтобы помешать закричать. Официант заметил ее нетерпение. Снова подошел к нам, и я еще раз повторил, надеюсь, кофе будет и вправду что надо. Он ответил, что самолично занимается его приготовлением, что вода уже греется и он делает все, что в его силах. Она улыбнулась официанту, но так, будто хотела дать ему понять, что во всех несчастьях, что свалились ей на голову, виноват только я один и она прекрасно понимает, что он здесь совершенно ни при чем.
- Наверное, уже готово, - сказал он, - сейчас принесу.
Исчез и почти тотчас же, почти бегом, вернулся с кофеваркой. Теперь надо было подождать, пока весь кипяток просочится сквозь фильтр с кофе. Я стучал по фильтру, чтобы вода стекала поскорее.
- Так ты только все испортишь, - огорчилась она.
Я попробовал кофе. Он оказался отменным. Она взяла у меня из рук чашку и выпила ее залпом. Но было слишком горячо, она обожглась и снова жалобно застонала.
- Отличный кофе, - похвалил я.
- Не знаю, мне хочется поскорее уйти отсюда.
Я заметил, что ей не мешает привести в порядок волосы. Она обвязала голову шарфом.
- Куда бы тебе хотелось пойти?
Она вскочила со стула, в глазах стояли слезы.
- Ах, сама не знаю, сама не знаю.
- Хорошо, тогда пойдем в кино.
Я взял ее под руку. Она уронила шляпу. Мы вышли на широкую улицу, что вела к пляжу, в направлении, диаметрально противоположном порту. Там не было никаких кинотеатров, это сразу бросалось в глаза, то был квартал деловых контор и банков. Она этого даже не заметила, она вообще ни на что не глядела. Улица была тихой и спокойной, выходила в парк, который был виден издалека. И вызвала у меня желание снова вернуться на бульвар. Так мы прошли минут десять, потом я повернул назад.
- Ты сам не знаешь, чего хочешь, - проговорила она.
- Нет, знаю. Посмотреть какой-нибудь фильм. Иногда это просто необходимо, взять и сходить в кино.
Я уже не мог сказать, был ли знаком с ней раньше или только что впервые увидел и сразу влюбился без памяти. Да, у меня было такое чувство, будто все еще только начинается. Я изо всей силы сжал ей локоть, она поморщилась, но примерно так, будто была обречена терпеть эту боль, как и грохот грузовиков, как и все остальное, как судьбу. Мне хотелось, чтобы я ее еще не знал, и я пытался вообразить, будто она просто так идет впереди - незнакомка, с этим лицом, с этими глазами. Но, ясное дело, этот номер у меня не прошел. И все-таки она казалась мне еще прекрасней, чем в тот день, когда я увидел ее в зарослях тростника.
- А почему обязательно в кино? - кротко поинтересовалась она.
- А почему бы и нет?
- А ты знаешь, какой фильм мы будем с тобой смотреть?
- Что за вопрос, - ответил я, - конечно, знаю.
Она обернулась, у нее было такое лицо, будто она подозревала меня в каких-то злокозненных замыслах.
- Мне надо тебе кое-что сказать, - сообщил я.
- А при чем же здесь кино? - не поняла она.
- Кто знает…
Теперь мы вышли к бульвару, что соединял уже известную нам площадь с портом. По нему шли длинные вереницы грузовиков с железными опилками и углем. Я остановился перед одним из переходов. У нас вовсе не было никакой необходимости переходить на другую сторону, и, думаю, она тоже вполне отдавала себе в этом отчет, однако ничем не подала виду.
- Нам надо перейти на другую сторону, - сказал я.