- Как это все трогательно! - Лиана вытирала влажные от слез глаза.
- Ну вот, началось… - пробормотал Хэнк и тоже полез за платком.
Лиана, всхлипнув, вырвала платок у него из рук.
- Вот хочу - и плачу! В конце концов, не каждый раз становишься свидетелем такой встречи!
- Ну, ты, видно, телевизор не смотришь, - фыркнул Хэнк. - Там даже есть шоу такое. Отец встречает дочь, которую никогда не видел. Близнецы, разлученные при рождении двадцать лет назад, воссоединяются. - Он насмешливо, словно поддразнивая, взглянул на Коуди. - Может, позовем кого-нибудь с телевидения, а, Коуди? Немалую выгоду извлечем. У тебя будет шанс пропеть хвалы на нашем национальном телевидении и многих еще привлечь на нашу сторону.
- Ну хватит тебе, Хэнк, - пробубнил Коуди, покраснев при упоминании о всех этих попытках, предпринятых средствами массовой информации, после того как он несколько месяцев назад на собрании города предложил: всеми способами убеждайте женщин переезжать в Темптэйшн - они должны спасти умирающий город.
Хэнк только добродушно хихикнул, обнял Лиану за плечи и крепко прижал к себе.
- Ладно уж, это я так.
Из груди Мэри Клэр вырвался долгий вздох.
- Да, лишний раз убеждаешься: жизнь куда интереснее любого вымысла.
- Само собой. - Харли поднялся. - У меня созрел тост! - Он наполнил бокалы еще оставшимся - шампанским, встал за спиной у Рэгги, положил ей руку на плечо и поднял свой бокал: - За Рэгги, мою сестру! Ее возвращение - лучший свадебный подарок, о каком я мог только мечтать.
Рэгги вдруг вскочила и отставила в сторону свой бокал.
- Ох! Что же это я! Чуть не забыла! - Она выбежала из комнаты и вскоре вернулась с двумя длинными конвертами и вручила один Лиане, а другой Мэри Клэр: вложила им, растерянным, прямо в руки, воскликнула: - Поздравляю! - и, довольная, улыбнулась. - Медовый месяц - вам от меня!
- Медовый месяц? - охнула пораженная Мэри Клэр.
- Ну конечно же! Медовый месяц. Утром новобрачные отправляются на Косумел. Заказы, конечно, можно изменить, но почему же не поехать?
Мэри Клэр подняла глаза от билетов, которые вынула из конверта.
- О, Рэгги, мы так тебе благодарны, но… мы ведь не можем. Ты же понимаешь - дети…
- У детей, - решительно перебила Рэгги, - есть тетя Рэгги, она отлично присмотрит за ними, пока мама и папа загорают на Карибском солнышке. - И повернулась к Хэнку и Лиане: - А вы, ребята? Вам что мешает приятно провести медовый месяц?
Лиана хотела было ответить, но Хэнк быстро выхватил конверт у нее из руки.
- Нет-нет, ничего! Спасибо, Рэгги.
Лиана уставилась на него, раскрыв рот от удивления.
- А как же… твой бар? Кто будет управлять им?
- А мы его закроем. - Хэнк чмокнул ее в кончик носа. - Никуда он не денется! Уж я не упущу шанс провести недельку наедине с женой!
Этот парень мне определенно нравится, решила Рэгги, хотя сначала относилась к Хэнку довольно сдержанно. Если мужчина готов пойти на что угодно, лишь бы провести неделю с молодой женой, он имеет право на ее неизменное уважение. И она весело подмигнула Хэнку:
- Итак, решено: утром вы на неделю отправляетесь на Косумел.
Харли, тревожно нахмурившись, повернулся к Коуди:
- Не возражаешь присмотреть за домом, пока меня не будет?
Так и не попробовав шампанского, Коуди отставил свой бокал в сторону. Услышав, что Рэгги собирается опекать детей, он сразу же принялся строить собственные планы на отпуск. Неважно, куда ехать, только бы подальше от Темптэйшна и от Рэгги. Но сейчас он попал в ловушку: не лишать же друзей медового месяца, а если он не согласится помочь, Харли, само собой, никуда не поедет.
- Конечно же, не возражаю, - заверил он Харли, взявшись за шляпу и одной рукой нахлобучивая ее на голову: надо ретироваться, пока окончательно не обезумел. - Ну, ребята, мне пора. - Он обошел вокруг стола, потряс руку Харли, потом Хэнка, еще раз поздравляя; чмокнул в щеку Мэри Клэр, Лиану. Но, дойдя до Рэгги, сделал шаг назад, просто приподнял шляпу… и удалился, тихо прикрыв за собой дверь.
Рэгги посмотрела ему вслед, чувствуя горькую боль от его отчуждения. "Почему? - в замешательстве спрашивала она себя. - Почему Коуди обошелся со мной так холодно?" Что ж, бывало, он и раньше уходил без объяснений, но на этот раз ему не уйти так легко.
- Простите… - И она встала из-за стола. К тому времени, когда она выскочила через заднюю дверь, Коуди уже был на полпути к своему грузовику.
