- Собирайтесь, пойдем.
- Куда?
- Вас выписывают из санчасти, переводят в другое помещение. Скоро за вами приедут. Одевайтесь.
Я послушно оделся.
- Руки за спину, – скомандовал лейтенант. – Пошел!
Под конвоем меня увели. Оглянувшись, я еще успел посмотреть на Катю, наши глаза на мгновение встретились.
В санчасти я был двадцать дней, меня продержали там три недели, а потом перевели в другое место. Пока я там лежал, это было не самое худшее время, я хотя бы мог выспаться, меня лечили и сносно кормили. Но все хорошее когда-то должно было кончиться
Меня поместили в каком-то сарае или стайке для скота, в котором соорудили подстилку из соломы, снаружи приставили охрану. Свет я мог видеть только через маленькое узенькое окошко, которое находилось вверху. Теперь я вынужден был сидеть часами один, без какого либо общения. Для меня не было ничего страшнее, чем камера одиночка, где я просидел в гестапо и этот сарай. Единственное различие, что в нем были деревянные стены.
Терпеть это было тяжело. Если бы меня заставили работать, это было бы лучше, я уже согласился бы на любую работу, лишь бы не сидеть взаперти без дела общаться и быть среди людей. Я готов был общаться даже с врагами, лишь бы не быть в одиночестве, настолько я его не выносил! У меня был такой характер. Я был из тех, кого хоть в стан врагов, а он и там друзей найдет! Да и были ли русские для меня врагами? Злости и лютой ненависти я к ним не испытывал, скорей понимал, что не они войну эту начали, и мы к ним не в гости пришли. Если бы меня убили, то имели на это право. На сердце была какая-то тоска, что-то меня тянуло, какое-то необъяснимое было чувство. Я чувствовал нечто родственное с этими людьми. Наверное, это был зов крови, русской крови, которая была во мне перемешена. Я любил свою бабушку, и долгое время она была самым близким для меня человеком, даже русский язык был для меня таким же родным, как немецкий и польский.
Глава 37
В штабе комдив разговаривал по телефону, и докладывал обстановку.
- Да, да, обстановка, пока стабильная, готовимся к обороне товарищ командующий армией. Наша дивизия уже получила, дополнительно часть боеприпасов и вооружения.
В дверь постучали, вошел капитан, заместитель командира полка по политической части. Комдив продолжал.
- Да я знаю, что противник, вероятно, готовится наносить удар в стыке между нашей и соседней 70-й армией… Хорошо, будем докладывать обстановку. Пока товарищ командующий, – положил трубку.
- Разрешите доложить, капитан Синицкий по вашему приказанию прибыл, – доложил капитан.
- Проходите...- ответил комдив.
- Присаживайтесь, дело у меня к вам есть, - сказал полковник Джанджгава.
- Слушаю вас товарищ полковник. Какое?
- Знаете пленного, которого наши разведчики взяли?
- Это тот, который из немецкой разведки? Тогда наши разведчики уничтожили разведгруппу противника из шести человек. Одного взяли раненным?
- Да. Ему оказали помощь и оставили в нашей санчасти.
- Его не отправили в тыл?
- Нет, сначала решили вылечить, потом сказали что заберут. Сами приедут из НКВД.
- Хм?
- Можете его обработать?
- Предложить перейти на нашу сторону?
- Именно. Мне кажется это, возможно, думаю, что вам удастся его уговорить.
- Нет вопросов.
- Дело в том, что этот парень не глупый, даже слишком умен. По образованию журналист, со знанием иностранных языков, хорошо владеет русским. Такое редко встретишь. Мне жаль просто так отдавать его в руки НКВД. Его можно было бы использовать как консультанта, дополнительного переводчика с немецкого, помощника, проводника…
- Понимаю. Как зовут его?
- Краузе Ганс. Подожди, – зам комдива достал карикатуры.
Увидев их, капитан посмеялся.
- Это его работа?
- Это я заставил рисовать его карикатуру на свое руководство.
- Не плохо. Вы сами с ним уже поработали товарищ полковник, провели беседу по политической части! Подождите, у меня идея! А что если?
Политрук что-то начал нашептывать на ухо полковнику. Зам комдива засмеялся.
- Интересно конечно. Вы что, позабавиться решили? Не знаю. Ладно... - Обратился к комдиву, - Хочет на занятие его пригласить, для беседы с бойцами…
Не выдерживая заточения, я постучал в запертую дверь.
- Эй!
- Чего надо? – спросил голос из-за двери.
- Слышишь? Тебя как зовут?
- Вася.
- Вася, курить хочу, дай сигарету.
- Не положено.
- Пожалуйста. Умру сейчас!
Курить после ранения я бросил, но поскольку приходилось постоянно нервничать, то мне снова захотелось.
