Никто кроме меня не отметил, как дернулся рот Ирвинга при этом упоминании. Я мстительно улыбнулась про себя, и тут же почувствовала вину. У него ведь погибли родители! Нельзя так относиться к парню, ведь ему и так тяжело. Может он и не такой кретин, как кажется сейчас. Вполне возможно, что выспавшись, завтра, Ирвинг покажется мне совершенно иным человеком.
- Да, - сухо отозвался он, и не стал ничего объяснять. Но кое-что отличало этот ответ, от того, что он бы дал мне - Ирвинг постарался скрасить свои слова улыбкой. Красивой такой, журнальной улыбкой. Мама была польщена. Я закусила губу, чувствуя подвох и тяжесть этой улыбки.
- Твоя комната возле комнаты Флекс, так что она тебе все покажет. А Майей займется Етни, - мама повернулась к бледной девочке, и потрепала ее по щекам. Лицо Майи залил румянец, и я поняла, как же ей этого видимо не хватало - тепла, и того чтобы ее любили. Ирвинг не выглядел как человек, который очень-то будет заботиться о такой стороне потребностей другого человека, даже если это его сестра. - А мы позабираем все вещи. Надеюсь вам понравиться, как я обставила ваши комнаты.
- Ну, кончено же миссис Хаттон, - Ирвинг взял маму за руку, и я увидела совершенно иного Ирвинга, чем тот, который предстал передо мной - очаровательного юношу, в которого без памяти должна влюбиться каждая девушка города. Сейчас меня стошнит.
- Ой, да зови нас Патрик и Ерика, - весело хлопнул его по плечу отец. Я ощутила прилив гордости за него - даже в самые сложные времена он оставался добрым и искренним. Теперь у него будет два сына, как он о том и мечтал. И отец видимо хотел, чтобы семьей мы стали уже. Для него это было нормально, уже считать Етвудов своими детьми. Я бы так не торопилась, по крайней мере, все в Ирвинге сопротивлялось этому. И почему это было понятно лишь мне?
- Спасибо, Патрик, - без смущения отозвался Ирвинг, и с уколом в сердце я поняла, что являюсь единственным человеком, который не понравился ему в этом доме. Его ненависть меня теперь не просто поражала, а задевала.
- Пойдем, - хмуро бросила я и поспешила наверх. Ирвинг догнал меня быстрее, чем я ожидала. И если я думала, что он начнет разговор, чтобы хоть казаться милым, то ошибалась. Тяжелое молчание Ирвинга злило меня еще больше, и видимо одну меня отягощало.
- Внизу столовая, гостиная, кухня и кабинет отца. Третий этаж принадлежит родителям целиком. А второй наш - то есть детей. - сквозь зубы процедила я, понимая, что хотя бы должна изобразить гостеприимство.
- Ваш этаж, - иронично поправил Ирвинг, и я оглянулась на него, чтобы понять, что он имеет ввиду. Смуглое лицо и яркие зеленые глаза были обращены ко мне. - Я в отличие от вас, себя ребенком не считаю.
- Повторяй это чаще, может и остальные поверят, - вдруг огрызнулась я, а когда поняла, что говорю довольно таки ехидно, момент почти перемирия был упущен.
- Чтобы не возникало вопросов - я не по своей воле пропустил год в школе, - процедил он, тут же утратив всю легкость в голосе, что была до этого, и даже ироническую улыбку. Проступила тяжесть на его лице, глаза стали старше, и темнее. Мне стало неуютно рядом с ним, потому что я почувствовала его боль и усталость.
- То есть, хочешь сказать, что ты не тупой, и тебя вовсе не поэтому оставляют? - кинула я и пошла дальше по лестнице, уже не смотря на него.
Ярость Ирвинга докатилась до меня теплом его тела, оказавшегося рядом слишком близко и быстрее, чем я успела отстраниться. Он развернул меня на верхней площадке и заставил посмотреть на него. Я уже давно так близко не видела лица парня, и от этого мне стало неуютно смотреть на него. Слишком интимно близко, для такого знакомства.
- Не будь грубой, деточка. То, что я не оценил прелесть твоих кристально серых глаз и розовых губок, еще не значит, что стоит меня обзывать тупым, - сказал Ирвинг мне и, продолжая смотреть на него вот так с близка, я поняла, что он намного интереснее, чем казалось на фотографиях. Но вовсе не его привлекательность заставила меня задохнуться, а ярость. Я скинула его руку, и подалась на шаг назад.
- Какую прелесть!? - возмутилась я, - Может это тебе нужно быть вежливей, это все же мой…
И тут я замолчала, понимая, что едва не сказала нечто ужасное, и непростительное.
- Ну, - лицо Ирвинга стало в один миг темным, замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда я скажу что-либо подобное, чтобы иметь настоящую причину меня ненавидеть. - Говори, что хотела. Твой дом? Поверь, я это прекрасно знаю. И здесь лишь из-за Майи. Доучиться я мог и в Австралии.