- Коуди! - позвала она. - Подожди!
Он повернулся, и от его взгляда, в котором читалась с трудом сдерживаемая ярость, у Рэгги похолодело внутри. Их разделяло футов шесть, но ей они казались милей.
- Что тебе нужно? - хмуро процедил он.
- Кажется, ты… - она смущенно покачала головой, - ну, не знаю… сердишься, что ли… Я надеялась…
Коуди подошел поближе, и глаза его стали грозового серого цвета.
- На что ты надеялась, Рэгги? Что я заколю в твою честь жирного тельца? Что я, как Харли, приму блудную сестренку с распростертыми объятиями? - Он подошел еще ближе, жар его ярости прямо душил ее. - Так вот, Рэгги, я не Харли! - проскрежетал он. - И я не твой брат. Никогда им не был и не буду. Я… - Он крепко сжал губы, чтобы не сказать больше, чтобы не сказать то, о чем после пожалеет.
Потом с хмурым видом повернулся к ней спиной и зашагал к своей машине, а она осталась стоять на дороге, глядя ему вслед.
Глава вторая
Телефонные будки, деревья, дорожные огни мелькали в тумане - Коуди весь свой гнев вложил в недозволенную скорость, на которой вел грузовичок сквозь ночь. Когда главная дорога перешла в узкий проселок, он сбросил скорость и остановился там, где кончалось шоссе и начиналась булыжная дорога, ведущая к дому Джека Барлоу. Посидел немного без движения, с безвольно сложенными на руле руками. Он глядел вперед, но ничего не видел перед собой; из груди его вырвался долгий вздох. Запал прошел - ну, в основном прошел: теперь он вполне владеет собой.
Вот и знакомая щель в изгороди, и почти незаметная полоска грязной дороги, давно заросшей сорняками. Много лет назад каждое утро, в любую погоду стоял он в этой щели, ожидая автобус, который отвозил его в школу. Там, в конце этой старой дороги, погруженной в темноту, - его старый дом. Повинуясь порыву или потому, что именно так, по его внутреннему ощущению, должен был завершиться этот день, Коуди повернул и поехал по знакомой с детства дороге.
Какая же она разбитая, ухабистая, колючий кустарник цепляет и царапает борта машины, камни так и сыплются из-под колес, ударяя там и сям. Проехав немного, он увидел вдали домик; резко повернув руль влево, затормозил, подняв облако пыли перед скрытым в тени строением, и прямо на него направил свет фар.
Перед ним как насмешка его наследство, единственное, что городской пьяница Бастер Файпс оставил после себя, когда отправился к праотцам по причине окончательно отказавшей печени.
Выключив мотор, Коуди выпрыгнул из машины, оставив фары зажженными. Несколько крыс, потревоженные его вторжением, нырнули в щель под дверью, шмыгнули по покосившемуся переднему крыльцу и исчезли в зарослях винограда и сорняков, опутавших весь двор. Не обращая на них внимания, Коуди снял пиджак, бросил его на сиденье и, закатав до локтей рукава рубашки, подошел к передней части машины. Прислонившись к горячему капоту, он сложил руки на груди, скрестил ноги и уставился на место, которое когда-то называл домом.
Кроме отвращения, ничего это созерцание не вызвало. Никогда здесь не было дома - ни для него, ни для кого другого. Просто он хранил здесь свое имущество, а иногда и использовал как пристанище. Уже более одиннадцати лет здесь царит запустение.
Некогда этой собственностью владели Кэрры, а старой хижиной пользовались охотники, получившие право охотиться на земле Кэрров. Но со временем отец Коуди порвал все деловые отношения с отцом Харли, пообещав выкупить хижину с пятью акрами окружающей ее земли. Старик не успел выполнить свое обещание, и Коуди пришлось работать на Кэрров, чтобы погасить долг.
Коуди вспоминал, тихонько покачивая головой. После смерти Бастера отец Харли пытался договориться с шестнадцатилетним Коуди, готовый просто передать ему землю, но гордость не позволила Коуди принять подарок. В учебное время он работал на Кэрров неполный день, а летом - весь день; после окончания школы нанялся на полный рабочий день, и так продолжалось, пока он не рассчитался до цента.
Жил он в хижине, в полном одиночестве, а потом в один прекрасный день упаковал вещи, уехал из Темптэйшна и стал зарабатывать на жизнь единственным искусством, которым наградил его добрый Бог, - верховой ездой. Вернувшись четыре года спустя и заняв должность шерифа, он предпочел снять жилье неподалеку от своего офиса, а не приводить в порядок старую хижину.
Когда окрестные мальчишки повыбивали в ней все стекла, он просто закрыл оконные проемы досками и повесил на двери табличку "Не хулиганить!". Но юных варваров это не остановило. Вообще-то особых ценностей тут никогда не было, даже при жизни старика: лачуга не стоила и спички, чтобы ее спалить. "Но это же все-таки мой дом!" - твердил себе Коуди. А пять акров, на которых он стоит, - его земля. Жилище, конечно, не шикарное, не Бог весть какая собственность, но зато свое, на лучшее пока рассчитывать не приходится.