- Ладно, – он открыл дверь, дал прикурить сигарету и снова закрыл.
Я затянулся махоркой, но не ожидал что она такая крепкая. Во рту почувствовал горечь, першение, резко закашлялся. Втянув дымок, откинулся явно балдея, крышу немного снесло.
- Слышишь? Крепкий табак у вас большевиков, голова кружится, я уже пьяный. Спасибо! – лег на подстилку, подогнул под себя ноги, устроился поудобней и задремал.
Проспал на я наверное часа два. Проснувшись, снова постучался.
- Что надо?- ответил голос, уже другой.
- Я пить, есть хочу!
- Мало ли что тебе хочется, сиди!
- Меня что кормить не собираются? Я есть хочу!
- Заткнись! Сиди и жди, когда принесут.
- Пить дай! Воды! – закричал я истошно.
- Достал!
Солдат открыл дверь, дал мне фляжку.
- На!
Я принялся жадно глотать, так что влага стекала у меня по губам, проливаясь мимо.
- Все, давай, – он отобрал у меня флягу и снова запер дверь.
Я опять стал стучаться.
- Сиди фашист!
- Я фашист? Я не фашист! Не фашист! Слышишь! Не смей называть меня так! – стал пинать в дверь ногами.
- А кто ты?
- Я солдат! Я простой немецкий солдат!
Меня почему-то обидело это слово, я словно чувствовал на себе клеймо, как будто вляпался в дерьмо или грязь, от которой хотелось отмыться.
Вскоре за дверь я услышал шаги и голос Кати.
- Впусти, я еду для пленного принесла, его тоже кормить надо.
- Не положено. Давай, я сам ему передам. Иди.
Дверь открылась, и охранник вручил мне сверток.
- На, жри.
Дверь снова закрылась.
Я развернул сверток, заглянул в корзину. Там лежала банка с молоком, горбушка черного хлеба с салом, вареная картошка и яйцо. Явно проголодавшись, я накинулся на еду, уминая за обе щеки. Насытившись, я немного успокоился и какое-то время сидел молча, пока не приспичило в туалет. К счастью, солдат карауливший меня оказался понятливым и проблем не возникло. Как я понял, они менялись каждые два часа.
Поскольку у меня не было часов, я даже не знал сколько времени, ориентировался по солнцу, которое заглядывало в окно. Иногда спрашивал у солдата.
Глава 38
Ближе к вечеру ко мне зашел один из офицеров, в чине капитана, приятной внешности, лет тридцати, двадцати пяти, как оказалось заместитель командира по политической части.
- Здравствуйте. Меня зовут Александр Васильевич. Мне надо бы с вами побеседовать.
- О чем?
- Есть о чем. Я хотел бы сделать вам выгодное предложение.
- Какое?
- Если вы согласитесь, вас не отправят в лагерь для немецких военнопленных, поставят на довольствие, будут хорошо кормить, мы обеспечим вам приличные условия.
Этого я почему-то не ожидал. Что же на этот раз от меня надо?
- Что вы от меня хотите?
- Согласится на наши условия.
- Условия? Какие?
- Вы должны перейти на нашу сторону, и всячески нам помогать, в меру своих возможностей, выполнять все наши просьбы, распоряжения и приказы, беспрекословно им подчинятся.
- Я и так уже сделал для вас все что мог. Я сказал все что знал.
- Я вам верю. Вы же умный человек. Неужели вы все еще верите в победу Германии и вашего фюрера?
- Нет, не верю.
- Я тоже так думаю. Разве можно верить немецкому командованию, которое бросило на произвол судьбы 6-ю армию под Сталинградом? Сотни тысяч погибших и раненных, десятки тысяч попавших в плен. Им ничем не смогли помочь.
- Я знаю.
- Это была наша сокрушительная победа, и будет еще. Мы на этом не остановимся. За что погибают немецкие солдаты? Ваша война будет проиграна рано или поздно, все планы немецкого командования абсурдны и бессмысленны. Подумайте об этом. Я знаю, что в ваших жилах течет русская кровь, пусть даже смешанная. Ваша бабушка действительно была русской?
- Да, это правда. Она с моим дедом приехала в Польшу, в 17-м году, когда у вас была революция.
- Где вы родились?
- В Штеттене, это недалеко от границы с Польшей. Мой отец немец и я тоже имею немецкое гражданство.
- А где сейчас ваш отец?
- Он погиб.
- На фронте? Простите если так, – на лице капитана отразилось некоторое замешательство, поскольку это могло осложнить дело.
- Нет. Его убили, давно уже. Я тогда еще маленький был, мне было четыре года. Мама вышла замуж за другого. У меня с ним не лучшие отношения. Я с ним поссорился, он мать мою обижал. Я за нее вступился, а он сдал меня в гестапо
- Вот даже как?