Я почти открыла рот, чтобы извиниться, но не стала этого делать. Он сам был виноват, и мои слова только ответная реакция на его. Не понятным было одно - почему эта реакция такая бурная.
- У тебя своя отдельная ванная, а так же огромнейший шкаф. Окна комнаты выходят частично на море. Другое закрывает дерево во дворе, но внизу видно сад.
Это я протарабанила ему в лицо, как уставший гид, который рассказывает одно и то же изо дня в день, и мечтает об отпуске. При этом Ирвинг так и не отпустил второй руки с моего предплечья. Я начала нервничать, лицо его даже не дернулось. Оторвав от меня свою руку, он пропустил меня вперед, чтобы я показывала куда идти.
И хотя мне было неприятно осознавать, что когда он шел сзади, я чувствовала себя при этом незащищенной, это было лучше, чем прожигать в его спине дыру. И когда уже казалось коридор не кончиться, мы дошли до наших дверей. Я только мельком глянула на свою, чтобы убедиться не оставила ли Етни под нею корзину с нижним бельем. Хорошо, что она была забывчивая, мне бы не хотелось видеть его гадкую ухмылку по этому поводу. Даже еще толком не зная его, я уже могла понять, что так бы и было. Ирвинг бы не упустил такой возможности сказать мне что-то плохое. Он меня ненавидел.
Толкнув дверь в его комнату, я не стала заходить, и не стала ставать слишком близко. Тепло его злости меня смущало. За эту неделю я много времени провела в его комнате, помогая маме красить и обставлять все мебелью. Время от времени я возвращалась к их фотографиям, но потом ставила все назад. Комната могла бы быть уже готовой, если бы не коробки с их личными вещами, к которым мы не прикасались, мама считала, что они сами все разложат по своему вкусу. Я стояла и смотрела во внутрь, думая, насколько такому парню как он, может понравиться эта комната, и вовсе не смотрела на него. Но чувствовала, как долю секунды мой профиль прожигают его глаза.
Я думала, что он зайдет, но Ирвинг тоже остался на месте. К моему удивлению он обернулся на 180 градусов и посмотрел на мою дверь, выкрашенную в серый цвет, с лимонной надписью моего имени. Творчество Етни, которое мне понравилось, и я решила его оставить.
- Серая дверь, - констатировал с улыбкой, которую никто веселой бы не назвал, Ирвинг. - Наверняка твоя.
Я тут же поняла его намек о моей серости. Вот урод! А потом посмотрел в другой конец, глаза его тут же цепко охватили то, что разрисованную и обвешенную сделанными из бумаги цветами, дверь Ентни, было видно даже сюда. На двери Майкла висели флаги нескольких футбольных клубов, которые тоже прекрасно просматривались издалека. Моя же дверь ни о чем не говорила.
- Спорим, что твоя комната из каталога, и вылизана так, что кажется стерильной больничной палатой? - сказал он, и мне захотелось двинуть его по лицу. Спрятав руки в карманы, я пошла к своей комнате, радуясь, что наши двери не напротив. Хватит и того, что мы учиться тоже будем вместе. Но встречаться каждое утро здесь, когда никого не будет рядом - боюсь, это приведет к погибели кого-нибудь из нас.
- Видимо экскурсия закончилась, - отозвался он, смотря мне вслед, и видимо, пытаясь тем самым смутить меня. Не спорю, темно-зеленые глаза были странными и красивыми, но в данный момент, я бы с большим удовольствием их выцарапала.
- Пошел ты, - буркнула я, и, хлопнув дверьми, на миг прикрыла глаза. А когда открыла, моя прилизанная каталожная комната смотрела на меня. Пустота, вот что в ней было. Эта комната вообще ничего не могла сказать обо мне. Чертов гад, оказался прав. Почему я раньше этого не видела?
Обойдя по краю комнаты, я уселась на диванчик возле окна, и продолжала осматривать свои владения. Серый, бордовый, лимонный - вот и все, что тут было. Несколько фото висящих в рамках на стене, которые купила мама. Книги обернуты в одну и ту же бумагу, чтобы гармонировать с помещением, и пару CD-дисков. Одежда не валяется, все сложено в шкаф, и повсюду чисто. Но разве это плохо? И вообще, зачем я его слушаю, я целое утро потратила на этот порядок!
Вечер для меня стал таким же малорадостным. Родители за ужином пытались осторожно говорить с Етвудами, чтобы не задевать тем, которые бы касались родителей. Скорее это делалось ради Майи. Она почти ничего не ела, и как я поняла, это было вызвано усталостью. Етни кого хочешь, могла заговорить до смерти, но это был перелет из Ирландии и дорога из Лондона сюда. А потом целый день распаковывания вещей. Я валилась с ног, а что говорить о ней, ведь девочка еще была слаба после аварии, и я удивлялась, как она еще держится на ногах.